— Точно. Неужели у тебя Ганзер? Ну да.

Теперь Тикаки скрестил руки за спиной и, как это делал его университетский профессор Абукава, выпятил грудь и немного склонил голову набок. Это укрепило его уверенность в себе. Да, у этого человека есть все признаки синдрома Ганзера. Он никак не реагировал, когда его щипали за ляжку, то есть налицо «болевая адаптация», он нарочно давал нелепые ответы и вёл себя как ребёнок — это тоже явный Ганзер. А раз это Ганзер, то приступ должен быть «непродолжительным, больной сравнительно быстро вернётся к нормальному состоянию», Так что беспокоиться нечего. Его надо оставить в покое, и он постепенно придёт в себя.

В дверь постучали. Вошёл санитар с обедом на алюминиевом подносе. Потом в дверь заглянул Ямадзаки.

— Поставьте еду на стол. А вы знаете, я всё понял. — И Тикаки улыбнулся, по-прежнему держа руки за спиной.

— Да? — Ямадзаки робко вошёл в палату и тут же набросился на санитара: — Ну что стоишь, глаза вылупил. Давай, вали отсюда.

— У Оты Ганзер!

— Да? — Старик захлопал желтоватыми глазами.

— Считается, что это своеобразная реакция на лишение свободы, часто наблюдается у заключённых. Вам не случалось видеть ничего подобного?

— Да нет, пожалуй, я…

— Вот как? — благодушно сказал Тикаки. — Ну, на самом-то деле, я тоже сталкиваюсь с таким случаем впервые. Но они описаны в литературе.

— Приказать санитару, чтобы он его покормил?

— Покормил? Да нет, пожалуй, не стоит. Проголодается, сам поест.

Тикаки вытолкал Ямадзаки в коридор и, выйдя за ним следом, прошептал:

— Этот синдром Ганзера одна из разновидностей тюремного психоза. Через некоторое время он придёт в себя, будто проснётся.

— Но, доктор, а вдруг что-нибудь случится, если мы его оставим одного? — И Ямадзаки приложил руку к своему кадыку.

Месяца три тому назад в этом отделении больной с нервно-психическим расстройством пытался повеситься: но ему это не удалось, вовремя заметили.

— Ничего. — Тикаки решительно кивнул, желая подбодрить надзирателя. — Психоз психозу рознь. Ота просто боится смерти, психоз для него что-то вроде лазейки. Да, ещё, Ямадзаки-сан, если он будет нести вздор насчёт искового заявления по поводу нарушения конституции или что-нибудь требовать в этой связи, сообщите мне. А то он недавно затеял тяжбу, дескать, смертная казнь является нарушением конституции. Ну, оставляю его на вас.

До двенадцати часов оставалось ещё двадцать минут. Тикаки поспешил в ларёк, чтобы успеть купить там нижнее бельё и рубашку, прежде чем начнётся обеденная толкучка.

В комнату вошёл терапевт Сонэхара:

— Куда это вы так вырядились?

Опустившись на стул, он потянулся и широко зевнул. Из кармана его белого халата — вот-вот вывалится — торчал стетоскоп.

— Да никуда. Просто Боку меня всего облевал. Пришлось переодеваться, — ответил Тикаки, расправляя замявшийся воротник пиджака.

— Ох уж этот Боку, от него всего можно ожидать, — сказал Сонэхара, прикуривая от зажигалки.

— Сам виноват — не остерёгся, он и уделал меня всего.

— Но если этот негодяй Боку настолько бодр, зачем тогда его куда-то переводить?

— Ну, это уже не в моей компетенции.

Тикаки увидел, как открылась дверь кабинета главного врача и оттуда с опущенной головой вышел фельдшер Ито.

Главврач сейчас у себя. Как раз подходящий момент, чтобы заявить о своём согласии с предложением о приостановлении отбывания наказания для Боку… Пойти к нему, что ли? Во второй половине дня главврача, скорее всего, не будет на месте — либо уйдёт на какое-нибудь совещание, либо отправится по делам в город. Нет, пожалуй, рано расписываться в собственном поражении. Лучше подождать, пока главврач сам его вызовет.

— Главврач опять вас разыскивал, — сказал Сонэхара, словно прочитав его мысли. — Наверное, по поводу Боку? Держитесь. В конце концов, это дело принципа, и главврач тут не указ, правда ведь? А с Боку всё будет в порядке. Не помрёт. Я тут на днях его обследовал, по распоряжению главврача разумеется — у него сильное общее истощение, но ещё какое-то время он продержится.

