В тот же день дьяки Путило Михайлов и Андрей Васильев зачитали московскому народу другую грамоту. В ней самодержец успокоил сограждан, обещал им, что «опала и гнев его не касаются народа». Нет, не комедия то была. В начале XVI века, как сказано было чуть раньше, на другом континенте незаконнорожденный полукровка Атауальпа изысканным военным коварством захватил власть в империи инков и уничтожил создавший это государство род. Государство Русское создали Рюриковичи. Плохие или хорошие они были, можно прочитать в летописях, в трудах русских историков. Инки, если судить по книге Инки Гарсиласо де ла Вега «История государства инков», проводили миролюбивую политику в завоевываемых ими землях. По закону инков, каждая женщина в любой захудалой деревушке просто обязана была желать мужчину-инка.
Особенно царя, который, дабы это желание не угасло, постоянно разъезжал по огромной стране и утолял законное желание провинциалок. Атауальпа родился именно по такому случаю и почему-то этот случай, этот закон и придумавших его инков люто возненавидел. Свидетельства русских летописцев и даже иностранных хронографов ничего не говорят о том, что в стране Рюриковичей было нечто подобное. Было другое: в течение шестисот лет страной правил один могучий клан, не подпускавший к вершине власти никого. Те же источники редко упоминают о случаях, подобных тому, который случился на Боровицком холме, когда нерюрикович Степан Иванович Кучка пал от руки Рюриковича Юрия Владимировича Долгорукого. Затем в Боголюбове было дело Кучковичей, позже в Москве — дело тысяцких… Можно по пальцам пересчитать эти случаи явного проявления неповиновения Рюриковичам. Правили они неплохо. Но очень уж долго, особенно для тех быстротекущих веков: шесть столетий! Ни Чингисиды, ни Тимуриды, никакая другая крепкая династия не продержалась на вершине власти так долго.
Сам ли, а может быть, по подсказке Вассиана, — неважно, Иван IV Васильевич понял, что Рюриковичи задержались на сцене жизни, и бросил им перчатку: уходите! Но параллельно — до чего ж рисковый был человек! — он обратился к народу, не побоялся народа! Призывы типа «Я с вами, ребята!», «Я ваш, народ!», «Айда за мной громить бояр!» очень опасны своими последствиями для всего народа, в котором, между прочим, есть свое почетное место и для бояр, Рюриковичи они или нет — безразлично.
Заслушав послание царя, народ Москвы пришел в ужас. Москва-то привыкла со времен Ивана Калиты под царем-батюшкой жить. По-иному она и не могла. Такой уж он, народ московский. А тут на тебе: ни царя, ни власти. Что делать? Плакать конечно же!
«Государь нас оставил! — вопил народ. — Мы гибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменными? Как могут овцы жить без пастыря?!» Сокрушались люди, собравшиеся вокруг Путилы Михайлова и Андрея Васильева, а в Кремле другая часть московского народа — бояре, священнослужители, чиновники (их в Москве уже расположилось премного) — лила горькие слезы и говорила митрополиту: «Пусть царь казнит всех виновных, но не оставляет государства без главы! Мы все поедем бить челом государю и плакаться!»
Ах, как много людей погибнет из тех, кто ревьмя ревел в тот день в Москве! Они били челом государю, и он, повторив в пространной речи все, что уже знали москвичи из зачитанных им грамот, согласился-таки «взять свое государство», добавив при этом упрямо: «А на каких условиях, вы узнаете».
Как можно назвать это действо комедией? Это была завязка страшной (может быть, и преждевременной) трагедии.
