Этой ночью генерал Гордон наметил два места, где предстояло подготовить позиции для мортир. Траншеи углубили, расширили и к полудню довели до такого совершенства, что уже можно стало разместить 8 мортир. Они открыли стрельбу по городу и метали бомбы с большим успехом...»

Уже первый день стояния петровской армии под станами Азовской крепости показал, что между начальниками отдельных отрядов лада не будет. Гордон, предлагая свой план размещения осадных войск, доказывал другим двум генералам:

   — Господин генерал Франц Яковлевич! Крепостные ворота прямо у вашего лагеря, турки легко могут сделать сильную вылазку. Будь вы поближе к моему стану, то я вам всегда сумею вовремя помочь...

Обращаясь к генералу Автоному Михайловичу Головину, шотландец убедил его в следующем:

   — Ваша милость, вы так далеко встали от нас с Францем Яковлевичем, что можете оказаться под ударом татарской конницы из степи. Если же нападут на нас, то скорой помощи мы от вас не получим...

Лефорт и Головин не соглашались с Патриком Гордоном, упорствовали на своём. Бомбардир Преображенского полка Пётр Алексеев, на военном совете говоривший мало, а больше слушавший спорщиков, под конец сказал:

   — Полкам стоять так, как уже встали. Дальше будет видно, как война покажет. Теперь надо больше думать об осаде, о фортификационных заботах...

Во главе Азовской армии была поставлена «консилия» — военный совет из трёх генералов, отрядных или корпусных командиров: А. М. Головина, Ф. Я. Лефорта и П. И. Гордона. Но реальной властью «консилия» не обладала, её решения вступали в силу только после утверждения «бомбардиром Преображенского полка Петром Алексеевым». Под этим именем в армии находился царь. Таким образом, русская армия оказалась лишённой единого оперативного командования.

Русская армия численностью в 31 тысячу человек обложила турецкую крепость с суши. Войска Головина встали на правом фланге, в центре — полки Гордона, на левом фланге — Лефорта. Пётр I держал свою штаб-квартиру в корпусе Головина. Выше крепости, на берегу Дона, стали походным лагерем семь тысяч донских казаков.

Осаждавшие, не медля, приступили к рытью апрошей — зигзагообразных рвов, обеспечивавших безопасное продвижение к крепости, и установке артиллерийских батарей. Вскоре начался обстрел крепости. Генерал Патрик Гордон умело руководил инженерными работами, не раз получая царские благодарности.

Первый раз шотландец показал Петру I только-только завершённые траншеи, выдвинутые вперёд и прикрытые валом. Их расположение понравилось царю:

   — Зело искусно выкопано, Пётр Иванович. Какова же выгода нам от них?

Генерал Патрик Гордон с поклоном и со всей учтивостью ответил:

   — Ваше величество, это только начало осадных сооружений. Но уже сейчас на том месте, где вы стоите, мой государь, можно поставить мортиры и бомбардировать из них город.

Бомбардиру Петру Алексееву, едва ли не больше всего любившего на войне «огненную потеху», такой ответ понравился. Он приказал генералу:

   — Вели сей час разместить здесь три мортиры. Пусть канониры из каждой из них при мне бросят по бомбе.

Патрик Гордон на карте местности стал показывать государю расположение новых осадных сооружений перед его лагерем. Тем часом две сотни стрельцов с натугой, подгоняемые своим полковым командиром, доставили к траншее три мортиры. На месте их устанавливали сами артиллеристы. Старший в чине прапорщика доложил царю:

   — Ваше величество! Как прикажете?

   — На первый раз выпалишь по крепости по одной бомбе из каждого ствола. Выпусти их под сорок пять градусов, больше не надо.

Мортиры одна за другой дали нестройный залп. С позиции было хорошо видна траектория полёта выпущенных снарядов. Они «хорошо» попали в город — разрывы бомб оказались видны. Самодержец похвалил канониров:

   — Молодцы! Порадовали меня. Так и дальше метайте бомбы в город. Цели себе выберите.

