Посланец царского главнокомандующего сказал и о сокровенном желании воеводы, подуставшего от войны:

— Если и этот штурм чигиринцы отобьют, то великий визирь скорее всего уведёт султанское войско обратно. К Днестру и далее. А там и войне может конец стать...

Но этому Чигиринский комендант не верил, поскольку подобные известия он уже получал не раз. Великий визирь Мустафа-паша не мог отступить от крепости, не нанеся ей поражения. В противном случае в Стамбуле его ждали бы позор от султана и вполне вероятная ссылка на один из островов Эгейского или Мраморного морей.

Царский воевода прислал Гордону в подкрепление полковника Селуана Вестгофа с его солдатами. Их комендант расположил в старом замке в качестве резерва. Все остальные гарнизонные полки заметно поредели из-за каждодневных бомбардировок. Как всегда при затяжке осадного сидения, появилось много больных, прежде всего страдавших «животом» от плохой питьевой воды.

Турецкая артиллерия уже много дней обстреливала всю территорию крепости. Тяжёлые орудия били теперь не только по валу, но и, как сейчас говорится, по «площадям». В Чигирине теперь не было уголка, в который бы время от времени не залетали то чугунные ядра, то рвущиеся на земле бомбы, изрыгавшие по десятку разящих осколков. Бомбардировки чаще велись залпами, стали стрелять и по ночам.

Сообщения дезертира, бежавшего из султанской армии, оказалось не ложным. Около часа дня под городским валом была взорвана мощная пороховая мина, проделавшая в нём огромный пролом. Стрельцов, бывших здесь на валу, десятками разметало в стороны. Этим и воспользовались штурмующие, которые, почти не встречая сопротивления, оказались в проломе.

Турки, водрузив на валу три зелёных знамени и зажёгши деревянный бруствер городского вала, огромными толпами ворвались в Чигирин. На его улочках среди полуразрушенных ядрами и бомбами строений завязались ожесточённые рукопашные схватки, в которых нападающие стали брать верх сражаться не умением, а числом.

Полковник Гордон взял руководство боем на себя. Вот как он описывает в «Дневнике» события того дня:

«Между тем пришло известие, что они взяли город. Гордон отправил в город на помощь Курский и Озерский полки, а из казаков Сумский и Ахтырский. Настигнув турок, прежде чем они достигли базарной площади, полки эти обратили их в бегство; одни из них, зажёгши остальную часть города, бежали в пролом, другие вдоль вала и реки. Между тем христиане преследовали турок довольно беспорядочно, да их было и немного, вследствие этого турки, получив подкрепление, легко обратили их в бегство. Множество турок, выступив из лагеря и траншей, преследовало христиан и рубило всё, что только попадалось, больше же всего казаков. С русской стороны было убито 2 майора, 1 лейтенант и около 600 рядовых, частью русских, частью казаков.

Турки дошли до самых ворот у моста, которые были так набиты бежавшими солдатами, что многие были задавленными. Так как мост был узок и проломан, то многие погибли в реке и болоте.

Уже раньше турки зажгли бруствер вала, теперь же они зажгли остальную часть города и, двигаясь вдоль вала у реки, завладели бастионами и больверками.

Между тем солдаты, посланные Гордоном для стычек с врагом, вступили в те переулки, где огонь не был особенно силён, значительно побили турок, так как последние были рассеяны по разным местам и заняты грабежом, и отогнали их к базарной площади. Здесь турки оказали сопротивление и вынудили христиан отступить; но последние, получив подкрепление, вновь обратили в бегство врага, таким образом, одна сторона отгоняла другую попеременно в течение полутора часов.

В то время турки, чтобы разъединить силы русских, сделали одновременно в нескольких местах мужественные нападения на валы замка. Турки зажгли деревянный вал замка. Так как вал был очень сух, то огонь настолько сильно распространился, что спасти вал было уже нельзя.

Между тем бояре, зная через гонцов, в каком положении находятся осаждённые, выступили с армией и послали на помощь несколько полков, которые, однако, вследствие большого расстояния не могли прибыть вовремя.

