Уже в июне 1619 года Земский собор разрешает поставленный Филаретом вопрос о путанице в финансовых делах. В приговоре Собора «резко выделяются две черты: прямо рисуется неудовлетворительное экономическое положение податных классов и уклонение от податей, а затем неудовлетворительное же состояние администрации с ее злоупотреблениями, о которых свидетельствовали столь частые челобитные про «обиды сильных людей». Все последующие внутренние распоряжения правительства Михаила Федоровича и клонились именно к тому, чтобы 1) улучшить администрацию и 2) поднять платежные и служебные силы страны»[226].

Следует напомнить, что Русское государство еще со времен Ивана IV Грозного фактически стало превращаться в державу имперского типа, в империю. Это болезненное для любого государства превращение не могло быть остановлено Смутой, она лишь замедлила этот объективный процесс. Цари XVII века, хотели они того или нет, просто обязаны были в своих административных решениях исходить именно из упрямого движения Московской Руси к Российской империи, что очень хорошо можно увидеть по изменению всего центрального управления при Михаиле Федоровиче.

В Москве после Смутного времени вновь восстанавливались старые институты власти — приказы.

Романовым ничего не нужно было придумывать, изобретать, механизм государственной машины, подходящий для решения стоящих перед страной задач, был уже создан. Они и не изобретали, занимаясь конкретной жизнью державы. Не спеша занимаясь, надо сказать. Некоторые историки даже обвиняют их в том, что в XVII веке русские люди слишком уж увлеклись стариной. Но, может быть, тягу к размеренному образу жизни после бурь Смутного времени можно извинить?

Старина, безусловно, мудра. И забывать ее не следует. Приказы восстановить как некую систему центрального управления нужно было, в этом вряд ли кто-то сомневается.

Но есть другой аспект, напрямую связанный с русской стариной, и о нем-то первые цари династии Романовых, увлекшись решением административных задач и по мере сил и возможностей решая проблему повышения благосостояния народа, не думали.

Старина!..

В далекую старину, еще во времена Владимира Святославича, на Русь прибывали из Византийской империи зодчие, иконописцы, другие мастера. Русские люди быстро переняли у них все секреты и стали создавать свои великие творения. После нашествия Батыя русское искусство пришло в упадок. И возродить его без знаний иностранных мастеров было сложно. И дело тут не в степени гениальности, не в степени одаренности новгородцев, москвичей и, скажем, византийцев или итальянцев, а в технологических секретах мастерства, на добывание которых уходят столетия размеренной жизни. Забыли русские люди в XIV веке очень многое. Баскаки им выбили память.

На рубеже XIV–XV веков у русских людей появилась-таки возможность вспомнить самих себя, но уже Иван III не смог построить родной Кремль без иностранных мастеров. Опять понадобились иностранцы, чтобы научить русских людей возводить соборы да стены крепостные. Только-только обрели русские мастера уверенность в своих силах, как Смута нагрянула, погибло много людей — опять драгоценный опыт был забыт. Напрочь.

И долго было им не до новаторства, не до творчества, нужно было обустроить жизнь, и побыстрее. А быстро это сделать можно было, лишь организовав жизнь по-старинному, по проверенному веками порядку.

Но ведь и все самое ценное в старинной жизни было когда-то новым, создавалось великими мастерами, мечтавшими о том, чтобы их знания и опыт, их мудрость переняли потомки и приумножили.

Об этом обыватели не думали. Им простительно. Но правителям об этом забывать нельзя никогда.

До Смуты Годунов, тоже невесть какой генератор идей, собирался открыть в Москве университет, профессиональные школы. После Смуты Романовы об этом забыли. Привело это упорное нежелание учиться самим и обучать народ к тому, что в Русском государстве стало катастрофически не хватать специалистов-оружейников, инженеров, в том числе и военных, других профессионалов.

