— Нежелательных? Многие годы все вокруг, не исключая и меня саму, думали, что я бесплодна. — Мод повернулась к Олдит. — Ты понимаешь, что я могу иметь ребенка?

Олдит в ужасе посмотрела на нее.

— Иметь ре… ты сошла с ума, дитя? Подумай о последствиях! Стоит только кому-нибудь заподозрить, что ты собираешься родить бастарда, как всем твоим надеждам на корону придет конец, а твоя репутация окончательно рухнет. Жоффруа Анжуйский с полным правом выгонит тебя, заточит в монастырь или… — голос Олдит понизился до шепота, — или еще хуже.

— Хуже?

— Если муж узнает, что его жена забеременела от другого мужчины, кто может сказать, что ему придет в голову? И как ты думаешь, что сделает с тобой король Генрих, если ты навлечешь на королевский дом Нормандии такой позор? Не говоря уже о Святой церкви! Она заклеймит позором супружескую измену…

— Постой! Постой! Звучит убедительно. Я согласна: нужно покончить с этим… затруднением.

Но все же, когда позже Мод спустилась вниз по лестнице в большой зал, она была в растерянности и нерешительности. От нежеланных детей, конечно, избавлялись, невзирая на осуждение Святой церкви. Женщины (главным образом повивальные бабки) часто оказывали помощь согрешившим, для которых уже не было иного выхода. Мод всего этого не одобряла. А сейчас ее передергивало от одной мысли об уничтожении ребенка — доказательства любви Стефана. Как ей хотелось, чтобы сейчас он был рядом и они могли бы обсудить все вместе.

Время обеда еще не настало, и большой зал был наполовину пуст. Слуги устанавливали столы на козлах, несколько баронов вели поодаль пустую беседу, сенешаль проверял счета. В дальнем конце зала на возвышении стоял старинный трон герцогов Нормандских. Мод подошла к возвышению, подняла руку и дотронулась до резной деревянной спинки герцогского трона. Ричард Бесстрашный, герцог Роберт Великолепный, герцог Вильгельм Незаконнорожденный — все ее знаменитые предки сидели на этом троне с незапамятных времен. В один прекрасный день она как герцогиня Нормандская с таким же успехом воссядет на него, а после нее — ее сын, а потом внук.

Ее сын. Мод осторожно коснулась живота. Сможет ли она заставить себя погубить ребенка Стефана? Возможно, это единственное, что останется ей от их любви, — живой плод их всепоглощающей страсти. Уничтожить эту крошечную искру жизни — все равно что уничтожить саму сущность их любви.

Сенешаль дунул в рожок, и зал начал заполняться королевскими придворными и гостями. Вошел Уолерен Мулэн со своей женой, у которой на левой скуле виднелся темный кровоподтек, а один глаз наполовину заплыл. Она была бледна как смерть. Никто не обсуждал ее неприглядный вид: всем было известно, как Уолерен обращался со своей женой, если та вызывала его недовольство, и никто не хотел вмешиваться в осуществление его супружеских прав.

На мгновение Мод забыла о своих волнениях и сочувственно взглянула на графиню Мулэн, а затем со свирепой враждебностью посмотрела на Уолерена. Этот мужчина был просто животным, недостойным человеческого общества, хотя он и имел полное право так обращаться с женой. Таким же был и Жоффруа Анжуйский. Во время обеда Мод едва слышала, о чем шла беседа за столом, полностью поглощенная тем ужасным положением, в которое она попала, и не знавшая, на что решиться.

— Витаем в облаках, кузина?

Мод подняла глаза и увидела улыбающегося Стефана.

— Я думала, что ты остался в Мортэйне, — произнесла она, освобождая ему место рядом с собой. Волна радости затопила ее.

— Я только что вернулся. У тебя все в порядке?

— Я скучала по тебе, — тихо сказала Мод, уклонившись от ответа. Она вертела в руках деревянную дощечку, на которой лежал кусок жареной цесарки.

— Если ты будешь в своей комнате сразу после обеда, мы сможем поговорить, — прошептал Стефан. — Только одну минуту, чтобы не скомпрометировать тебя.

— Я буду там.

Как только окончился обед, Мод сразу же пошла к себе.

— Я ожидаю графа Стефана, — сказала она Олдит, украдкой взглянув на своих фрейлин. — Не могла бы ты ненадолго увести отсюда моих леди?