Гордон велел поставить русские знамёна на ворота и вал. Заметив это, полки начали, хоть и медленно, приближаться. Когда они вышли из долины к песчаным холмам, турецкая кавалерия, подкреплённая пехотой, вступила с ними в стычки. Они, оказывая сопротивление туркам, отклонились от дороги.

Комендант посылал гонца за гонцом, чтобы они спешили с помощью, указывая им на величайшую опасность, в которой находились осаждённые, так как офицеры и солдаты совершенно упали духом, а замок со стороны города очень ветх и не будет в состоянии держаться, если турки не будут прогнаны из города. Ни этот гонец, ни другие, посланные Гордоном, не привозили никакого ответа; было только приказание 3 полкам двигаться для защиты ворот.

В 6 часов к воротам прибыли три стрелецких полка и напали на траншеи, которые турки устроили внизу у холма, но, встреченные несколькими залпами, повернули назад.

Так как наступил вечер, Гордон вернулся в замок, собрал полковников русских и казацких полков и отдал приказ каждому быть на своём посту, грозя в противном случае немилостью царя...»

Этот отрывок из гордоновского «Дневника» показывает, какое упорное сопротивление встретили турки, ворвавшиеся в городские кварталы Чигирина. К вечеру в «нижнем городе» защитники крепости удерживали только отдельные дома и бастионы, но целиком он был уже потерян. Кара-Мустафа-паша подтянул туда даже часть конницы — спагов и крымских татар, хотя тем и развернуться было негде.

В замке, наиболее укреплённой части крепости, собрались остатки разных солдатских, стрелецких и казачьих полков, которые перемешались между собой и уже не представляли из себя организованной силы. Сотники с пятидесятниками и капитаны с поручиками, надрывая голос, ругались на чём свет стоит, пытались собрать подчинённых. Но толку из этого выходило мало.

Везде пылали пожары, горели амбары с хлебом и военными припасами, остатки деревянных крепостных укреплений. Запах сильной гари витал в воздухе. Огонь подбирался к пороховым погребам. Турецкие осадные батареи вели огонь по замку, не боясь поразить своих.

Схватки в Чигиринской крепости продолжались всю ночь. Отдельные военачальники старались спасти положение. Так, Чигиринский полковник и голова Карпов, не спрашивая на то разрешения у коменданта, отбил с сумскими и ахтырскими казаками турок-пехотинцев от городской мельницы, что стояла против городских ворот. Он и сообщил боярину-воеводе Ромодановскому, что по мельничной плотине через Тясьмин можно свободно попасть в город.

В него были немедленно посланы из лагеря теперь уже генерал-майор Матвей Кровков с солдатским полком и стрелецкий голова Алексей Карандеев со своим «приказом». Полковник Гордон даже не знал об этом. Посланный к нему от воеводы стольник был сражён вражеским ядром вместе с лошадью и сброшен с плотины в заводь.

Без ведома коменданта начали покидать горевший город отдельные части гарнизона, воспользовавшись тем, что солдаты Матвея Кровкова заняли и удерживали от нападавших турок мельничную плотину. Таким образом из «нижнего города» за реку ушло немало разрозненных групп солдат, стрельцов и казаков. К чести их, они не бросали ружей и прочего личного оружия. Пешие и конные турки, которые бросались было преследовать отступавших, отбивались русскими на позиции у городской мельницы. Те отстреливались даже из притащенных с собой малокалиберных пушчонок.

На исходе ночи в русский лагерь пришёл из Чигирина, из «нижнего города» дьяк Василий Минитин и некий «полковник с ратными людьми». Они вышли из города по тайникам и «городовым подлазам» к реке Тясьмин, пробились к мельничной плотине и ушли на другой берег. Сколько их было — неизвестно, потому что «они шли не строем и сметы (списка) у них ратным людям не было». То были последние ратники, которые бились с османами вне замка. Отстоять крепостной вал, выходивший к речному берегу, они не смогли.