Стефан задумался над тем, какие интриги зарождаются в уме Уолерена, но лицо его оставалось бесстрастным.

— Охотно или нет, — ответил он, — но лорды принесли присягу моей кузине. Думаю, что и ты был среди них. Всех нас связывает клятва. Все дело в этом.

Уолерен окинул его проницательным взглядом.

— Неужели может связать клятва, к которой принудили?

— Некоторые станут отрицать, что присяга была принудительной. Вопрос еще открыт, и его предстоит решать Святой церкви. Я не слышал, чтобы Рим высказывался против решения короля. И вообще не намерен обсуждать с вами вопросы теологии.

— Мы говорим о будущем, Стефан, — вмешался Робин. — В конце концов, король Генрих нарушил клятву, выдав твою кузину за анжуйца. Он первым подал дурной пример. Когда он умрет, что помешает другим взять решение государственных вопросов в свои руки?

— Пока все идет к тому, что нами будет править женщина с мужем-иноземцем и без сына, — добавил Уолерен. — Представьте себе, что будет, если король умрет завтра, через неделю или, к примеру, через месяц?

— В этом-то вся проблема, — вздохнул Робин. — У Мод было двое мужей, но она так и не обзавелась ребенком!

— А ты что скажешь, Стефан? — настаивал Уолерен. — Неужели ты считаешь, что великое наследие Завоевателя должно попасть в руки бесплодной королевы?

Близнецы выжидающе взглянули на Стефана, но тот по-прежнему молчал. Подобные разговоры граничили с изменой, но он не собирался упрекать их в этом. Считая неразумным выдавать свои тайные мысли, Стефан, однако, не намеревался возражать братьям, поэтому не ответил им ни слова. Ведь совсем недавно между ним и Анри состоялся очень похожий разговор.

Епископ полагал, что долгие годы абсолютной власти сделали их дядю чересчур благодушным и что он заблуждался, считая, будто его дочь сможет управлять королевством. Но Стефан не собирался повторять эти соображения близнецам.

По поводу возвращения Мод в Англию у него возникли двойственные чувства. Вначале, когда кузина отправилась в Анжу, Стефан сильно тосковал по ней — даже больше, чем мог себе представить. Он привык легко добиваться желаемого, привык к удовольствиям и понимал, что вовсе без женщин ему не обойтись; хотя никогда не мог даже вообразить, что не сможет обойтись именно без какой-либо конкретной женщины. Мод пленила его сердце, а этого до сих пор не удавалось никому.

И все же за три года разлуки с кузиной влечение к ней несколько поубавилось — надежда на корону перевесила все. У Анри появились друзья в Риме, и было несомненно, что курия не в восторге от женщины на троне. Когда придет время, многие встанут на их сторону, как сейчас — близнецы де Бомон.

По правде говоря, мысль о возвращении Мод встревожила Стефана. Он не хотел опять подчиниться мечтам о невозможном, не хотел, чтобы спокойное течение его жизни снова нарушилось, и прекрасно понимал, что должен безжалостно стереть из памяти все воспоминания об их последнем свидании в покоях королевы. Для его душевного спокойствия было бы куда лучше, если бы Мод по-прежнему оставалась в Нормандии или вообще вернулась в Анжу.

По лесу разнесся раскатистый звук охотничьего рога. Три человека почти одновременно подняли головы, словно гончие, почуявшие запах добычи.

— Это Роберт! — воскликнул Стефан. — Должно быть, он поднял кабана.

Стефан взял в руки отделанный золотом рог из слоновой кости, который висел у него на шее на кожаной ленте, и извлек из него три чистые ноты.

Джервас потянулся к двум набитым сумкам, притороченным к седлу, и предоставил на выбор хозяина несколько видов оружия: лук и колчан заново оперенных стрел из березы, датский топор и охотничье копье. Стефан сразу же выбрал копье.

— Ты больше ничего не собираешься взять? — спросил Уолерен, принимая из рук своего оруженосца копье и датский топор.

— Мне больше ничего не нужно.

— А я возьму лук. — Робин мощными руками согнул тетиву, испытывая гибкость оружия.

Снова раздался звук рога, на сей раз ближе. Услышав сигнал, гончие залились лаем, с нетерпением стремясь к добыче.

— Где мои гончие? — напряженным от возбуждения голосом крикнул Стефан.

