— Вы не верите, я так и знала. Но так же хорошо я знаю, что вашему другу, любимому другу, ничего за это не будет.

— Не говорите так, донна Джудитта! Как приор я не вправе вмешиваться в судопроизводство, если речь не идет о государственной измене!

— Еще бы! Все вы, большие господа, заодно! Но все еще будет иначе, дайте срок!

Не скрывая раздражения, женщина сорвалась со своего места и, резко оборвав дочь, которая собиралась попрощаться с приором, словно богиня мести выскочила из приемной.

Мучимый противоречивыми чувствами, Данте вернулся в свой кабинет.

Правильно ли он поступил?

Внутренним взором он все еще видел полные гнева глаза глубоко уязвленной женщины и страдающий взгляд молодой девушки.

А что означает этот странный рассказ о Гвидо Кавальканти? Конечно, он звучит неправдоподобно, но за ним, должно быть, что-то стоит!

На следующий день во Дворце приоров все уже было известно.

Гвидо Кавальканти не забыл, как Симоне Донати по наущению своего отца Корсо предпринял попытку покушения на жизнь возвращавшегося с богомолья паломника. Гордый, склонный к уединению философ и поэт поначалу отказался от мести. Но когда вчера он ехал верхом по улицам Флоренции в сопровождении нескольких молодых людей из дома Черки, то неожиданно наткнулся на своего заклятого врага Корсо Донати, который также ехал верхом в окружении сыновей и нескольких приятелей. При воспоминании о поступке Симоне Донати Кавальканти пришел в ярость. Он пришпорил коня и пустил его навстречу Корсо, собираясь пронзить того копьем. Друзья бросили Корсо, разбежались в разные стороны подобно курам, на которых напал ястреб, а град камней, посыпавшийся из всех окон, обратил в бегство и его самого. Правая рука Кавальканти серьезно пострадала от удара камнем.

С гневом и горечью выслушал Данте эту историю. Почему Гвидо не прислушался к дружескому совету и не подал гонфалоньеру справедливости жалобу на Симоне Донати, обвиняя его в покушении на свою жизнь? Вместо этого он упустил время, а вот теперь сам нарушил закон, напав на другого! Черные теперь будут, конечно, торжествовать и всем объяснять:

— Видите, белые и гибеллины ни во что не ставят законы и среди белого дня нападают на своих соперников прямо на улице!

Прошло, правда, немного времени, и семейство Донати со своими сторонниками вновь проштрафились.

Двадцать третьего июня отмечались вигилии, то есть канун праздника Иоанна Крестителя. Для флорентийцев не было более торжественного праздника, чем праздник их покровителя. С этого дня солнце начинало умирать, а на Рождество рождалось новое солнце! Даже преступникам праздник Иоанна Крестителя предвещал некоторое утешение, ибо в честь покровителя города некоторых грешников всегда ожидало помилование. Им достаточно было лишь пробежать в дурацком, шутовском колпаке на голове и со свечами в руках вслед за повозкой для денежных пожертвований Иоанну Крестителю и после уплаты определенной суммы разрешалось спокойно разойтись по домам.

Горожане устраивали в этот день конные скачки, религиозные мистерии и пышные шествия.

Во время одного из подобных торжественных шествий цехов дворяне из числа верных гвельфов под предводительством Корсо Донати напали на старшин цехов и принялись избивать их, крича: «Мы одержали победу под Кампальдино! А в благодарность за это вы лишили нас власти!»

Все пожилые члены цехов прекрасно знали, что в 1289 году — то есть одиннадцать лет назад — во время знаменитой победы флорентийцев над гибеллинами и аретинцами Корсо Донати и впрямь отличился на поле боя: командуя арьергардом, он, нарушив приказ главнокомандующего, смело атаковал успешно наступающего противника с флангов, что и обеспечило успех флорентийскому войску. Но насилие, которое чинил он со своими товарищами, вынудило отстранить этих спесивых дворян от управления государством.

