На следующее утро Олдит сообщила ей, что Стефан и его жена уехали.

— Уехали? — В первое мгновение Мод не могла в это поверить. — Куда уехали?

— В Лондон, к себе домой. Вместе, если позволишь тебе напомнить. Со своими детьми. — Она приподняла брови и улыбнулась: «Ну, что я тебе говорила!»

Мод надеялась, что ее разочарование не будет замечено. В конце концов, какое у нее было право ожидать, что ее кузен останется в Виндзоре. «Я вообще не имею никаких прав на Стефана», — с огорчением думала Мод, вспоминая, как Матильда смотрела на мужа.

— Какое это имеет отношение ко мне? — спросила она, решив выбросить из головы мужчину, который никогда не будет принадлежать ей. Скоро она перестанет думать о нем. Это будет самым разумным.

— Действительно, какое? У меня есть глаза, если даже у других их нет, — продолжала Олдит. — Вы слишком далеко зашли. Ты и граф Мортэйн, и…

Мод попыталась не слышать обвиняющего голоса няньки и стала разглядывать свою спальню. Вчера вечером ей было не до этого — она слишком устала. С острой душевной болью Мод вдруг обнаружила, что это бывшая комната матери, которую новая королева заботливо подготовила к ее приезду. Здесь до сих пор стояла скамеечка для молитв, на стенах висели ало-золотые гобелены, уже изношенные и потертые, но до боли знакомые. Даже голубое покрывало было прежним…

— Ну и задала мне работу графиня Матильда, — все еще не могла угомониться Олдит. — Она похожа на твою мать не только внешне, но и характером, скажу тебе. О ней говорят, что она такая же святая и очень предана своему мужу, который далеко не святой, должна заметить, с твоего позволения. Чего я только о нем не наслышалась!

— Меня не интересуют сплетни слуг, — резко оборвала ее Мод. — Мы только вчера вечером приехали, а тебе уже известны все скандалы.

— Естественно, это моя обязанность — знать все, что происходит. Как говорится в старой поговорке? Кто предостережен, тот вооружен.

Мод скорчила гримасу.

— Хорошо, но держи свои советы и предостережения при себе.

Подбоченившись, Олдит в упор поглядела на Мод.

— Советы и предостережения? То, что я пытаюсь втолковать тебе, — проще простого. Учти, для твоей кузины, графини Булонской, будет большим злом, если ты причинишь ей беспокойство.

Мод покраснела, натягивая на себя платье.

— Мне и в голову не приходило причинять ей беспокойство. — Она принудила себя рассмеяться. — Право же, ты слишком печешься о… о пустяках.

— Рада слышать это. — В словах Олдит не было убежденности.

Позже, спустившись в большой зал, Мод обнаружила, что на рассвете Брайан и Роберт тоже покинули замок и уехали в свои поместья. Она осталась одна с отцом, королевой и придворными. Мод еще не встречалась с мачехой, которая была на несколько месяцев младше ее. Было крайне любопытно увидеть эту женщину.

Еще до полудня Мод в сопровождении придворных отправилась осмотреть окрестности замка — ей хотелось взглянуть на знакомые с детства места. Лошади шли тихим шагом, придворные не докучали ей пустыми разговорами, и воспоминания полностью овладели ею. Впервые за несколько лет она вдруг вспомнила о своем брате-близнеце Вильгельме: как упорно пыталась она когда-то завоевать его любовь, но брат платил ей лишь ненавистью и завистью. Мод не скучала по нему, но все же было странно, что сейчас в Виндзоре Вильгельма не было. В памяти возник день ее отъезда в Германию: они с Вильгельмом виделись тогда в последний раз. В тот день она поколотила брата, сбив его с ног, а отец потом сказал, что ей следовало родиться мальчиком. А затем дал ей подержать свою корону. Сейчас Мод ощущала смутное чувство вины. «Какие странные вещи вспоминаются», — подумала она, поеживаясь.

Во время прогулки Мод не покидало желание видеть рядом с собой Стефана. И в то же время она чувствовала облегчение от того, что кузен уехал. Отсутствуя физически, теперь он гораздо меньше нарушал ее душевное спокойствие.

