Поэтому предложение Гаррисона вызвало у Лероя огромный интерес. От его пессимизма не осталось и следа, и он с надеждой поинтересовался у капитана, можно ли будет сделать несколько остановок для сбора образцов.

– Думаю, особой беды в этом не будет, – пожал плечами Гаррисон. – Но не затягивайте поездку: запасы воды и еды рассчитаны только на два дня. Выходите на связь каждые полчаса, а отправляться можете немедленно, – закончил он, взглянув на поднимавшееся из-за горизонта Солнце.

– Поскольку мы все равно летим на юг, капитан, было бы интересно забраться подальше, – предложил Джарвис. – Вдруг мы отыщем поселение Твила? Это было бы здорово!

– Только не увлекайтесь поисками. Помните, на третий день я отправляюсь вас спасать, – строго сказал Гаррисон.

Все сборы заняли несколько минут, и вот уже довольные исследователи покинули «Арес»: их воодушевляла не только страсть к новизне, но и возможность избавиться от рутинной работы по подготовке корабля к полету.

За время короткого перехода от «Ареса» до челнока они испытали уже привычные ощущения – от явного затруднения с дыханием до полной адаптации к разреженности местной атмосферы: сказывались долгие тренировки в земных барокамерах. Задержавшись на трапе, Дик и Жак помахали на прощанье Гаррисону, а тот, проследив за их стартом, вернулся к той самой рутинной работе, от которой с радостью сбежали его коллеги.

Челнок вернулся на исходе третьего дня.

Не веря своим глазам, Гаррисон и Пурс смотрели, как из летательного аппарата медленно выбрались два оборванца и заковыляли к «Аресу». Они казались бы совершенно неотличимыми друг от друга, если бы не разный цвет волос, да еще перевязанная рука брюнета.

Пурс помог друзьям подняться к люку, а потом, бережно поддерживая раненого Лероя, повел его к салону: Джарвис решительно отказался от помощи, шаркая на подгибавшихся ногах позади.

Когда путешественники расположились в креслах, Гаррисон обратил внимание, что былая жизнерадостность покинула на этот раз даже Джарвиса. Что же касается Жака, то происшедшая с ним перемена серьезно обеспокоила капитана. Бледность еще можно было объяснить раной, но неподвижный взгляд и застывшее на лице выражение ужаса заставляли думать, что тот находился во власти галлюцинаций.

Неизменный апельсиновый сок немного оживил путешественников, и тогда Гаррисон задал первый вопрос:

– Что у тебя с рукой, Жак? Рана серьезная?

– Нет, – ответил вместо Лероя Джарвис. – Небольшой порез, хотя и изрядно кровило. Но опасности воспаления никакой: Жак сказал, что на Марсе нет болезнетворных микроорганизмов.

Он говорил словно робот – бесцветный голос, четко выделенные интервалы и акцентированные знаки препинания. Пурс, ни слова не говоря, исчез и тут же вернулся с бутылкой коньяка и стаканами. Наполнив их наполовину, он едва ли не силой заставил друзей пригубить обжигающий напиток – остальные глотки они уже сделали сами.

Когда Гаррисон убедился, что «лечение» принесло свои плоды, и вновь прибывшие стали, наконец, похожи на людей, он разразился целой серией вопросов:

– И где же вы, поганцы, шатались? Что за нелепые радиограммы о рае? Немедленно отвечайте, куда вас черти занесли? – после чего попросил Пурса плеснуть и ему.

Джарвис вполне осмысленно взглянул на него и сочувственно проговорил:

– Я боялся именно такой реакции, командир, потому-то и был предельно краток. А то вы здесь решили бы, что я не в своем уме и рванули бы за нами.

– А теперь, значит, ты нормальный? – саркастически поинтересовался Гаррисон. – Если так, то немедленно изволь отчитаться о результатах экспедиции!

