На сончевской площади рейтары, скакавшие туда со всех улиц, соединились наконец-то воедино. Под командованием своих ротмистров они отогнали нападавших подальше, за городскую ратушу. В той схватке Гордон стал сторонним свидетелем, как горцы сразили топориком знамёнщика и полковой штандарт стал их добычей. Отбить его рейтары не смогли.

Когда рейтары стали пробиваться сквозь атакующих к городским воротам, они попали под мушкетную пальбу своих же солдат. Началась паника, и под корнетом рухнула лошадь. Но он успел вовремя соскочить с седла и вновь поднять её на ноги.

Остатки королевского кавалерийского полка пробивались из Сонча кто как мог. Гордон, призвав в заступничество Всемогущего Бога, вырвался из города через растворенные ворота. Однако один из толпившихся там поляков, вооружённый косой, надетой на древко, сумел ею ударить рейтарского корнета по голове. Но коса прошлась вскользь по шляпе скакавшего всадника и, на удивление, не причинила ему большого вреда, лишь оглушила. Причём сильно.

Беглецы смогли удачно переправиться через реку и взяли путь к Кракову, на ходу подсчитывая понесённые потери в людях и лошадях. В отместку за поражение рейтары разграбили оказавшийся на пути богатый панский дом, и при разделе добычи шотландцу досталось «кое-какое бельё» хозяина усадьбы. Часть награбленного он продал на следующий день краковскому уличному торговцу.

Вскоре после сончевского побоища офицер-рейтар Гордон попал в плен к полякам. Случилось это так. Шотландец был послан с проводником, дворянином по происхождению, осмотреть квартиры для постоя на пути движения своего полка. Ничего не подозревая, они остановились в трактире и вскоре поняли, что находятся в окружении конных и пеших врагов. Поскольку побег был невозможен, корнет с товарищем забаррикадировались в одной из комнат трактира.

Тогда поляки, собравшись в большом числе за дверью, стали её выламывать, грозя страшными проклятиями ненавистным шведам, которые принесли великое разорение на их землю. Патрик, уже довольно сносно понимавший по-польски, крикнул им:

   — Я не швед! Я шотландец!

Однако это не подействовало и нападавшие продолжали выламывать дверь, несмотря на жалостливые вопли хозяина трактира. Тогда шотландец снова закричал:

   — Я ещё погляжу на тех, кто первым сюда войдёт! У меня пара заряженных пистолетов и мой шотландский палаш. Берегитесь!..

За дверью притихли, и было слышно, как сразу несколько человек призывают хозяина трактира отговорить своих постояльцев от сопротивления и сдаться. При этом слышалось, что именем шляхтича Яна Стоцкого им обещалась личная безопасность. Наконец один из поляков на ломаном немецком языке крикнул в дверь:

   — Сдавайтесь на милость!

Сообразительный ландскнехт, не собиравшийся умирать в польском трактире за коронованного властелина Швеции, сразу же громко ответил:

   — Готов сдаться на хороших условиях.

Так шотландец в первый, но не в последний раз стал пленником. Шляхтич Ян Стоцкий сдержал своё слово и сохранил рейтару жизнь, отвезя его верхом на худой кобылке и свой панский дом. Там он убедил шведского ландскнехта добровольно расстаться со всем нажитым. Переговоры на сей счёт велись на латыни.

Пленник с «лёгкой душой» отдал шляхтичу, вооружённому с головы до ног, в присутствии его паненки свой объёмистый кожаный кошелёк. Пан пересчитал деньги: серебряные девять дукатов, четыре талера и около восьми флоринов мелкой медной монетой. После этого пан Ян Стоцкий с изысканной вежливостью сказал шотландцу:

— Это очень мало, пан швед. Вам придётся добровольно расстаться и с потаёнными при вашей особе сокровищами. В противном случае вы будете связаны и обысканы. А ваше ближайшее будущее не принесёт вам ничего радостного — в случае сопротивления я отдам вас в руки холопов.

С многократно ограбленными польскими крестьянами шведскому наёмнику встречаться безоружным смысла не было. Поэтому Патрик извлёк из своей одежды все потаённые сокровища, которые днём и ночью носил при себе, не доверяя походному сундучку и кожаной суме, которая приторачивалась сзади к седлу.

