— О чем мы с вами говорим? Разумеется, невеста есть невеста, жена — жена, но человек чести чувствует себя связанным после помолвки, как если бы брак его уже свершился. Я не могу вас отпустить. Мы с вами связаны вечными узами. Поймите: связаны! Как можно отпустить жену?

— А если она сбежит?..

Это было сказано так прямолинейно, что ее собеседник не мог больше прикидываться непонимающим. Доведенная им до крайности, Клара впервые явственно представила себе то, о чем до сих пор говорила, не вникая как следует в смысл своих слов; теперь же, прозрев, она в азарте отчаяния выпустила этот могучий снаряд, который неминуемо должен был разбить броню непонимания — подлинного или напускного, защищавшую этого человека.

Но уже в следующую минуту она залилась краской. Неподдельный ужас, который она прочитала на лице сэра Уилоби, передался и ей. Но одновременно в ее душе поднялась и радость — она радовалась тому, что в ней еще не вовсе, оказывается, умер стыд.

— Сбежит? Сбежит? Сбежит? — произнес он скороговоркой и часто-часто заморгал в такт своим словам. — Как? Куда? Что за мысль!..

Он с трудом удержался от того, чтобы не выпалить такое, что навеки разрушило бы его собственное представление о девственном неведении, в коем, по его мнению, пребывали юные представительницы прекрасного пола.

Как могло случиться, что Клара, находясь еще в столь нежном возрасте и воспитанная в строжайших правилах, знала уже о том, что жены сбегают от мужей, и знала это не от него? А она, оказывается, понимала даже и то, что муж вынужден отказаться от погони и от всех своих притязаний на беглянку. И как могла она хоть на минуту представить себя на месте подобной жены? Как только у нее язык повернулся выговорить это слово: «Сбежит»!

Подобно всякому мужчине-эгоисту, Уилоби представлял себе прекрасный пол в виде восковых обитательниц паноптикума. И если бы Клара развила мысль, прорвавшуюся в ее кратком возгласе, этот идеал рассыпался бы в прах.

Отчаяние открыло Кларе глаза на то, что еще минуту назад было для нее далеким и смутным, как льды Заполярья. Ведь если, собравшись с духом и преодолев стыд, она покажет, будто знакома с изнанкой жизни, он наверняка отвернется от столь развращенной особы! Соблазн был велик. И все же Клара удержалась: ей претило подобное унижение женского достоинства — даже перед ним!

Дверь была открыта — а что, если заключить короткое перемирие и выбежать на воздух?

Но беглым взглядом, как бы со стороны, окинув свое положение, она подумала: «Как, оказывается, мучительно расторгать помолвку, предварительный сговор! Каково же приходится бедняжкам, пытающимся выпутаться из брачных уз?»

Выскажи она эту мысль вслух, сэр Уилоби, быть может, убедился бы, что она менее искушена в житейских делах, чем это могло показаться. Он понял бы, что она действовала вслепую, инстинктивно, как зверек, что пытается перегрызть свои цепи; понял бы и то, что это он сам указал ей оружие, за которое она ухватилась.

Повторив про себя сакраментальную для всех женщин и постоянно ими нарушаемую клятву: «Все равно я не буду принадлежать никому», она произнесла вслух:

— Вот и все, что я имела вам сказать. Мне нечего к этому прибавить.

В коридоре послышались шаги. Вошел Вернон. Он извинился и объяснил причину своего появления:

— Доктор Мидлтон оставил здесь книгу — томик Гензиуса^{24}. Да вот она!

— Книгу? — повторил сэр Уилоби. — Ха! Засвидетельствуйте мое почтение доктору Мидлтону и передайте ему, что если бы люди не уносили книг из библиотеки, их бы не пришлось искать в столовой. Он волен поступать, как ему заблагорассудится, конечно, однако порядок есть порядок. Идемте же в лабораторию, Клара! Извольте полюбоваться, господа поклонники человечества, — где бы ни побывал человек, он неизменно оставляет за собою беспорядок! — Сэр Уилоби слегка кивнул то ли Вернону, то ли неубранному столу. — Клара, я вас жду!

Клара возразила, что она условилась идти гулять с мисс Дейл.

— Мисс Дейл ожидает вас в вестибюле, — сказал Вернон.

— Мисс Дейл меня ждет! — сказала Клара.