— Вот как? — скривился Тикаки. Интересно, почему это Ямадзаки не доложил ему о том, что его больного осматривал Сонэхара?

— Помню, как-то давно, лет десять тому назад, когда эта тюрьма ещё находилась в пойме реки, в очень сыром месте, тут был один тип, вроде Боку. Два или три месяца подряд извергал из себя всё съеденное, его кормили принудительно через трубку и делали уколы, в конце концов его состояние стало, как говорится, несовместимым с жизнью, и я отправил его в обычную больницу. И представьте себе, на следующий же день он поднялся с постели и сбежал. Главврач всыпал мне по первое число. Тогда нами командовал Сато, он теперь на пенсии. Он был человек энергичный и темпераментный, полная противоположность нынешнему, Титибу.

Сонэхара довольно рассмеялся. У него недоставало двух передних верхних зубов, и из чёрного провала рта несло гнильцой, словно сыром дор-блю. Ему ещё не было и сорока, но он уже начал лысеть на макушке, а поскольку волосы стриг коротко, то был похож на нищего монаха.

— Я тут пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что всё-таки стоит приостановить отбывание наказания для Боку. Жалко ведь палатного врача и санитаров.

— Ну, санитаров-то жалеть нечего. Им куда лучше, чем другим заключённым, можно сказать, катаются как сыр в масле. Работа им только на пользу, и чем её больше, тем лучше. А, вот и Таки-сэнсэй, что, прооперировали уже?

Таки, на голове которого красовалась хирургическая шапочка, сделал вид, что не заметил приветствия Сонэхары, и, сняв белый халат, крикнул в сторону соседней комнаты, где было служебное помещение: «Санитар!»

— Обед, все в больничном корпусе, — улыбаясь объяснил Сонэхара.

— А-а… — Добравшись до своего стола, Таки принялся шарить в ящиках, выдвигая их один за другим.

Каждый раз, когда он выдвигал, а потом задвигал очередной ящик, его наполовину седые сухие волосы взлетали и падали вниз, обмахивая, словно щёткой, край стола.

— Что-нибудь ищете? — Сонэхара подмигнул Тикаки. Таки постоянно что-то терял, а потом разыскивал.

— Сигареты.

— Сигареты? Так бы сразу и сказали. Вы что, для того и санитара звали, чтобы искал ваши сигареты? Всё-то у вас шиворот-навыворот. Вот они, ваши сигареты. (Тут Сонэхара извлёк из своего ящика помятую пачку и перебросил её через стол). Я их прибрал, чтоб не потерялись. Давеча, когда вы шли в операционную, то оставили их на столе. А этот санитар, который Маки, он так зыркал на пачку глазами, что я решил её прибрать, всё-таки надёжнее. С ним надо держать ухо востро. Помню, в прошлую свою отсидку — он тогда тоже был санитаром — он всегда подбирал бычки с пола в ординаторской, за что его постоянно наказывали. Да что вы опять ищете?

— Спички.

— Да вон же они, справа от пепельницы. Вон, рядом с медицинскими картами, да нет же, не там, правее той, на которой красная наклейка… Ну вот, нашли?

Таки нервно закурил и выпустил дым из ноздрей. Он смотрел в потолок, и выползшие из его аккуратных круглых ноздрей две струйки дыма разошлись по сторонам.

— Не мог резать, — неожиданно сказал он.

— Что именно? Аппендицит? Провозились вы долго. Что, перфорация?

— Да нет, скальпель. Этим скальпелем невозможно ничего резать.

— А-а… — Сонэхара стал подушечкой безымянного пальца полировать свою лысую макушку. — Ну, за скальпели отвечают санитары. Вы их распустили окончательно, это никуда не годится. А может, инструменты плохие. Да, наверняка. Здесь ведь покупают всё самое дешёвое. Что ни попросишь, ответ один — не предусмотрено бюджетом, надо экономить. От нашего главврача целыми днями только и слышишь — экономьте лекарства, экономьте то да сё… А к концу года оказывается, что мы не израсходовали до конца бюджетные средства. Думаю, и в этом году будет то же самое. В прошлый раз наверняка именно по этой причине купили вдруг какой-то хроматограф, хотя я его и не заказывал вовсе. Таки-сэнсэй, если уж просить, теперь самое время. Скажите им, чтобы купили скальпели, которые режут, да побольше.