И, обернувшись к подьячему, на шее которого висела чернильница и связка отточенных гусиных перьев, стоявшему среди сопровождавшей его свиты, сказал:

   — Напиши мой царский указ — всем бомбардирам этой траншеи за меткую стрельбу выдать наградных по рублю серебром. Прапорщику — чин подпоручика. Указ объявить по всей осадной артиллерии...

Пётр, молодой и горячий самодержец в звании бомбардира, властно вмешивался во все мелочи, сам стрелял из пушек по Азову, с киркой и лопатой работал в траншеях под огнём турок, подолгу и шумно пировал со своими любимцами. Царь много времени проводил на позициях Гордона, осваивая на деле европейские правила ведения осадных инженерных работ.

Не раз и не два генерал Патрик Гордон кричал во время стрельб по крепости его царскому величеству:

   — Ах тунг! Берегись!..

Турки с крепостных бастионов давно заприметили на главной батарее русских удачливого бомбардира, выделявшегося среди всех своим ростом. Турецкие пушкари старались пристреляться к нему, посылая в стан русских немало ядер и бомб.

К их полёту и разрывам там привыкли не сразу. Бомбы, прежде чем взорваться и осыпать людей чугунными осколками, крутились с шипением по траве. При виде этого осаждающие бросались ничком на землю в ожидании грохота разрыва или прикрывали лица рукавами кафтанов. В такие минуты Патрик Гордон наставлял подчинённых, демонстрируя личное бесстрашие:

   — Не надо кланяться до земли турецким мячикам... Нехорошо бывать трусом... А ещё русский солдат...

Шотландцу с его энергией и Чигиринским опытом ведения осадной войны приходилось нелегко в общении с армейскими военными инженерами. Их под Азов прибыло три — Франц Тиммерман, Адам Вейде и Яков Брюс. Нанятые за высокую плату иноземцы при всех своих знаниях не торопили события. Вели они себя, особенно голландец Тиммерман, «высоковато». Тот для походного плавания по Волге вытребовал себе отдельный струг, обустроенный с максимумом походного комфорта. В общении с ними генерал Гордон проявлял немалую настойчивость:

   — Господин инженер Франц Фёдорович, — обращался Гордон к Тиммерману, — эту апрошу надо продолжить ночью. Я выделю сотню стрельцов и дам им охрану. К утру апроша будет готова.

   — Господин генерал, работать здесь ночью нельзя. Я не могу видеть, куда она пойдёт. Землекопы могут увести её в сторону...

   — Тогда вечером следует сделать разметку продолжения траншеи и поставить вехи. Это же можно вам сделать.

   — Всё равно будут неточности в сравнении с моим чертежом фортификационных сооружений. Тем более что его видел царское высочество. Нет, никак нельзя заканчивать апроши по ночам...

Однако опытный Гордон гнул своё. Земляные работы лучше всего продвигались на позиции, которую занимали гордоновские полки. Бомбардир Пётр Алексеев почти каждодневно бывал здесь. Он немало удивлялся ускоренному ходу осадных земляных работ:

   — Скажи, ваша милость, когда ты всё успеваешь со своими людьми? У Франца Яковлевича с Головиным тоже земляные работы вовсю ведутся. А твои апроши на добрую сотню сажень вперёд их ушли.

Патрик Гордон, имевший высокое понятие о чести дворянина и офицера, никогда не жаловался на армейских коллег государю. Свои обиды за их нерадивость он обычно выплёскивал в дневниковых записях. Потому он неизменно отвечал государю:

   — Ваше величество, стараемся на ваше царское дело днём и ночью, чтоб Азовскую Крепость быстрей стеснить...

Австрийский агент (военный наблюдатель) при русской армии в Первом Азовском походе Плейер в своих заметках о жизни в Московии писал:

«...Большой бомбардир (ибо так царь желал называться и собственными руками начинял гранаты и бомбы) поставил на сооружённые генералом Гордоном батареи, потому что его собственные (на позициях Головина. — А. Ш.) не были ещё готовы, 8 маленьких мортир и стрелял из них по большой части сам в течение двух недель».