— Да, да, идите гулять с мисс Дейл, идите с мисс Дейл, — настойчиво сказал сэр Уилоби. — Я попрошу ее подождать вас еще две минуты. Вы найдете ее в вестибюле, она вас будет ожидать там.

Он позвонил в звоночек и вышел.

— Откройтесь во всем мисс Дейл; вы можете быть с нею откровенны, — сказал Вернон.

— Я не продвинулась ни на шаг, — пожаловалась Клара.

— Не забывайте, что вы сами избрали дли себя то положение, в котором находитесь сейчас, и что если вы хотите его изменить, вам предстоит борьба не на жизнь, а на смерть, В этой борьбе надо быть готовой и к поражениям, они не должны вас обескураживать.

— Не сама, не сама! Не говорите, что я сама избрала это положение, мистер Уитфорд! Я не выбирала. У меня не было выбора. Я просто дала согласие.

— В конечном счете это одно и то же. Главное — знать, чего вы хотите.

— Да, вы правы, — согласилась она, принимая как справедливое возмездие обвинение в том, что она якобы не знала, чего хочет. — Ваш совет мне сегодня помог.

— Разве я что-нибудь советовал?

— А вы уже жалеете?

— Я был бы очень недоволен собою, если бы хоть единым словом вмешался в ваши отношения с сэром Уилоби.

— Но вы еще не покинете Паттерн-холл, правда? Вы не оставите меня одну, без дружеской поддержки? Если бы мы с отцом и съехали завтра, началась бы бесконечная переписка! Видно, надо будет задержаться здесь хотя бы на несколько дней. Это будет нелегко. К тому же вы можете себе представить, как все это отразится на моем бедном отце, которому мне еще предстоит объявить о своем решении.

Сэр Уилоби быстрыми шагами вернулся в комнату, как бы торопясь исправить ошибку, которую он допустил, покинув ее.

— Мисс Дейл вас ожидает, моя дорогая. Где ваша шляпа? Вы еще за ней не ходили? Но ведь вы уговорились гулять о мисс Дейл!

— Я готова, — сказала Клара, выходя.

Уилоби и Вернон вышли следом и тотчас, не проронив ни слова, разошлись в разные стороны.

Кларе случалось читать о том, как женщина становится причиной разрыва между старинными друзьями, и вот она неожиданно для себя оказалась в положении такой женщины. Но что ей было делать? Она вела борьбу не на живот, а на смерть и была вынуждена лавировать между скалой и открытым морем. Неужели, однако, она уподобилась тем, о ком пишут в романах? Это было ужасно!

Слова Вернона, несмотря на всю их благородную сдержанность, исполнили мисс Мидлтон гневной решимости. Все ее прежние чувства казались ей дряблыми по сравнению с теми, что она испытывала сейчас. Да, она была права, когда яростно оспаривала его утверждение, будто выбор был сделан ею самой: ведь тогда, когда состоялась помолвка, она была слишком молода и несведуща, и грех ему говорить о свободе выбора — мистеру Уитфорду должно быть известно, что дать согласие — одно, а выбрать — совсем другое. О, paзумеется, он человек добросовестный, чрезвычайно добросовестный, им движут самые лучшие побуждения. Но разве таким представлялся ей герой, который в ее мечтах спускался с неба и одним взмахом своего сверкающего меча разрубал опутавшие женщину цепи?

Холодная логика, с какой он встретил ее слезы, когда, вместо того чтобы исполнить нелепое поручение сэра Уилоби, она неожиданно расплакалась, быть может, и достойна похвалы, но не таила в себе ничего романтического. Вернон предоставил ей поступать так, как она считает нужным, и настаивал только на одном: чтобы она дала себе двадцать четыре часа на размышление, прежде чем предпримет попытку высвободиться из своих пут. И — хоть бы словечко ободрения! «Я не гожусь в советчики по такого рода делам», — вот и все, что он ей сказал. Вместе с тем ее невольная исповедь, казалось, ничуть его не удивила. Она сама не знала, как это у нее получилось. Началось с того, что он категорически отклонил всякую мысль о собственном браке, и она поздравила его с его решимостью не надевать на себя это ярмо. Впрочем, разве вялая память в состоянии воспроизвести те огненные минуты, когда — с помощью двух-трех бессвязных фраз — Клара нарушила все правила благопристойного поведения?