Когда Корсо Донати со своими приближенными внезапно напал на цеховых старшин, те стали призывать своих людей:

— Друзья, не поддавайтесь на эту провокацию! Не отвечайте на силу силой! Мы верим в закон и право и презираем тех, кто напал на нас!

И они почти не сопротивлялись нападавшим.

Такое поведение участников шествия объяснялось, правда, не только уважением к закону и отвращением к насилию, но и превосходством нападавших. Причем последняя причина была, пожалуй, самой главной. Сопротивление хорошо вооруженным и искусным в военном деле дворянам не оставляло защищавшимся ни малейшей надежды на успех, а лишь ухудшило бы их положение.

Как только праздник миновал, старейшины цехов, взволнованные происшедшим, явились во Дворец приоров и настоятельно потребовали наказать Корсо и его сподвижников, которые своей безобразной выходкой не побоялись нарушить торжественную атмосферу праздника. Им, старейшинам цехов, с огромным трудом, по их словам, удалось удержать справедливо возмущенных членов своих цехов от того, чтобы не ответить на насилие насилием, уговорив их вместо этого передать разбор в руки приоров, полагаясь целиком и полностью на их справедливость.

Обмануть такое доверие было нельзя.

Приоры немедленно созвали совещание и сошлись на том, что дальше так продолжаться не может. Спасение только в быстрых и энергичных действиях.

Данте Алигьери предложил в течение трех дней привести в исполнение уже подписанный приговор об изгнании Камбио да Сесто и двух его пособников, а кроме того, присудить Корсо Донати и самых строптивых среди черных к изгнанию и денежным штрафам; лучше всего выслать их в Кастелль-Масса-Требария.

— Я согласен с этими предложениями, — сказал приор Ноффо ди Гвидо Буонафеди, — но нас справедливо упрекнут в пристрастности, если мы ограничимся изгнанием только предводителей черных, в то время как кое-что можно поставить в вину и белым. Достаточно напомнить, как Гвидо Кавальканти среди белого дня напал с копьем на Корсо Донати. Если мы осуждаем преступления черных, мы не вправе закрывать глаза и на бесчинства белых.

— Единое право, одни и те же штрафы для всех, кто преступает законы! — воскликнул один из четверых оставшихся приоров, а остальные энергично закивали в знак согласия.

Данте заметил:

— Я прошу не забывать, что есть разница между поступками Корсо Донати и Гвидо Кавальканти, на которого недавно совершил покушение Симоне Донати, естественно, по наущению своего отца, Корсо.

— Почему же Кавальканти не подал жалобу? Здесь властвует закон, а не сила!

Данте пришлось согласиться: конечно, следовало подать жалобу!

Ноффо ди Гвидо, который терпеть не мог Алигьери, выпустил-таки отравленную стрелу своего красноречия:

— Меня удивляет, что коллега Данте так ревностно вступается за Гвидо Кавальканти. Если они и дружат, для нас, приоров, подобные отношения не должны иметь никакого значения.

У Данте кровь бросилась в лицо. Ответ его был резок:

— Приору Ноффо ди Гвидо должно быть известно, что через жену я довожусь родственником и Корсо Донати. И тем не менее я требую его изгнания.

— Зачем ссылаться на родственные отношения благодаря женитьбе! — ухмыльнулся Ноффо. — Ведь не секрет, что несколько лет назад по настоянию властей были заключены политические браки между гвельфами и гибеллинами. Кто самый главный враг Корсо Донати? Его шурин Виери Черки! Поэтому реплика Данте меня не убеждает. Пусть он докажет свою беспристрастность. Я вношу предложение, чтобы во имя восстановления мира и спокойствия из Флоренции был изгнан Гвидо Кавальканти вместе с Франческо Адимари и Пьетро Пацци, которые тоже приняли участие в стычке, и надеюсь, что мессер Данте одобрит это решение.

Остальные приоры напряженно смотрели на своего председателя. Обратится ли его любовь к справедливости и против собственного друга?

— Чтобы вы убедились, что мои речи о праве и справедливости не пустые слова, я дам согласие, чтобы и Гвидо Кавальканти, и прочие лидеры белых были изгнаны на непродолжительное время. Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир![37]