Анже, 1126–1127 гг.

Две недели спустя после прибытия Мод в Анже она обратилась к Жоффруа с несколькими предложениями, рассчитывая помочь ему в управлении графством. Был теплый июльский день. Жоффруа взял жену с собой, объезжая земли, прилегающие к замку. Мод показалось, что момент вполне подходящий.

— Помимо присмотра за дворцовой прислугой, я могла бы оказать вам помощь в юридических и финансовых делах, — нерешительно начала Мод. — Я изучала каноническое право, и император всегда говорил, что я превосходно справляюсь с ролью…

— Поскольку сейчас вы находитесь за пределами Священной Римской империи, мнение вашего покойного супруга едва ли имеет какой-то вес, — перебил ее Жоффруа. — Дворецкий тоже не нуждается в вашей помощи по управлению слугами. Он служил моему отцу, а его отец — моему деду и отцу моего деда. Вы меня понимаете? — Граф смерил ее холодным взглядом.

— Да. Я только хотела приносить какую-нибудь пользу…

— Прислуге не понравится, что в их дела вмешиваются посторонние, — продолжал Жоффруа, пропустив ее слова мимо ушей.

— Но вашу жену едва ли можно назвать посторонней!

— Здесь любой нормандец первым делом вызывает недоверие. Конечно, через несколько лет, когда анжуйцы привыкнут к вам, возможно, все будет по-другому. — Он немного помолчал. — Моя мать научила меня многому, вплоть до поварского искусства. С вопросами канонического права превосходно справляется епископ Анже, и ему будет неприятно ваше вмешательство в его епархию.

— Но чем же мне тогда заняться? — воскликнула Мод, уязвленная подобным отношением. Ей не надо было напоминать, что она находится среди людей, подозрительно относящихся к нормандцам.

Жоффруа нахмурился.

— Моя покойная мать, да упокоит Господь ее душу, всегда находила для себя подобающее занятие. Она прекрасно владела иглой, и гобелены, вышитые ею, стали гордостью графства Анжу. Кроме того, следует надеяться, что вскоре вы будете заниматься воспитанием сыновей.

Произнеся эти слова, Жоффруа едва не прикусил язык.

Мод старалась не смотреть на него, не желая напоминать о том, что их неудачные попытки исполнить супружеские обязанности окончились лишь неприятным чувством полной несовместимости друг с другом. Не желая обсуждать эту тему, Мод прекрасно понимала, что Жоффруа винит ее в холодности, тогда как была убеждена в том, что вся беда в его неопытности.

Повисла напряженная тишина. Мод с отчаянием и гневом подумала, что Жоффруа видит в ней только средство продолжить род. Она вспомнила, как Олдит говорила ей, что молодость Жоффруа — в некотором роде преимущество, поскольку Мод сможет сформировать его характер по собственному усмотрению. Но они с Олдит тогда еще не знали, что Жоффруа уже обладал сильным характером и имел свое мнение по самым различным вопросам.

Мод заставила себя подавить гордость. Она не хотела обижать Жоффруа.

— Но до той поры, когда… мне придется воспитывать сыновей или когда я взойду на трон, мне нужно чем-то занять свое время… чем-то, что помогло бы мне подготовиться к будущей жизни королевы. За свою жизнь я вышила уже достаточно гобеленов и алтарных покровов.

Должно быть, ей удалось тронуть Жоффруа, поскольку его лицо внезапно смягчилось.

— Прекрасно, я замечаю в ваших словах здравый смысл. Несомненно, найдутся обязанности, которые вы могли бы исполнять. — Жоффруа немного подумал. — Если кто-нибудь заболеет, то вы сможете позаботиться о нем. Кроме того, можете заняться приемом и развлечением гостей в замке. Давайте начнем с этого.

Мод благодарно улыбнулась ему. Едва ли такая роль была верхом ее мечтаний, но это уже кое-что.

Два месяца спустя, когда в замок впервые приехали высокопоставленные посетители, Мод вместе с дворецким накрывала столы для пира. Жоффруа вошел в большой зал.