Когда после полудня Мод вернулась в замок, на ступеньках ее уже ожидал паж с сообщением, что король желает ее видеть. Олдит и новые прислужницы — четыре знатные нормандские дамы — помогли Мод переодеться, заменив одежду для верховой езды на платье и серо-голубую тунику, оттененную головным убором цвета слоновой кости. Паж провел ее вниз по галерее и покинул перед открытой дверью большой комнаты.

— Заходи-заходи, — прогудел Генрих, сидевший в деревянном кресле, вытянув обутые ноги перед жаровней с древесным углем.

В комнате висел огромный гобелен в красных и голубых тонах, на котором был изображен Христос во всем величии, окруженный ангелами. В центре комнаты стоял ткацкий станок. Две женщины набивали плотную основу из алой шерсти, а другие кардовали ее. Ее мачеха сидела на покрытой ковром скамейке перед ткацким станком. Когда Мод вошла, она поднялась, чтобы поприветствовать ее.

При первом взгляде на королеву Аделицию Мод потеряла дар речи. Она попыталась вспомнить, что рассказывал о ней император. Дочь герцога Ловэна, Аделиция хотела стать монахиней, но четыре года назад на ней женился король Генрих. Император утверждал, что о ней шла слава как о самой красивой женщине в Европе. Труверы соперничали друг с другом, восхваляя ее красоту, и заявляли, что во всем свете нет женщины прекрасней ее. Они прозвали ее Аликс Ла Белль — «Прекрасная Аликс», — и это имя пристало к ней.

Самым серьезным в положении второй жены короля Генриха было то, что она не могла произвести на свет наследника. А так как король женился на ней лишь по одной причине — надеясь на рождение сына, — то Мод догадывалась, какую жизнь вела бедная женщина. Ее сердце наполнилось симпатией к мачехе: Аликс была прелестнейшим созданием из всех, кого Мод когда-либо видела, — и настолько же несчастным.

На матовом овале лица совершенной формы влажно блестели, как у загнанного оленя, карие глаза с поволокой, готовые, казалось, в любой момент наполниться слезами. Губы, похожие на распустившийся бутон розы, вздрагивали, как у ребенка. Аликс сняла свой белый головной убор, и волны густых волос водопадом желтых весенних лютиков заструились по спине. На ней было простое белое платье и туника, перехваченная в талии золотым поясом. Единственными ее украшениями были колечко с драгоценным камешком и маленький золотой крестик на золотой цепочке, обвивающей тонкую шею.

«Никаких радостей любви», — подумала Мод, сумевшая оценить это хрупкое очарование, напомнившее ей благоухание весенних цветов и чистоту безоблачного майского неба.

— Я хочу поблагодарить вас, мадам, за то, что вы предоставили мне свою комнату, — сказала Мод.

— Не стоит, дорогая, — тихо пролепетала королева. — Пожалуйста, называйте меня Аликс. Вы сейчас в незнакомой для вас стране, хотя здесь и был когда-то ваш дом. Я подумала, что для вас привычней будет жить в комнате, напоминающей вам о вашей святой матери…

— Так, ладно, садись, дочь, — перебил король, раздраженно взглянув на жену, и указал на мягкую скамейку.

Аликс, испуганно взглянув на короля, опять села на свое место, взяла корзинку с алой и голубой шерстью и начала перебирать ее дрожащими белыми пальцами.

«Он внушает ей ужас», — поняла Мод. Ей захотелось броситься на защиту королевы, но она не знала, чем ей помочь. Почему же отец женился на этой женщине? Покорность Аликс, тихое спокойствие, исходившее от нее, определенно наводили на мысль, что монастырь подошел бы ей больше, чем трон. Странно, что король — здоровый, сильный мужчина — был дважды женат на женщинах, явно предназначенных для монастырской жизни.

В спальне повисло напряженное молчание. О чем-то размышляя, король разглядывал дочь, и под его взглядом она беспокойно заерзала на скамейке.

— Я собираюсь кое-что сообщить вам обеим, — внезапно сказал он. — Через три месяца, во время празднования Рождества, я сделаю особо важное объявление. Вся знать Англии и Нормандии должна будет присутствовать при этом. Будет приглашен даже король Шотландии. — Довольно улыбаясь, он задержал взгляд на Мод. — Вы обе узнали об этом первыми.