1927 ПИСЬМО К ЛЮБИМОЙ МОЛЧАНОВА, БРОШЕННОЙ ИМ, как о том сообщается в N 219 «Комсомольской правды» в стихе по имени «Свидание» Слышал — вас Молчанов бросил, будто он предпринял это, видя, что у вас под осень нет «изячного» жакета. На косынку цвета синьки смотрит он и цедит еле: — Что вы ходите в косынке? Да и… мордой постарели? Мне пожалте грудь тугую. Ну, а если нету этаких… Мы найдем себе другую в разызысканной жакетке. — Припомадясь и прикрасясь, эту гадость вливши в стих, хочет он марксистский базис под жакетку подвести. "За боль годов, за все невзгоды глухим сомнениям не быть! Под этим мирным небосводом хочу смеяться и любить". Сказано веско. Посмотрите, дескать: шел я верхом, шел я низом, строил мост в социализм, не достроил и устал и уселся у моста. Травка выросла у моста, по мосту идут овечки, мы желаем — очень просто! — отдохнуть у этой речки. Заверните ваше знамя! Перед нами ясность вод, в бок — цветочки, а над нами — мирный-мирный небосвод. Брошенная, не бойтесь красивого слога поэта, музой венчанного! Просто и строго ответьте на лиру Молчанова: — Прекратите ваши трели! Я не знаю, я стара ли, но вы, Молчанов, постарели, вы и ваши пасторали. Знаю я — в жакетах в этих на Петровке бабья банда. Эти польские жакетки к нам провозят контрабандой. Чем, служа у муз по найму, на мое тряпье коситься, вы б индустриальным займом помогли рожденью ситцев. Череп, што ль, пустеет чаном, выбил мысли грохот лирный? Это где же вы, Молчанов, небосвод узрели мирный? В гущу ваших роздыхов, под цветочки, на реку заграничным воздухом не доносит гарьку? Или за любовной блажью не видать угрозу вражью? Литературная шатия, успокойте ваши нервы, отойдите — вы мешаете мобилизациям и маневрам. 1927
«МАССАМ НЕПОНЯТНО» Между писателем и читателем стоят посредники, и вкус у посредника самый средненький. Этаких средненьких из посреднической рати тыща и в критиках и в редакторате. Куда бы мысль твоя ни скакала, этот все озирает сонно: — Я человек другого закала. Помню, как сейчас, в стихах у Надсона… Рабочий не любит строчек коротеньких. А еще посредников кроет Асеев. А знаки препинания? Точка — как родинка. Вы стих украшаете, точки рассеяв. Товарищ Маяковский, писали б ямбом, двугривенный на строчку прибавил вам бы. — Расскажет несколько средневековых легенд, объяснение часа на четыре затянет, и ко всему присказывает унылый интеллигент: — Вас не понимают рабочие и крестьяне. — Сникает автор от сознания вины. А этот самый критик влиятельный крестьянина видел только до войны, при покупке на даче ножки телятины. А рабочих и того менее — случайно двух во время наводнения. Глядели с моста на места и картины, на разлив, на плывущие льдины. Критик обошел умиленно двух представителей из десяти миллионов. Ничего особенного — руки и груди… Люди — как люди! А вечером за чаем сидел и хвастал: — Я вот знаю рабочий класс-то. Я душу прочел за их молчаньем — ни упадка, ни отчаяния. Кто может читаться в этаком классе? Только Гоголь, только классик. А крестьянство? Тоже. Никак не иначе. Как сейчас помню — весною, на даче… — Этакие разговорчики у литераторов у нас часто заменяют знание масс. И идут дореволюционного образца творения слова, кисти и резца. И в массу плывет интеллигентский дар — грезы, розы и звон гитар. Прошу писателей, с перепугу бледных, бросить высюсюкивать стихи для бедных. Понимает ведущий класс и искусство не хуже вас. Культуру высокую в массы двигай! Такую, как и прочим. Нужна и понятна хорошая книга — и вам, и мне, и крестьянам, и рабочим. |