Впрочем, существуют иные мнения об итогах царствования Михаила Федоровича. «Возвращаясь к старине, возвращая весь старый механизм управления, московские люди не думали что-либо менять и вместе с тем изменили многое. Такого рода перемены произошли, например, в областном управлении, где правительство более или менее систематически вводило воевод, так что воеводская власть из власти временной становится постоянной и вместе с тем гражданской властью. Далее, держась по-старому поместной системы, торопясь привести в порядок поместные дела, упорядочить службу, правительство все более и более прикрепляет крестьян, «чего при старых великих государях не было». С другой стороны, давая первенствующее значение служилому классу, все более и более обеспечивая его положение, мало-помалу приходят к сознанию неудобства и несостоятельности дворянских ополчений, ввиду чего и заводится иноземный ратный строй, солдатские и рейтарские полки. В войске Шеина в 1632 г. под Смоленском было 15 000 регулярного войска, устроенного по иноземному образцу. Этих примеров совершенно достаточно для доказательства того, что деятельность правительства Михаила Федоровича, будучи по идее консервативной, на деле, по своим результатам, была, если только уместно это слово, реформационной»[227].

В 1623 году закончилось дело Марии-Анастасии Хлоповой, а в следующем году, 19 сентября, Михаил Федорович Романов вынужден был жениться на Марии Долгоруковой, дочери князя Владимира Тимофеевича Долгорукова. Странный это был брак. Против воли женили царя. Долго отказывался он. Да дело царское такое: хочешь не хочешь, а жениться надо и надо дать стране наследника престола. Согласился Михаил Федорович, смирился с судьбой, пошел под венец, забыл Марию-Анастасию Хлопову, но на следующий день после свадьбы жена его законная заболела и через три с половиной месяца, 6 января 1625 года, умерла. Ходили по Москве слухи, будто лихие люди извели дочь князя Долгорукова, но кто они такие были, какие злобные цели преследовали и существовали ли они в действительности — неизвестно.

Через год с небольшим, 29 января, Михаил Федорович женился во второй раз — на Евдокии Лукьяновне Стрешневой, дочери дворянина. Чтобы с ней ничего непредвиденного не случилось, дело держали в тайне, невесту доставили во дворец за три дня до свадьбы. Евдокии Стрешневой повезло. Она прожила с мужем девятнадцать лет и умерла через месяц после смерти Михаила Федоровича.

В 1631 году закончился срок долгого перемирия с Польшей, и русские люди стали готовиться к новой войне с ней. В апреле 1632 года польский король Сигизмунд скончался. Царь созвал Земский собор, на котором было принято единогласное решение воевать с Польшей, отнять у нее все русские земли. На Соборе избрали и главных начальников русского войска — боярина Михаила Борисовича Шеина и окольничего Артемия Измайлова. Они должны были отвоевать у противника Смоленск. Шеин известен был еще со Смутного времени как организатор героического сопротивления жителей Смоленска. После сдачи города он попал в плен к полякам. Человек он был в военных делах опытный и очень гордый, считал себя просто обязанным взять Смоленск. Покидая Москву с крупным, хорошо оснащенным войском, он с презрением отозвался при царе о боярах, которые всегда, когда он воевал за Отчизну, «за печью сидели и сыскать их нельзя было». Такой дерзости бояре никому бы не простили. Даже победителю. Они доказывали это не раз, например, когда вынудили царя отдать Дмитрия Пожарского «головой» Борису Салтыкову. Шеин знал об этом. Он обязан был взять Смоленск.

Но новый король Польши Владислав вовремя пришел на помощь осажденным, окружил русское войско и вынудил его просить пощады. Шеин с разрешения царя вышел на переговоры, добился почетных условий: Владислав пропустил его людей с личным оружием в Москву. Итак, еще одно поражение потерпели русские от поляков, и винить в той беде нельзя было одного лишь Шеина. Плохо сработали поставщики продовольствия, русское войско никто не подстраховал, на высоте положения оказался Владислав. Но бояр это не интересовало.