Последнее что запомнил за этот вечер — довольная рожа Григория, как он ставит даскан на какую-то клюку и протягивает мне. Беру, опрокидываю в себя и вижу… Небо… Тучки куда-то летящие… Ворон… И крепкие натруженные руки бережно поднимающие меня и как я плыву, плыву, плы… ву…

Среди черного омута сна почему-то запомнился один момент. Разговор с моим невропатологом, Людмилой Сергеевной, она укоризненно качала головой и приговаривала, — Федя, Федя, всего пятьдесят грамм. — И показывала маленькую хрустальную рюмку… Интересно, это к чему?

К чему весь этот сон, понял на следующий день. Я не мог, не то, что ходить и наклоняться, лежал с трудом. Ибо стоило закрыть глаза, как вселенная начинала тихонечко раскручиваться, с каждым оборотом набирая скорость.

Решил вышибать клин клином, и только со второй попытки смог запихнуть в себя пятьдесят граммов настойки. Немного полегчало, запарил милкины травы, выхлебал целую кружку и отправился спать на сеновал. Там забрался в самый дальний угол, зарылся в душистое сено и уснул. Зря я так поступил…

Проснулся от того что какая-то нехорошая личность, довольно больно засадила палкой в бок. Я заворчал спросонья, а когда это повторилась — обложил по матушке и послал к лешему. Этот кто-то, обрадовался такому обращению и с радостными криками убежал. Вернулся минут через десять с толпой таких же оголтелых поисковиков. В итоге, я был вытащен из берлоги и препровожден пред светлые очи Силантия. Он устроил головомойку, приказал вылить на меня пару ведер воды, потом я был загнан в дом, где дали полотенце и велели переодеваться. Де жавю! Может мне это все снится?

Реальность сидела за столом и жрала кашу, мою между прочим… Силантий ткнул пальцем в лавку и что-то промычал с полным ртом. А у меня кусок в глотку не лезет. Отрицательно помотал башкой, и рухнул ничком на кровать. Только смежил очи…

— Федор!

— Что тебе надобно старче? — Спросил голосом золотой рыбки. Да стрелец видимо не смотрел мультик и даже книжек не читал.

— Сидай на лавку, неча кверху каком, брюхо пролеживать. — Хлопнул ладонью рядом с собой.

Когда я, скрипя костями, словно старая развалина добрался до места, он коротко глянул, — Чавой вы с Шадровитым упились так?

— Давай потише, орешь как труба иерихонская, в голове словно черти в колокола звонят… Архип пришел и согласился пойти с нами… Совет дал и сказал — слово замолвлю ежели кто спрашать будет. И еще, предложил всех стрельцов из мундиров вытряхнуть и в гражданку одеть. — Закончил я, зевая во всю варежку и закрывая глаза. В чувство привел вопрос, полный недоумения.

— Из чего вытряхнуть и во что нарядить? Федька молви по русски, я твои слова тарабарские, ни черта не понимаю.

«Да все ты понимаешь старый пень, когда тебе надо»

— Кафтаны стрелецкие здесь оставить надобно, не гоже в них на ляхов ходить. Ты людей привел?

— Пять… Последовала пауза в которую я вставил свои три копейки.

— Всего — то? А молвил — Три десятка, — дальше я услышал такое, что у меня сразу прошла головная боль, открылись глаза и, началось сильное заикание.

— Я те счаз в лоб как дам, чтоб старших не перебивал. Пять десятков и через седмицу еще три.

Я выпрямился на лавке до стойки — смирно. Открыл рот, закрыл, вытер внезапно набежавшую испарину, — Ч-чего?

— Чаго слышал… И бросил на стол ложку, раздраженно между прочим. Встал из-за стола залез в свой сундук, вынул, до боли знакомый кошель и шваркнул на стол предо мной, — Забирай, не понадобилось.

— Это что, пороха, не будет что ли?

— Ужо сгрузили и Климу ключи отдали. — Под пороховой склад, была выделена старенькая банька, стоявшая на отшибе, в паре сотен метров от деревни, на берегу небольшого ручейка.

— А это тогда что такое? — Приподнял звякнувший медью кошель.

— Деньги.

— А откуда порох? — Я тупил по черному… А Силантий, как мне кажется, надо мной просто издевается.

— Дали.

— Кто?

— Молвил тебе ужо.

