— Лючия!
— И он точно так же сжимал мне руку, как вы сейчас, а потом он… нет, не могу сказать…
Жаркий румянец залил мечтательное лицо девочки.
— Так что же сделал мой двойник, Лючия?
— Ах нет, оставьте, не спрашивайте меня!
— Может быть, он сделал так?
И, обняв смущенную девочку, Арнольфо запечатлел на ее пылающей щеке горячий поцелуй…
— Да, он сделал именно так! Да, Арнольфо, это замечательно! Но откуда вам все это известно?
Молодой купец снисходительно улыбнулся:
— Мой небесный двойник не хуже меня знал, что нужно было сделать.
Лючия принужденно засмеялась:
— Вы все шутите со мной, Арнольфо!
— И не думаю, Лючия! — Юноша и в самом деле совершенно серьезно смотрел в большие мечтательные глаза девочки. — Ты должна видеть во мне того, о ком твой ангел сказал, что он признается тебе в чистой любви.
— О, как я счастлива, Арнольфо!
В этот момент открылась дверь в комнату: вернулись родители Лючии. Оба выглядели бледными и взволнованными.
— Простите нас за неучтивый уход — мы получили очень дурные вести. На меня донесли, я попал под подозрение.
— Мне искренне жаль, мессер Камбио. Но вы сумеете опровергнуть любую клевету!
— Эти негодяи! За деньги они наняли шпионов, чтобы заманить в ловушку честного человека!
Жена прервала его:
— Тебе нужно спешить, Камбио, ты должен немедленно бежать!
Лючия с криком бросилась на шею своему отцу.
— Вы, я уверен, слишком сгущаете краски, мадонна! — попытался утешить Арнольфо.
Хозяин дома пребывал в нерешительности.
— Если бы знать! Бегство будет расценено как признание вины, а если я останусь здесь и они потащат меня на эшафот?
— Перестань!
— Никто не вправе причинить вам вред, отец!
Арнольфо пытался скрыть охвативший его страх.
Если Камбио да Сесто сам опасается, что дело может кончиться казнью, разве это не доказательство его вины?
Но можно ли обвинить отца Лючии в совершении преступления?
За дверью послышались торопливые шаги. Они неумолимо приближались…
— Мне уже не успеть! — промолвил мессер Камбио. — Слишком поздно!
На пороге появился посланец синьории с белым жезлом в руке.
— Высокочтимые приоры города Флоренции требуют, чтобы я, официальный герольд города, незамедлительно доставил вас к ним!
Камбио да Сесто уже успел полностью взять себя в руки, сейчас это опять был всеми уважаемый флорентийский купец.
— Это невозможно, — возразил он. — Я уже договорился об одной чрезвычайно важной встрече.
— Как же, как же, знаем… в Фьезоле… с посланцем Папы!
Торговец шелком с удивлением и испугом посмотрел на жезлоносца. Тот самодовольно кивнул, подтверждая свои слова.
— Видите, нам все известно о ваших планах, а уж верховные власти Флоренции найдут пути и средства, чтобы в корне пресечь государственную измену, откуда бы она ни исходила!
Теперь мессер Камбио почувствовал досаду, что опустился до объяснений со столь незначительным представителем городских властей; он высокомерно взглянул поверх головы жезлоносца и сказал:
— Что ж, будь по-твоему… Я иду с тобой!
Лючия заплакала навзрыд. Донна Джудитта, тоже вся в слезах, обняла мужа. Он шепнул ей на ухо:
— Пошли к Корсо Донати, он позаботится о моем освобождении!
— Всякие секретные переговоры запрещены! — предупредил городской герольд.
Мессер Камбио принялся оправдываться:
— Могу же я проститься со своей женой!
Арнольфо безмолвно смотрел на семейство, которое постигло огромное несчастье. На мгновение у него мелькнула мысль, что его случайное присутствие в доме человека, которому предъявлено тяжкое обвинение, бросает тень и на него самого. Но он тут же устыдился своей слабости. Виновен Камбио да Сесто или невиновен — в любом случае он, Арнольфо, в меру своих сил будет помогать его жене и их бедной невинной дочери.