— Клянусь гробом Господним, вы взяли золотые солонки! — в ужасе воскликнул он, взглянув на стол. — А кубки с драгоценными камнями используются только в самых торжественных случаях, когда приезжают королевские особы!

— Но я подумала, что случай достаточно важный…

— Золотые солонки и кубки — только для украшения, а не для того, чтобы ими пользовались. — Жоффруа повернулся к дворецкому. — Уберите их немедленно.

— Но…

— Вы не в императорском дворце, мадам, а в простом анжуйском замке. Подобное хвастовство вызовет только осуждение. Что подумают люди?

Перепуганная до полусмерти, Мод смотрела, как дворецкий и несколько слуг поспешно собирают со стола золотые солонки и драгоценные кубки.

— Какие блюда вы заказали? — спросил Жоффруа.

— Угри с острой приправой, голец в золотистом соусе с зеленью, мясные кубики…

Жоффруа подозрительно взглянул на нее.

— Мясные кубики?

— Этот рецепт я привезла из Германии. Мясо цыпленка или теленка нарезается на кубики, поджаривается и подается в соусе из толченых хвостов лангуста с миндальными орехами и поджаренным хлебом; затем гарнир…

— Совершенно не годится! Моим гостям не понравится германское блюдо. А угри и голец не сочетаются друг с другом. Я помню, как с подобными делами управлялась моя мать, и думаю, что смогу сам отдать нужные распоряжения поварам. Вам нет нужды больше об этом беспокоиться.

— Но если вы никогда не пробовали таких блюд, — ответила Мод, сдерживая раздражение, — то откуда вам известно, что они не подойдут?

— Блюда иностранные, и этим все сказано. — Жоффруа прошелся вдоль стола. — Расскажите мне, как вы собираетесь разместись гостей за столом.

— Я хочу посадить господина де Фокона рядом с лордом д’Андюзом и…

— Что?! Да они же все время ссорятся! Их надо посадить как можно дальше друг от друга. Жерар все это знает. — Он бросил взгляд на заметно побледневшего дворецкого. — Ну, неважно, я сам все устрою.

— Если бы вы мне объяснили… — начала Мод.

— В будущем я намерен сам заботиться обо всех подобных делах, — перебил ее Жоффруа. — Никто и не ожидал, что вы знаете, как надо размещать гостей. Никто не винит вас.

Побагровев от унижения, Мод смотрела, как Жоффруа выходит из зала вместе с дворецким и Жерар взахлеб объясняет своему господину, почему он поступал так, как приказывала ему графиня.

После этого случая она больше не принимала активного участия в управлении замком, оставив все дела на попечение Жоффруа и дворецкого. Разочарованная и обиженная, Мод стала проводить почти все время в прекрасной замковой библиотеке и в обществе старого наставника Жоффруа, мастера Адельхардта, с которым беседовала об истории, праве и литературе. Она играла в шахматы и триктрак, изучала книги из библиотеки и в часы, свободные от мечтаний о Стефане, все чаще и чаще размышляла о том, что будет делать, когда станет королевой, осторожно испытывая свои теории на старом наставнике. Каждый раз, получая весточку из Англии или Нормандии, Мод с удивлением ловила себя на мысли: что, если король заболел и ее вызывают к его одру? Подобные мысли всегда сопровождались раскаянием и угрызениями совести, ибо, несмотря на свою обиду, Мод не желала его смерти. И все же кончина короля Генриха распахнула бы двери темницы, заключением в которой представлялась ей жизнь в Анже.

Однажды, в минуты острой тоски и отчаяния, Мод написала Стефану длинное письмо, излив в нем всю боль своего сердца. Она запечатала послание и уже передала было его гонцу, но в последний момент передумала и вырвала письмо из его рук. Не исключено, что Жоффруа прочитывает все ее письма. В окружении слуг мужа, верность которых принадлежала в первую очередь графу, Мод не чувствовала себя в Анжу в полной безопасности.

Однажды зимним днем она возвратилась в замок после соколиной охоты с главным сокольничьим и несколькими конюхами.

— Почему лорд Жоффруа не поехал с тобой? — спросила Олдит.

— Ты же знаешь, что мой муж выезжает со мной только тогда, когда у нас гости и он хочет создать видимость семейного счастья.