У царя Василия появилась прекрасная возможность возглавить народное движение. Но Шуйский этого не сделал, и винить его в нерешительности нельзя. Он был возведен на трон боярами, а они, по вполне понятным причинам, народу не доверяли. Но Москва была в блокаде, обложена со всех сторон отрядами Тушинского вора, и царь Василий обратился за помощью к Швеции, король которой Карл IX давно предлагал русским свою помощь. Впрочем, помощью русско-шведский союз против Польши назвать никак нельзя: Шуйский слишком дорого платил шведам за помощь — уступал им город Корелу и отказывался от борьбы за Ливонию.
Польша продолжала помогать Тушинскому вору, а в середине 1609 года открыто нарушила договор о перемирии и осадила Смоленск.
Князь М. В. Скопин-Шуйский
С этого момента начался самый тяжелый период в царствовании Василия Шуйского. Правительственным войскам удалось разгромить войско Лжедмитрия II. Самозванец бежал в Калугу, но от борьбы не отказался. В том же году русское войско потеряло прекрасного полководца Скопина-Шуйского, которого, как предполагают историки, отравили сторонники царя, опасаясь резкого возвышения талантливого военачальника, пользовавшегося огромным авторитетом у русских людей. Через несколько месяцев правительственное войско потерпело под деревней Клушино страшное поражение от гетмана Жолкевского. Бездарно в этом бою действовал брат царя, Дмитрий Шуйский, не помогли русским и шведы во главе с Делагарди, который, попав в окружение со всем своим лагерем, решил принять предложение противника о почетной капитуляции, по сути дела, предав союзников.
Последний Рюрикович или первый царь — носитель новой государственной идеи?
Столица в годы Смуты напоминала разграбленный и разрушенный дом. «В Кремле, на царском дворе, в святых Божиих церквах и в палатах, и по погребам — все столху Литва и Немцы и все свое скаредие творяху, — свидетельствует Филарет. — Все палаты и хоромы были без кровель, без полов и лавок, без окончины и дверей; все деревянное поляки пожигали для отопления своих жилищ»[213].
17 февраля 1609 года в столице произошел бунт против царя. В Кремль ворвалась бушующая толпа во главе с князем Романом Гагариным. Настроение у людей было боевое. «Шуйского с престола вон!» — кричали люди. К ним вышел патриарх Гермоген, начал уговаривать бунтовщиков прекратить волнения. Сам Гермоген не раз был не согласен с Шуйским — все это знали, поэтому и послушали принципиального патриарха, решительно вставшего на защиту законного царя. И это спасло Шуйского. Ураган людских страстей затих.
Но город не знал покоя. Купцы, столичные и приезжие, пользуясь блокадой, заламывали цены на хлеб, не брезговали торговать и с Тушинским вором. Оказалось, иметь два дорогих рынка — в Москве и в Тушине — выгодно. А народ, глядя на это, копил злобу.
В апреле люди Шуйского раскрыли новый заговор против законного царя, боярин Крючков-Колычев был казнен. Москвичей казнь не устрашила, только раззадорила еще больше. Москва стала дерзить царю, Шуйскому сообщили даже, что его убьют на Николин день, затем — на Вознесенье. В Кремль то и дело врывались голодные и грозно требовали от царя организовать поставки продуктов в столицу.
Шуйский обещал, принимал все возможные меры, чтобы сдержать обещание, но купцы, понимая, что сил у царя не хватает и не хватит для наведения порядка в объятой всеобщим бунтом стране, прятали, как и во времена Годунова, хлеб. После гибели Скопина-Шуйского царя спасти никто бы уже не смог.
Сигизмунд, король польский, узнал, что русские готовы признать своим царем королевича Владислава, и послал в Москву войско гетмана Жолкевского — человека, одаренного в одинаковой степени военным талантом и политическим тактом.
Трагедия под Клушино была предпоследним актом грустной драмы царя Шуйского: королевичу Владиславу стали присягать русские воины, военачальники, целые города.
Гетман Жолкевский забросал голодную Москву посланиями, в которых щедро раздавал от имени Владислава обещания сделать жизнь русского народа счастливой, сытой и спокойной.