Шагая рядом с городским герольдом, Камбио да Сесто ловил на себе не один косой взгляд, и до его слуха нередко долетали обидные слова «изменник», «негодяй», «проклятый черный» и тому подобные оскорбления. Он же внимательно вглядывался в каждого обидчика, размышляя уже над тем, что, когда придет время, он воздаст за каждую обиду сторицей.
Очутившись во дворе приоров, Камбио ничуть не удивился, обнаружив там еще двух человек, которым тоже вменялось в вину тяжкое преступление перед государством.
Когда писец огласил обвинительный акт, лица приоров, гонфалоньера справедливости[24] и судьи, мессера Лапо Сальтерелли, сделались суровыми. Дело было нешуточное. Как следовало из зачитанного документа, городским властям стало известно, что трое приверженцев папской власти, а именно Симоне Герарди, Ноффо Квинтавалле и Камбио да Сесто, совместно с Папой Бонифацием VIII готовили акцию против республики Флоренция с целью отдать ее в руки Папы, который уже давно стремился присоединить всю Тоскану к самой Папской области как часть наследства, завещанного в свое время святому престолу маркграфиней Матильдой[25]. Поскольку, как говорилось в акте, долг приоров заботиться о безопасности республики, учитывая сказанное выше, против перечисленных членов папской партии выдвигается обвинение в государственной измене.
«Слава Богу! — подумал Камбио да Сесто, — подробности им, похоже, неизвестны». И он, подобно своим соучастникам, придал лицу уверенное и высокомерное выражение. Правда, с обвинением в государственной измене шутки плохи: было известно, что город Флоренция обезглавил не одного злоумышленника, который покушался на его безопасность. Но на этот раз все могло закончиться не столь трагично — Бонифаций VIII был могущественным союзником, который просто так не оставит в беде своих единомышленников!
— Как вы решились вступить в переговоры с папским посланником и повести вместе с ним борьбу против целостности нашего государства?
На этот вопрос судьи Сальтерелли Камбио да Сесто ответил так:
— Мы стремились к той же цели, что и приоры Флоренции, которые сами обратились к Папе с просьбой о посредничестве, поскольку в условиях всеобщей сумятицы и партийных раздоров не видели иного выхода!
— Это просто наглость — так говорить! Одно дело, когда власти города обращаются за посредничеством к Папе как главе Церкви, и совсем другое, когда простой горожанин собирается поступиться свободой родного города в интересах того же самого Папы, но уже в роли мирского сюзерена!
— Простой горожанин, говорите вы? Да мы — уважаемые негоцианты!
Все расхохотались. Конечно, власть в республике принадлежала цехам, а среди цехов купцы пользовались наибольшим влиянием. Но как посмели эти предатели прикрываться честью своего сословия! Мнение приоров выразил гонфалоньер справедливости, мессер Гвидо Убальдини, сказавший:
— Почтенные негоцианты не прибегают к недостойным средствам, чтобы достичь той или иной политической цели, прежде всего они заботятся о благе государства, а не о его упадке!
А когда все трое обвиняемых попытались решительно возразить против подобных заявлений, слово взял глава приоров:
— Я полагаю, что эти трое почтенных негоциантов пока еще не в состоянии дать правильную оценку своему преступлению, и самое лучшее, пожалуй, если мы дадим им время поразмыслить над своим поступком.
Остальные члены правительства города сочли это предложение весьма разумным, и троим подозреваемым, которые даже не были арестованы согласно действующим законам, пришлось ожидать своего неопределенного будущего в одиночных камерах.
РАЗБИТАЯ СВЯТЫНЯ
Страстная суббота пожаловала с голубым небом и ярким солнцем, напомнив людям о приближающемся празднике Пасхи.
Лючия, дочь сера Камбио, надела поверх ярко-красного одеяния другое, немного короче и без рукавов, зеленого цвета, украшенное золотым шитьем, а голову с уложенными венчиком косами покрыла косынкой, источавшей тонкий аромат. Поцеловав на прощание мать, она прихватила несколько живущих по соседству подружек и отправилась с ними на площадь перед великолепным флорентийским баптистерием[26] Сан Джованни, восьмиугольным купольным сооружением, украшенным колоннами. Там, в ожидании возгорания пасхального огня и последующего массового крещения новорожденных, уже скопилась масса людей, искренне верующих и просто любопытных.