2 февраля был обнародован устав опричнины:
«1) Царь объявлял своею собственностью города Можайск, Вязьму, Козельск, Перемышль, Белев, Лихвин, Ярославец, Суходровью, Медынь, Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец, Балахну, Вологду, Устюг, Старую Руссу, Каргополь, Вагу, также волости Московские и другие с их доходами;
2) выбирал 1000 телохранителей из князей, дворян, детей боярских и давал им поместья в сих городах, а тамошних вотчинников и владельцев переводил в иные места;
3) в самой Москве взял себе улицы Чертольскую, Арбатскую с Сивцовым Вражком, половину Никитской с разными слободами, откуда надлежало выслать всех дворян, не записанных в царскую тысячу;
4) назначил особенных сановников для услуг своих: дворецкого, казначеев, ключников, даже поваров, хлебников, ремесленников;
5) наконец <…> указал строить новый царский дворец за Неглинною, между Арбатом и Никитскою улицею, и, подобно крепости, оградить высокою стеною. Сия часть России и Москвы, сия тысячная дружина Иванова, сей новый двор, как и отданная собственность царя, находясь под его непосредственным ведомством, были названы опричниною, а все остальные — то есть все государство — земщиною, которую Иван поручал боярам земским…»[176]
Через день царь приступил к исполнению данного в грамоте обещания. Утром палачи повели на лобную площадь князя Александра Борисовича Горбатого-Шуйского и его семнадцатилетнего сына Петра. Прекрасный полководец, герой взятия Казани, потомок святого Владимира, Всеволода Большое Гнездо и юный князь держали друг друга за руки и лица их были спокойны. Сын первым подошел к плахе, не желая видеть гибель отца. Но знаменитый воин, славный Рюрикович крепкой рукой отодвинул сына от места смерти (хоть минуту еще поживи) и положил голову свою на плаху. Палач был опытный. Голову Александра Борисовича, ловко отсеченную от тела, поднял сын, прильнул к отцовским теплым губам, посмотрел на небо, пожил подаренные ему отцом две-три минуты (палачи не торопили его в этот торжественный страшный миг) и, бесшабашно улыбаясь, положил свои кудри на плаху, холодную почему-то. Затем казнили нескольких князей, а также шурина Александра Борисовича Горбатого-Шуйского, окольничего Головина, грека. Больше всего досталось князю Шевыреву. Его посадили на кол, он весь день страдал, но не кричал от дикой боли, от нестерпимой обиды, от жалости к самому себе, умирающему в столь неестественной для человека разумного позе. Он пел канон Иисусу, на воскрешение не надеясь.
Двум князьям, Куракину и Немому, несказанно повезло: их просто постригли.
В тот же день царь придумал для обреченного рода Рюриковичей систему уничтожения, известную еще в древних странах. Он объявил князьям Салтыкову, Серебряному, Охлябинину, Осину-Плещееву, что те могут спасти свои жизни, представив ручателей за себя, которые, в случае, скажем, бегства своих подопечных, обязаны были внести в казну огромную сумму денег. Повязав Рюриковичей взаимной ответственностью, Иван в первые же дни опричнины подготовил прекрасную почву для полного уничтожения знаменитого рода. А чтобы чувствовать себя совсем уверенно, он вместо заявленной тысячи набрал в новую дружину шесть тысяч человек, молодых бесшабашных парней из незнатных родов.
Почему же Рюриковичи смирились с горькой участью почти бессловесных баранов, которых хозяин выбрал на шашлык для знатного пира, а его слуги повели «молчаливых животных» под нож? Почему летописцы и позднейшие историки ничего не пишут о сколько-нибудь серьезном, организованном сопротивлении Рюриковичей, опытных воинов, полководцев, богатых людей? Потому что — и это понял Иван IV Васильевич, — отправив из Александровской слободы одно послание боярам и духовенству, а другое — народу, имея все для успешного противостояния царю, они не имели в стране, где правили шестьсот лет, опоры в людях. Это обстоятельство явилось одной из причин удачно осуществленной расправы над родом основателей Русского государства.
Опричники получили от Ивана IV Васильевича странную символику. К седлам они прикрепляли собачью голову и метлу. Собаки олицетворяли собой грызунов, которые грызли князей и бояр беспощадно, а метлами опричники якобы выметали (только куда — непонятно) из Московии мусор. Собака, как считают почти все естествоиспытатели, произошла от волка. Г олова волка была изображена на знамени тюрков, которых водили в походы в VII–VIII веках Кутлуг, Тонъюкук, другие знаменитые полководцы Великой Степи. Волки Кутлуга принесли неисчислимые беды многим народам. Тюркский каганат одно время занимал территорию от Волги до Маньчжурии. Народы этого региона разгромили тюрков, разодрали на куски знамена с изображением волков, но память о кровожадном оскале вечно голодного животного запечатлелась на генных негативах злой половины человечества. Волчья символика не раз еще всплывет в памяти этих людей на беду людям другим.
