Политическая централизация Русского государства в целом завершилась к началу правления Ивана IV Васильевича. Чуть позже, во времена соборов XVI века, проводимых при активном участии Грозного, завершилась и централизация церковного управления: в Православной русской церкви установилось единоначалие, причем «единоначалие московского государя»[120].
Вспоминая в основном спокойные и конструктивные взаимоотношения между великими князьями московскими рода Ивана I Калиты с митрополитами всея Руси на протяжении почти двух веков, можно сделать опрометчивый вывод о том, что процесс централизации церковного управления под единоначалием московского государя проходил спокойно и гладко. Но это далеко не так. История Русской церкви XV–XVII веков не менее драматична и философична, чем история Русского государства, и причины того сложны и объемны. Они уходят корнями в глубь веков, в историю Русской земли, они тесно связаны с историей Византийской империи и византийского православия, с историей всей Евразии.
История Русской церкви настолько крепко сплетена с историей русского народа и неотделима от нее, что даже эпизодическое (но обоснованное) вкрапление сюжетов истории церковной в текст повествования о судьбе Москвы-города и Москвы-народа, во-первых, даст более объемную картину жизни столицы Российской державы в рассматриваемый отрезок времени, во-вторых, позволит думающему читателю по-новому взглянуть на всем известные факты, по достоинству оценить действия тех или иных светских и религиозных деятелей и героев отечественной истории.
В предыдущих главах было сказано о том, что уже первые ханы Орды предоставили Русской православной церкви значительные льготы. Подобное отношение ханов к религиям завоеванных степняками народов оценивается положительно практически всеми учеными. А уже упоминавшийся доктор Эренжен Хара-Даван, как и многие патриоты Великой степи, частенько эксплуатируют этот факт, убеждая неискушенных читателей в том, что Чингисхан справедлив, а его политика, продолженная потомками, была в высшей степени гуманна и человечна по отношению к народам Евразии, по землям которых прокатился огненный каток войск Чингисхана.
«Ярлык хана Узбека, данный митрополиту Петру, трактует московского митрополита как владетельного князя, подчиненного непосредственно хану, дает митрополиту свободу от татарской дани, подтверждает судебные и административные права митрополита и обязывает его за это лишь немногим: «Да молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наше племя…»[121]
Всеми признанный факт! А с фактом спорить трудно: ханы Орды относились к вероисповеданиям завоеванных народов, к религиозным институтам, в том числе и к Православной русской церкви, не просто лояльно, но уважительно и даже по-восточному щедро. Многих ученых, не говоря уже о непосвященных, эта щедрость сбивала с толку: некоторые из них восторгались политикой ханов по отношению к Православной русской церкви, кто-то считал и считает, что повелители Орды допустили в данном вопросе серьезную промашку, оставив в покое церкви, монастыри — эти рассадники русского духа, эти обители хоть и завоеванной, но непокоренной русской души. Но и те, и другие забывают о главном: о конечной цели проводимой ханами политики по отношению к Православной русской церкви. А цель-то у великих завоевателей была одна, всем хорошо известная: Евразия «от моря и до моря»! И не на день или два-три месяца, а навечно! А для того, чтобы осуществить эту идею, добиться великой цели, нужно было на уже завоеванных землях посеять скрытую от чистых доверчивых душ людских духовную смуту. Сделать это можно только одним путем, чисто материальным, то есть предоставлением какой-либо части народа более выгодных условий жизни. Любой части!
Ханы Орды предоставили Православной русской церкви огромные экономические льготы. Казалось бы, никакого подвоха в этом нет и не может быть. Церковь — это же часть русского народа, это духовная опора всей Русской земли… Разве могла она отказаться от такого бесценного дара?
Русская церковь приняла ханский пряник в сложный момент, когда феодальная раздробленность в Восточной Европе достигла такой степени, что Русская земля представляла собой лоскутное одеяло, искромсанное удельными князьями. Церковь же, если посмотреть на нее с экономической точки зрения, представляла собой удельно-феодальную организацию, своего рода государство в государстве, которое просто обязано было развиваться экономически быстрее, нежели вся остальная Русская земля. А значит, она должна была привлекать в свое лоно многих русских людей, уставших от междоусобицы и ханской дани. И все они, богатые и бедные русские люди, переходя в непосредственное подчинение церкви, должны были молиться за ордынских повелителей, их жен, их детей, за их победоносное племя. Молились? Молились, но лишь в присутствии баскаков, да и то не громко, чтобы не умереть от стыда…
И молитвы эти нечистосердечные не развеивали дух русский по поднебесью, не убивали тихий, почти кроткий, но упрямый, упорный зов русской души, мечтавшей сто сорок лет о битве великой, о поле Куликовом.
Ханы Орды, обласкав Православную русскую церковь, сделали гениально точный ход, быть может, еще и потому, что они учли в своих расчетах… историю крестовых походов, санкционированных папской церковью!
Ханы Орды не могли не знать о том, какую неотразимую мощь представляют собой армии, скрепленные крепкой духовной идеей. В конце концов подвиги воинов ислама, с которыми не раз сталкивались в битвах и сражениях степняки, были им хорошо известны.
Подводя итог вышесказанному, можно с полной уверенностью констатировать, что политика ханов по отношению к религиям завоеванных ими народов, в том числе и по отношению к Православной русской церкви, проводилась исключительно в корыстных целях и никакими благими намерениями объяснима, а тем более оправдана быть не может.
Ханы хотели изнутри подорвать дух завоеванных народов и как огня боялись крестовых войн.
Чтобы лишний раз убедиться в этом, достаточно вспомнить, как Чингисхан отправил решать религиозные проблемы на тот свет верховного жреца монголов, когда тот перестал ему подчиняться. Никаких иллюзий!
Православная русская церковь приняла навязанные мудрыми ханами дары, но добились ли повелители Орды проводимой ими политикой желаемых результатов? На этот очень важный вопрос существует несколько противоположных ответов, и все они, несмотря на их противоположность и даже антагонистичность, больше дополняют друг друга, чем противоречат, как это ни покажется странным.
«XIV и начало XV веков — золотое время основания монастырей: за один XIV век было основано 80 монастырей, то есть почти столько же, сколько за предшествующие три века вместе (87 монастырей), а в первую половину XV века — 70 монастырей»[122]. Данный факт говорит о многом. Если в XI–XIII веках на территории Руси был зафиксирован быстрый рост городов, то после нашествия Орды эта тенденция если и сохранилась (города продолжали возникать в разных точках Восточной Европы), но темп был потерян. Количество же монастырей наоборот росло. Причем монастыри возникали и в обжитых землях, и в глухих лесных углах, еще не тронутых боярской и княжеской эксплуатацией. Нельзя сказать, что появление монастыря под боком у сельских жителей всегда приветствовалось последними. Но князья и бояре поддерживали монастыри, вообще церковь, часто в своих духовных грамотах отписывали им земли, деньги, другие богатства, потому что не хотели отдавать дары Русской земли, результаты своего труда и труда своих подданных Орде. Они как будто забыли на время правило, что где деньги, там и власть, что церковь разбогатевшая может возвыситься, подмять под себя и князей, и бояр, и купцов, и воинов, не говоря уж о простонародье. Светская власть, подыгрывая власти духовной в XIV и в начале XV века, будто бы не чувствовала угрозы со стороны усиливавшейся год от года церкви, и в этой недальновидности кроется некая тайна, некая необъяснимость.