Это были два золотых браслета с эмалевыми замками, тонкая золотая цепочка в полтора локтя длиной, три кольца с каменьями, один с большим сапфиром, а два других с бриллиантами, четыре дюжины серебряных с позолотой пуговок, срезанных с «трофейных» мундиров, амулет и ещё кое-какие безделушки общей ценою в 150 дукатов. Или даже более того.

При виде такого маленького богатства шляхтич не смог сдержать радости. А пани Стоцкая — скрыть своего удовольствия, поскольку многое из этих золотых и серебряных вещих предназначалось для её шкатулки с украшениями. Так наёмник лишился всей военной добычи.

После этого пан Ян Стоцкий заверил своего пленника, что теперь его жизнь в полной безопасности. И что будет ещё лучше, если шотландец, так хорошо говорящий по-латыни, не скажет о потерянном никому из других шляхтичей польского короля.

После этой процедуры его отвезли под усиленной охраной в Краков, и там он был допрошен комендантом польского гарнизона, капитаном-немцем, таким же ландскнехтом, что и Гордон. От него требовали назвать численность какого-то шведского отряда, действовавшего вблизи города. В противном случае шотландцу грозили вывернуть конечности и прижечь бока смоляными факелами. Но всё обошлось, и рейтар оказался в краковской тюрьме, где уже томилось немало военнопленных.

За непослушание тюремщику корнета сперва посадили в каменную яму, а потом приковали к тяжёлой железной цепи вместе с тремя другими пленниками. Вскоре к нему пришёл в гости шляхтич Ян Стоцкий, который принёс с собой водки и угостил ею узника. Всего в краковской тюрьме пленник провёл тринадцать недель.

После этого через посредство священника из Францисканского ордена Гордону как стороннику строгого католицизма вместе с несколькими пленными удалось добиться личной свободы, но с условием вступить в ряды польской королевской армии. Так рейтар стал драгуном. Офицерское звание его пока не признавалось.

Вербовка прошла без долгих проволочек. Городской староста спросил по-латыни из окна городской ратуши подведённого к нему под стражей шотландца:

   — Пленный солдат, хочешь ли ты служить польской короне?

   — Хочу, пан староста. Весьма охотно.

   — Тогда я принимаю тебя, как истинного католика, на службу в полк ясновельможного князя Любомирского.

   — Премного благодарен, пан староста. Да храни вас Господь за такое доброе дело...

Так шотландский дворянин вновь стал кавалеристом на шведско-польской войне. Он попал под командование капитана-немца, который остался доволен оборванным видом изголодавшегося новобранца и приказал выдать ему синий кафтан и коня какого-то убитого в бою драгуна. Так же поступили и с другими ландскнехтами из числа пленных, сидевших в краковской тюрьме.

Но польские драгуны подозрительно относились к новичкам, зная, что все они чужестранцы и не все католики. Оружие — палаш и пистолеты — Гордон раздобыл себе несколько позже.

Новоиспечённому драгуну довелось побывать в Варшаве, куда после очередного перемирия вступили польские войска. Однако война возобновилась, но теперь против Польши выступило Московское царство.

Польская земля подверглась новому опустошению со стороны шведов, украинских казаков Богдана Зиновия Хмельницкого и конницы крымского хана, московитов. Последние взяли Вильно и Литву, разорили Люблин. Польскому королю пришлось отступить из Кракова, а потом бежать в соседнюю Силезию. Ему не помогло даже обещание выдать королевской наёмной армии задержанное за три четверти года жалованье.

В начале 1656 года драгуну польской короны Патрику Гордону довелось побывать в нескольких боях со шведами. Он участвовал во взятии Сандомира и счастливо избежал там гибели. Шведы решили угостить неприятеля так называемым «шведским напитком», заложив сильный пороховой заряд в каземат сандомирского замка, подожгли запал, а сами успели сесть в лодки. Ликующие поляки ворвались в замок, и тут прозвучал мощный взрыв. Под обломками погибло более полтысячи атакующих.