— Ты будешь с ним наедине в своей комнате? — На лице Олдит появился ужас.

— Только одну минуту. Ради приличий я оставлю дверь открытой.

— Он… уже знает?

— Я собираюсь сейчас сказать ему.

Мод встретилась с озабоченным взглядом Олдит.

— Послушай, я умоляю тебя ничего не говорить. Ни ему, ни кому бы то ни было. — С этими словами она покинула комнату в сопровождении фрейлин.

Настойчивость, прозвучавшая в голосе Олдит, чем-то обеспокоила Мод, хотя она и знала, что саксонская нянька с самого начала испытывала безумную неприязнь к графу Мортэйну.

Стефан появился через несколько минут.

— Я отправляюсь на охоту с Робином и Уолереном, поэтому у нас не так много времени, — быстро сказал он. — Я нашел для нас место, прямо за городскими воротами, в доме богатого фермера, который завтра со всей семьей на некоторое время уезжает в Париж. Нас с близнецами ночью в Руане не будет, поэтому я смогу встретиться с тобой на следующий день, около полудня. Пойдешь к рыночной площади…

— Если я пойду одна, начнутся разговоры.

— Тогда возьми с собой Олдит. Подожди у лавки с шелками. Джервас встретит тебя там и приведет ко мне.

Стефан бросил быстрый взгляд на пустой коридор и сжал Мод в объятиях.

— Так долго ждать… Я весь горю! — Он жадно поцеловал ее. — Ты все уладишь? — спросил он, оторвавшись от ее губ.

— Да, — сказала Мод, все время взглядывая на открытую дверь. Сердце ее гулко застучало, а в горле так пересохло, что она едва могла говорить.

— Стефан… есть другое дело… я должна что-то… — Мод запнулась.

— Да, моя любовь, что должна?

Мод глубоко заглянула в его зеленые глаза, затуманившиеся от желания, и открыла рот, но слова не приходили.

Неожиданно ее взгляд погас, и она высвободилась из объятий Стефана, едва не выпалив, что беременна от него. Но что-то удержало ее от этого. Всей душой Мод страстно желала обо всем ему рассказать, но глубинный инстинкт самосохранения приказал ей сдержаться. У нее возникла абсолютно дикая мысль: она любой ценой должна защитить своего ребенка. Даже от человека, которого любила больше всего на свете.

— Здесь очень опасно находиться… тебе лучше уйти, — наконец, заикаясь, проговорила Мод, когда Стефан опять потянулся к ней.

Он неохотно кивнул и отступил назад. Глаза его сузились, и он склонил голову набок.

— Чувствую, ты не сказала мне то, о чем собиралась сказать. Что-нибудь неладно, любимая?

Мод принужденно улыбнулась. В голову ей пришла вдохновенная мысль.

— Просто женское недомогание. У меня заканчиваются месячные, а ты ведь понимаешь, какими бываем мы, женщины, в это время. Когда мы встретимся в следующий раз, у меня все будет в порядке.

Лицо Стефана прояснилось.

— Сочувствую. Тебе нужно использовать мое чудесное средство от женских недомоганий, которое я с радостью предоставлю тебе послезавтра. — Лукаво подмигнув, он сдернул с головы алую шапку, изысканно поклонился и направился к двери.

— Стефан! — воскликнула Мод, побежав за ним.

— Да?

— Я люблю тебя, — прошептала она, вцепившись в него так, словно от этого зависела ее жизнь. — Что бы ни случилось, ты должен всегда об этом помнить. Обещай мне, что никогда не станешь сомневаться в моей любви.

Лицо Стефана засияло нежностью, и Мод почувствовала, как сердце разрывается от боли.

— Никогда. Какая ты странная сегодня. — Он ласково сжал ее пальцы, вышел из комнаты и исчез в конце коридора.

Зажав руками рот, чтобы не закричать, Мод побежала к окну. Внизу во дворе, верхом на лошадях, окруженные охотниками и грумами, ожидали близнецы де Бомон. «Стефан, — разрывалось от крика ее сердце, — Стефан, любовь моя!» Он сел на лошадь и вместе с близнецами выехал со двора. Было что-то тревожно-знакомое в его удаляющейся фигуре, и внезапно Мод вспомнила: в тот самый первый раз, когда она увидела его еще юным мальчиком, встретившимся с ней по пути в Виндзор, на нем тоже была алая шапочка, так же небрежно надетая набекрень.