Я задал другой вопрос, — Сколько пороха привез?

Тут он первый улыбнулся за все прошедшее время, — Пятнадцать пудов. — Улыбка поблекла и с грустью в голосе добавил. — Заместо того что бы денег взять, дали полусотню юнаков, за долю от добычи. Ну и до места обоз довести надобно было, татей даже разок шуганули, они нас с купцами спутали.

— И где эта банда? — Спросил догадываясь что услышу в ответ.

— Так ты же все приготовил, тама они и сидят. Тебя ждут.

— А кто ими командует, — Глянул на Силантия и поправился, — старшинствует?

И услышал ответ, от которого пожалел что родился. — Ты!

Моя голова отказывалась, что-либо понимать и начала тихо-тихо поскуливать, требуя дать обезболивающие. Хрен тебе во всю лысину…

— Силантий, ты поехал за порохом. Так?

— Да.

— Ты за каким-то чертом, наплел там незнамо чего и тебе всучили полусотню. Так?

— Нет.

— А как оно было? — Задал вопрос и отправился к кадушке с остатками капусты, цедить лекарство.

— Тя в роду в пытошной никто не служил?

— Силантий, у меня и так башка ни чего не понимает, так ты еще всякое спрашиваешь. Не было таких.

— Я мне видится что были… Со стариками словом перемолвился, со своими, бывшими…

Ополовинив кружку, живительной, кисло-соленой влаги. Почувствовал себя чуток бодрей, и даже туманная пелена на мозгах приподнялась. — То, что ты был сотником, мне ведомо, не ведомо токмо одно — сколько у тебя друзей, которые по первому твоему слову, людишек тебе дают.

— В Живых осталось (он так и сказал с большой буквы) сотни две будет… А что так?

— И сколько из них сотниками, десятниками служит и думаю — что есть голова полковой… Кто ты Силантий?

— Стрелец, войска московского. — Я посмотрел на него и в его честные правдивые глаза… Махнул рукой. — Не хочешь молвить, ну и хрен с тобой. А вот ежели кого побьют до смерти, как с этим быть? А это война, такое зараз может случится.

— По воле своей идут и господа нашего, Иисуса Христа, остальное все в руциях божьих.

— Не разбегутся твои юнаки по домам, как только ляхов завидят?

— А это как учить будешь.

Уел Силантий, слов нет одни слюни. Допил остатки из кружки, поставил на стол. — Пойдем, глянем на наше воинство.

— Ну, что ж пойдем. Смотрю, ожил маненько?

— Мне бы не сдохнуть до вечера, а там, в храпово поеду.

— Куда ты столько спишь?

— Про запас, в походе некогда будет.

Когда мы вошли в казарму (думаю словечко скоро приживется) нас встретил негромкий гул голосов переговаривающихся парней. Кто-то сидел на нарах, кто-то спал. Некоторые собрались кучками и что-то тихо (как им казалось) обсуждали. На нас не обратили никого внимания, потребовалось простоять минут десять, прежде чем нас заметили, и лица всех собравшихся повернулись в нашу сторону.

Силантий скомандовал, — Айда на двор и подымите засонь, а то проспят царство небесное.

Мы вышли и стали ждать пока народ мелкими группками выходящий, соберется в нестройную толпу. На лице Силантия было такое выражение, словно лимон сожрал, вместе со шкурой. Как я его понимал, и мне стало жалко себя… Склонился к стрельцу. — Силантий, а можно я пристрелю кого ни-будь?

— Не пока не надобно, вот чуток опосля, а хотя вон того, рыжего, можешь стрелить. — Кивнул головой на рыжеватого мальчишку лет семнадцати, пытающегося втиснутся между двумя здоровенными лбами, они со смешками отпихивали его.

Мне надел этот половой беспредел. Достал пистолет и выстрелил, целясь у них над головами, пуля прожужжали довольно низко, и с глухим шлепком врезалась в бревенчатую стену.

Спокойно перезарядил оружие, не убирая в кобуру, пошел вдоль этого подобия строя. Меня провожали разные взгляды от испуганных до заинтересованных. Даже пара безразличных попалась (надо Силантию сказать — чтоб поговорил с ребятишками) Дошел до угла казармы, из плетня выворотил кол и, пятясь задом начертил жирную линию на земле. Закончив — отбросил деревяшку и отряхнул руки.