Джервас подвел к хозяину трех его любимых псов, неизменно сопровождавших Стефана в охоте на кабанов. Когда собаки залаяли, Стефан наклонился и потрепал их за ушами. Собаки скалили острые зубы и высовывали длинные розовые языки.

— Доброй охоты! — крикнул Стефан близнецам.

Джервас спустил собак с поводков.

Гончие принялись продираться сквозь кустарник, и Стефан направился следом, выбросив из головы все мысли о кузине и сосредоточившись на предстоящем развлечении.

Где-то позади он слышал треск подлеска под копытами коней близнецов де Бомон. Следом за ними пробирались загонщики и лающая свора гончих. Слева опять послышался звук рога Роберта. Стефан в ответ дунул в свой рожок и натянул поводья. Собаки на мгновение замерли, принюхиваясь к следам кабана. Немного покружив на месте, охотники вскоре обнаружили яму, вырытую кабаном в поисках пищи. Затем гончие снова рванулись вперед, и Стефан двинулся следом.

Он все глубже забирался в лес, и лай собак становился глуше и глуше. Обернувшись, он уже не увидел позади близнецов, не было слышно и их лошадей. Откуда-то издали донесся слабый отзвук рога. Стефан обнаружил, что он намного обогнал других охотников и, если не считать собак, остался в одиночестве. Где-то впереди собаки залились бешеным лаем, и Стефан, пришпорив свою кобылу, направился туда. Через несколько секунд он наткнулся на логово кабана. Кабан стоял у ручья, возле узкого прохода между двумя поваленными деревьями, весь напрягшись, прижав уши, широко расставив ноги; его глаза, налитые кровью, неотрывно смотрели на собак, выглядевших игрушечными по сравнению с огромным черным зверем. Одна собака по глупой смелости кинулась на него. Кабан ухватил ее огромными клыками и швырнул на землю со сломанной шеей. Прежде чем Стефан успел спешиться, зверь сорвался с места, ринулся сквозь густой кустарник и пропал из виду.

Рассерженный нелепой гибелью собаки, Стефан без устали преследовал добычу, время от времени дуя в рожок и прислушиваясь к отдаленному эху. Уже ближе к вечеру собаки наконец загнали кабана к заливу лесного ручья. Зверь, захрипев, оскалил зубы и стал надвигаться на гончих. Стефан спрыгнул с лошади, бесшумно ступив на покрытую мхом землю.

— Ты, порождение дьявола! — в ярости воскликнул он.

При звуке человеческого голоса кабан остановился. Ворча, он внезапно прекратил атаку на гончих. Выпрямившись, как стрела, огромное животное перепрыгнуло через высокий куст ежевики, бросившись на нового врага. Стефану казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди, во рту появился горький привкус страха, но руки уже были готовы к битве, а мозг реагировал четко и быстро. Он прислонился спиной к стволу большого дуба и позволил кабану приблизиться почти вплотную. Держа копье перед собой, слегка согнув ноги, Стефан напрягся для удара. Каждая клеточка его тела, каждый мускул и нерв сосредоточились на смертельно опасном черном гиганте, надвигающемся на него. Подняв копье двумя руками, он изо всех сил ударил кабана в грудь. Острие копья разорвало черную шкуру, пронзило сердце и вышло с обратной стороны над плечом животного. Сила толчка едва не вывернула руки Стефана из суставов. Кабан забился в предсмертной агонии, но инерция продолжала увлекать его тело вперед, прямо на Стефана, который вовремя отпустил копье и мгновенно отскочил в сторону. Когда животное, пролетев мимо него, врезалось в ствол дуба, Стефан почувствовал отвратительный запах его шкуры и увидел подернутые пеленой смерти глаза. Кабан дернулся и медленно осел на землю.

Две гончие подбежали к добыче. Стефан утер пот со лба и принялся растирать ушибленное плечо. Внезапно им овладела слабость, руки слегка задрожали. Он прислонился спиной к могучему дубу. Один в темном лесу, лишь с охотничьими псами и мертвым кабаном, он сейчас в полной мере мог ощутить вкус удовольствия, которое всегда испытывал от победы — в битве или на охоте. Он победил достойного противника в честной схватке и сейчас был наедине с самим собой и окружающим его роскошным зеленым миром.