101. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ На полу игрушки. В доме тишь. Мама вяжет. Ты спокойно спишь. В темно-голубой квадрат окна Смотрит любопытная луна. Где-то в небе возникает вдруг Ровный-ровный, нежный-нежный звук, Словно деловитая пчела Песню над цветами завела. В ясном небе близ луны плывет Маленький отцовский самолет. «Спи, сынок! — гудят его винты. — Чтоб в саду играл спокойно ты, Чтоб лежали в домике в тылу Детские игрушки на полу, Каждый вечер ввысь взлетаю я, И со мной летят мои друзья! Вражьи „юнкерсы“ еще бомбят Беззащитных маленьких ребят. Их глаза незрячие пусты, Их игрушки кровью залиты! Чтоб добыть победу, чтоб принесть Детям счастье, а фашистам месть, — Чуть настанет вечер, над тобой Мы летим на Запад, в жаркий бой!..» В темно-голубой квадрат окна Смотрит любопытная луна. На полу игрушки, в доме тишь. Мама вяжет. Ты спокойно спишь. Над тобой отцовский самолет Песню колыбельную поет. 1943 102. ДНЕПРОПЕТРОВСКУ Здравствуй, город чугуна и стали, Выдержавший бой с лихим врагом! Варвары тебя не растоптали Кованым немецким сапогом. Молчаливый, опустевший, темный, Ты как воин, а не как слуга, Погасив пылающие домны, Встретил ненавистного врага! Жаждавший днепропетровской стали, Немец получал ее в ночи Только пулями, что залетали В дом, где пировали палачи! Вдоль проспектов новых и бульваров Враг поставил виселицы в ряд. Но сердца суровых сталеваров Крепче стали, что они варят! И в октябрьский день, уже нежаркий, В своего освобожденья час, Шумом лип Шевченковского парка Воскрешенный город встретил нас! Радость стариков и смех подростков, Всё, чем ты, победа, дорога, — Нам залог, что сталь Днепропетровска Скоро полетит в лицо врага! 1943 103. «Оказалось, я не так уж молод…» Оказалось, я не так уж молод; Юность отшумела. Жизнь прошла. До костей пронизывает холод, Сердце замирает от тепла. В час пирушки кажется хмельною Даже рюмка слабого вина, И коль шутит девушка со мною, Всё мне вспоминается жена. 1943 104. КОТ
На тюфячке, покрытом пылью, Он припеваючи живет, Любимец третьей эскадрильи — Пушистый одноухий кот. Землянка — тесное жилище, Зато тепла землянка та… Комэск в селе на пепелище Нашел бездомного кота. Бывает — полночь фронтовая, Темно… По крыше дождь сечет… И вдруг, тихонько напевая, На стул комэска вспрыгнет кот. Снаружи ветер глухо воет, В окошке не видать ни зги… А кот потрется головою О фронтовые сапоги, И просветлеет взгляд комэска, Исчезнет складочка у рта. Как полон золотого блеска Давно забытый взгляд кота! И кажется, не так уж сыро И дождь в окно не так стучит. Уютной песенкою мира Кота мурлыканье звучит. И словно не в консервной банке Горит фитиль из волокна, И мнится, что в пустой землянке Вот-вот заговорит жена. 1943 105. ДЕНЬ СУДА За то, что, каскою рогатою увенчан И в шкуру облачен, ты был как гунн жесток, За пепел наших сел, за горе наших женщин, От милых сердцу мест ушедших на восток, За горькую тоску напевов похоронных Над павшими в огне кровопролитных сеч, За вбитые в глаза немецкие патроны, За головы детей, разбитые о печь, За наши города, за храмы наших зодчих, Повергнутые в прах разбойничьей пальбой, За наш покой, за то, что на могилах отчих Ругаются скоты, взращенные тобой, За хлеб, что ты украл с широких наших пашен, За бешенство твоих немецких Салтычих, За безутешный плач несчастных пленниц наших На каторге твоей и за бесчестье их, За всех, кто был убит в церквах, в подвалах, в ригах, Кто бился на кострах, от ужаса крича,— Исполнится написанное в книгах: «Поднявший меч погибнет от меча». Как бешеного пса, тебя в железной клетке На площадь привезут народу напоказ, И матери глаза закроют малолеткам, Чтоб не пугаться им твоих свирепых глаз. И грохот костылей раздастся на дорогах: Из недр своих калек извергнут города. Их тысячи — слепых, безруких и безногих На площадь приползут в день твоего суда. И, крови не омыв, не отирая пота, Не слыша ничего, не видя ничего, Чудовищной толпой, сойдясь у эшафота, Слепые завопят: «Отдайте нам его!» И призраки детей усядутся в канавах, И вдовы принесут в пустых глазах тоску… Куда тебе бежать от пальцев их костлявых, Что рвутся к твоему сухому кадыку? И встанут мертвецы. Их каждый холм, и пажить, И рощица отдаст в жестокий этот час. Их мертвые уста тебе невнятно скажут: «Ты всё еще живешь, злодей, убивший нас?» Тебя отвергнет друг, откажет мать в защите, Промолвив: «Пусть над ним исполнится закон! Мне этот зверь — не сын! На суд его тащите! Я проклинаю ночь, когда родился он!» Тогда впервые ты почуешь смертный ужас И, слыша, как твоя седеет голова, Завертишься ужом, уйти от кары тужась, И станешь лепетать о милости слова. Но проклят всеми ты! И милости не будет! Враги тебе — земля, и воздух, и вода… И если правда есть, и если подлость судят, То скоро для тебя наступит День Суда! 1943 |