Джарвис взглянул на Лероя и, когда тот еле заметно кивнул, проговорил:

– Хорошо, слушайте. Я начну с самых первых минут полета, хотя наши сообщения тогда были довольно подробными. Мы выбрали тот же маршрут, по которому я летел в прошлый раз, поскольку, двигаясь по знакомому пути, мы быстрее всего добрались бы до места катастрофы. У Жака вначале возникли трудности с ориентированием на местности, потому что непривычная для землянина кривизна Марса искажала перспективу, визуально увеличивая и расстояния, и размеры предметов. Пока он привыкал к новому видению окружающего, мы уже достигли пустыни Квантус и пересекли канал в том месте, где я избавил Твила от сухопутного осьминога. Лерой попросил остановиться, чтобы посмотреть, что от того осталось, и я посадил машину неподалеку от места сражения.

Тут впервые подал голос несколько оправившийся биолог:

– Никаких признаков разложения. Мумифицированный объект.

– Этот «объект», как выражается Жак, облепили похожие на травинки многоножки, чтобы отколупнуть кусочек, – продолжил рассказ Джарвис. – Лерой разогнал всю эту банду и стал сам ковыряться в черном осьминоге. Меня чуть не стошнило, и я отвернулся. В этот момент Жак закричал, и я подумал, что эта гадость только прикинулась дохлой и напала на него! А оказывается, он сделал великое открытие.

Джарвис замолчал, наслаждаясь нетерпеливым удивлением слушателей и давая возможность биологу высказаться самому.

– Это чудовище оказалось полурастительного происхождения, – тихо проговорил тот и махнул Джарвису: продолжай, мол, сам.

– Ну да, дальний родственник биолазов, – усмехнулся Дик. – Жак вообще считает, что животная и растительная жизнь на Марсе не так конкретизирована, как на Земле. Помните, что я рассказывал о Твиле? Он же спал, изображая экзотический цветок! И я не видел, чтобы он чем-то питался. Возможно, клюв служил ему не только амортизатором при прыжках, но еще и своеобразным корнем?

– Вот именно, сунул клюв в песок, пососал, что придется, и побежал дальше, опираясь на стебли... или на листья? Бред какой-то, – проворчал Гаррисон.

– Когда Лерой собирал образцы растений и гонялся за удирающими травинками, появились четырехногие цилиндры с неизменными тележками. Вероятно, где-то здесь поблизости находился их муравейник. Самое забавное, что они, увидев нас, дружно загудели: «Я друг, дерьмо!». Откуда бы им знать эти слова? Следовательно, здесь в наличии феномен какого-то коллективного разума, я думаю. Лерой сразу же решил поймать одного из них и тут же препарировать его, но я воспротивился этой затее – слишком свежи еще воспоминания о неравной битве с обитателями другой мусорной кучи.

Пурс сочувственно кивнул: ведь это именно он спас тогда Джарвиса и Твила.

– У Жака появилось предположение, что перемалываемая смесь может служить питанием общим корням разветвленной системы полурастительной жизни, элементами которой являются и эти бочкоподобные тачечники. А когда в смеси недостает какого-то компонента, они обогащают ее своими телами, прыгая под колеса размолочной мельницы.

– Казалось бы, чего проще – взять и привезти с поверхности подходящие ингредиенты, – возмутился Гаррисон.

– Но для этого нужно думать, а они, похоже, способны лишь выполнять приказы, – заметил Джарвис. – Во всяком случае, следуя земным меркам, невозможно понять проявления марсианской жизни.

Слабый кивок Лероя подтвердил правильность слов Дика, и тот продолжил повествование:

– Да, я совсем забыл сказать, что до этой посадки мы останавливались еще возле строителя пирамид. За это время новое сооружение уже довольно значительно поднялось вверх, так что Лерою пришлось забраться на него, чтобы увидеть многовекового труженика. Правда, он едва не поплатился за свое любопытство. Чешуйчатое чудовище в это время как раз тащило хоботом очередной кирпич, и Жак едва успел увернуться от увесистого «сюрприза». Нашему биологу очень хотелось притащить на «Арес» если уж не все чудовище целиком, то хотя бы его часть. Однако, решив не уничтожать представителя уникальной жизни, Жак ограничился кирпичом от предыдущей пирамиды.

– А не мешало бы и притащить, – заметил Гаррисон. – Вдруг при ремонте «Ареса» Карл почувствует нехватку в строительном материале? Тут бы и пригодились силиконовые кирпичи.

– Вот бы была радость! – подхватил Пурс. – Нечто новое в космической технике – кирпичная ракета! И как только люди до такого не додумались?