Через несколько минут Стефан наклонился, чтобы осмотреть убитое животное. Это был матерый самец в полном расцвете сил, с изогнутыми клыками длиной в локоть. Гончие стали прыгать на хозяина, пачкая его грязными лапами, высунув языки и виляя хвостами. Стефан потрепал собак по загривкам, прошептав слова похвалы. Упершись ногой в бок кабана, он вытащил копье. С наконечника закапала кровь. Стефан вытер копье о чулки из телячьей кожи и несколько раз дунул в рожок, чтобы охотники знали, где он находится. Вытащив из-за пояса большой охотничий нож, он вырезал две полоски теплого мяса из бедра кабана и швырнул гончим — это было их вознаграждение.

Насвистывая веселую песенку и вырезая кабаньи клыки, Стефан решил, что вывесит эти трофеи в большом зале Тауэра.

Кроме того, он решил по возможности избегать встречи с кузиной Мод и не допускать повторения инцидента трехлетней давности. С каждым уходящим годом здоровье короля ухудшалось, и Стефан все ближе придвигался к заветной цели. Зачем рисковать ради страсти, тщетной и преходящей? В конце концов, что значит женщина в сравнении с короной?

В мае того же 1129 года Мод отправилась через пролив в Англию и высадилась в Саутхемптоне. С нею был Брайан, которого послал король, чтобы привезти ее в Лондон. Она больше года провела в герцогском дворце в Руане, и все это время разъяренный отец не пускал ее домой и приказывал вернуться к Жоффруа. Мод уже почти отчаялась. Но вот случилось чудо.

Конечно, сама она тоже потрудилась над устройством этого чуда. Мод улыбнулась про себя. В непрерывной переписке с римскими друзьями она постоянно расспрашивала о возможности аннулировать ее брак с графом Анжуйским, не сомневаясь, что до отца дойдут слухи об этом и он в конце концов разрешит ей вернуться в Англию, хотя бы для того, чтобы пресечь дальнейшие бесчинства своей непутевой дочери.

И теперь Мод, с большой процессией, состоящей из паланкинов, повозок и вьючных лошадей, спешила в Лондон, чтобы успеть до вечерни. Когда процессия приблизилась к окраинам города, она провела в седле уже почти двенадцать часов. Все ее тело ломило от усталости, но Мод не обращала на это внимания, ведь она наконец вернулась в Англию и с каждой лигой была все ближе к Стефану.

С особенной остротой ощущая все вокруг, Мод жадно впивала звуки, запахи и виды родной земли. Молодая трава, необыкновенно зеленая и свежая; бледно-голубое небо с пушистыми белыми облаками; майский ветерок, доносящий сквозь заросли боярышника ароматы майорана и левкоев; нежное пение коноплянок, зябликов и жаворонков… Впервые за три года Мод испытала прилив чистой, ничем не замутненной радости.

Наконец процессия добралась до Вестминстерского замка. Едва Мод успела спешиться, как на ступенях замка появился епископ Солсбери.

— Добрый вечер, мадам. Благодарение Господу за то, что вы благополучно добрались к нам. Король желает увидеться с вами сразу же, как только вы приведете себя в порядок, — произнес он, а затем добавил более мягко: — На вашем месте я не заставлял бы его долго ждать.

Испытав укол страха, понимая, что отец все еще очень сердит, Мод быстро сбросила запыленные одежды, ополоснулась в лохани с горячей водой и надела простое серое платье и темно-серую тунику, отказавшись от украшений. Паж постучался в двери ее комнаты и провел Мод в зал советов в юго-восточном крыле замка. Когда она вошла, король безмолвно окинул ее взором и указал на скамью, стоявшую напротив него. Рядом с королем стоял епископ Солсбери. За его спиной на высоком табурете восседал монах.

Мод была потрясена, увидев, как постарел отец со времени их последней встречи. Несмотря на теплую майскую погоду, он сидел очень близко к пылающей жаровне и кутался в подбитый мехом плащ. Его желтоватое болезненное лицо пересекали глубокие морщины, в черных волосах появилось множество седых прядей. Рука, держащая кубок с подогретым вином, слегка дрожала.