Активней стал действовать и Тушинский вор, вышел с войском из Калуги, разбил лагерь в Коломенском.
В этот ответственный момент свое веское слово сказали дворяне — братья Ляпуновы. Прокопий командовал в войске Болотникова отрядом рязанских дворян. В ноябре 1606 года он перешел на сторону царя, стал думным дворянином. В середине июля 1610 года он предложил брату Захару и боярину Василию Голицыну осуществить двойную операцию: сбросить с престола московского царя и разделаться с Тушинским вором.
Захар взялся за дело решительно. Он собрал за Арбатскими воротами бояр и дворян, сказал им, что нужно наконец-то покончить с Василием Шуйским, незаконно захватившим московский трон, и с вором.
Люди выслушали его с пониманием. По решению сходки в село Коломенское отправили посла с предложением убрать вора. Но в Коломенском собрались люди ушлые — не зря они тянулись к вору. Они дали послу Захара Ляпунова хитрый ответ: «Сначала сбросьте своего Шуйского, а потом мы займемся своим Дмитрием».
Захар, по натуре не вор, но и не политик, воспринял эти слова как согласие помочь и повел бояр, дворян, купцов и чернь к царю. Василий Шуйский вышел навстречу грозной толпе. Люди остановились. Захар — здоровяк, косая сажень в плечах, молодой, упрямый — выдвинулся вперед и сказал пламенную речь, закончив ее гневными словами: «Сойди с царства!»
Шестидесятитрехлетнего, невоинственного вида Шуйского, Рюриковича родом, слова дворянина вывели из себя. Он выхватил нож из ножен и пошел на обидчика…
Рюрикович, царь огромной, пусть и взбунтовавшейся державы, как какой-нибудь бандюга из новелл Проспера Мериме, хватается за нож (оружие кухарок и разбойников) и с криком бросается на подданного: «Мне такого даже бояре не говорят!»
У немецких разведчиков бытовала до недавних пор поговорка: «Wenn Kundschafter zur Pistoler greifen mub, so ist zu spet» («Если разведчик хватается за пистолет, значит, он опоздал»). Здоровенный Захар показал царю кулак и грозно рыкнул: «Сделаешь еще шаг, я тебя в порошок изотру вместе с твоей железякой!»
Василий Иванович онемел, остановился. И правильно сделал. Времена стояли неспокойные. Не то что в 1147 году, когда бот такого же задиристого Степана Ивановича Кучку люди Юрия Долгорукого скрутили вмиг и без суда, по одному лишь мановению руки князя суздальского отправили к праотцам.
Захар Ляпунов повел толпу к лобному месту, послал за духовенством, боярами, служилым людом. Настойчиво зазвонили колокола. Жители Москвы потянулись к Красной площади, к Лобному месту. Патриарх Гермоген хотел было вступиться за царя, немилого ему, да раздумал, покинул сходку.
Князь Воротынский пришел к Василию Шуйскому и сказал: «Весь народ против тебя, оставь царство, не доводи людей до беды».
Василий Шуйский внял доброму совету, положил жезл и отправился в свой дом. Страна оказалась без царя. Власть перешла к боярам.
А коломенцы на следующий день не только отказались от своих слов, но еще и поиздевались над москвичами, нарушившими клятву верности законному царю. Тут только жители столицы вспомнили народную мудрость: «С волками жить — по-волчьи выть». Пораньше бы они вспомнили ее!
Низложение царя осудил патриарх Гермоген. Шуйский попытался организовать стрельцов и вернуть царский посох, но вездесущий Захар опередил его. 19 июля он с верными людьми ворвался в княжий дом Шуйского, схватил его и увез в Вознесенский монастырь.
Такого позора ни один Рюрикович еще не испытывал. Несчастного Андрея Боголюбского убили заговорщики, но чтобы какие-то дворяне позволили себе насильно постричь Рюриковича в монахи — такого на Руси еще не было. Рюриковичи насильно постригали в монахи всех, кого хотели, в том числе и князей, и княгинь из своего рода. Но…