— Налей графине Анжуйской вина и предложи ей медовые лепешки, — велел он стоящему поблизости слуге. — А потом оставь нас.

Даже голос короля изменился, речь его стала более медленной и размеренной. Только проницательные черные глаза оставались прежними.

Жадно проглотив две медовые лепешки и сделав несколько глотков вина, Мод почувствовала на себе пристальный взгляд отца. По телу пробежали мурашки.

— Если ты думаешь, что твоя покаянная одежда проведет меня, то ты еще большая дура, чем я думал, — таковы были первые слова короля, обращенные к дочери.

Мод, стараясь удержать на лице выражение несчастной мученицы, молитвенно сложила руки и опустила голову.

— Фальшивое раскаяние тебе не к лицу, дочь. — Король устало взглянул на нее. — Известно ли тебе, что граф и графиня Анжу стали темой для бесчисленных песенок, которые распевают менестрели при дворах Европы? Я слыхал, что Людовик Французский завел двух бойцовых петухов, которых назвал Мод и Жоффруа, и что его любимое развлечение — выпускать их друг на друга и заключать пари, кто выйдет победителем. Ты виновата в том, что наше доброе имя втаптывают в грязь наши враги. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Полуприкрыв глаза, король молча слушал, как Мод пытается нарисовать печальную картину безрадостной жизни в Анжу. Особенно она налегала на неспособность Жоффруа осуществлять брачные обязанности и во всех подробностях описала свое унизительное изгнание из Анже; этих моментов она избегала касаться в письмах.

Когда она умолкла, Генрих открыл глаза.

— Известно ли тебе, что всего две недели назад у твоего мужа появился незаконнорожденный сын от какой-то анжерской кухарки?

Мод вздрогнула, как от удара.

— Я ничего не слышала об этом. Неудивительно, что девица заявила, будто отец ее ребенка — Жоффруа. Кто докажет правду?

Король пожал плечами.

— Конечно, никто, но ходят слухи, что ребенок действительно похож на него. И этот ребенок, — угрожающе произнес он, — должен был быть твоим сыном и моим внуком.

Мод вся вспыхнула, вспомнив двух молодых девиц, забавлявшихся с юным графом в его спальне.

— С тех пор как ты уехала, твой муж скачет по всему Анжу, бросаясь на каждую юбку и рассказывая всем подряд, как замечательно он отделался от сварливой нормандской бабы!

— И вы позволяете ему делать из меня посмешище? — Голос Мод задрожал от гнева.

— А ты ожидаешь, что я объявлю войну Анжу, чтобы спасти твою честь? Ты сама навлекла на себя позор. — Генрих немного помолчал. — Кажется, тебе не очень повезло с мужьями: никто из них не смог — или не захотел? — почтить твою брачную постель.

В воображении Мод, пунцовой от обиды и унижения, вдруг возник мужественный образ Стефана, охваченного страстью в ее объятиях. Она открыла было рот, чтобы горячо возразить отцу, но тут же закусила губу, стараясь несколько успокоиться.

— И еще одно… в дальнейшем не должно быть никаких разговоров об аннулировании брака. — Король внезапно схватился рукой за сердце.

Мод и епископ бросились к нему, но Генрих отмахнулся от них.

— О, кстати, я знаю о твоей переписке с Римом. Я знаю обо всем, что происходит! Так что позволь предупредить тебя: если вопрос об аннулировании возникнет когда-либо опять, то, клянусь Богом и всеми святыми, я заточу тебя в монастырь. — Король поднял руку. — Роджер, вы этому свидетель.

Монастырь! Мод слышала о женщинах, которые, разгневав родственников, были заточены в монастыре и никогда больше не увидели солнечного света. «Возможно, это пустая угроза», — подумала она. Нельзя позволить отцу разрушить все ее планы путем запугивания.

— Вы не сделаете этого, — с напускной храбростью возразила Мод, — иначе я не смогу стать королевой.

— Кое-кто из моих баронов вовсе не расстроится, если ты лишишься трона, — вкрадчиво сказал король. — Кое-кто с большим облегчением согласится, чтобы вместо тебя управлял мой племянник Стефан. Ты считаешь себя незаменимой? Напротив, дочь, напротив. — Генрих наклонил голову к плечу. — Она не верит мне, Роджер.