Он встретил Клару у нодножия лестницы. Она спускалась по ступеням, держа в руках письмо к мисс Дарлтон.

— Так ли уж непременно его отсылать? — спросил Уилоби.

— Это верно, что они ожидают нас со дня на день, но отцу, я думаю, будет спокойнее, — ответила Клара. Как мило глядела она на него в своей новоявленной застенчивости!

Странно, но она, казалось, не чувствовала себя оскорбленной тем, что он так небрежно бросил ее на руки своему кузену.

— Вы видели Вернона?

— Таково было ваше желание.

— И говорили с ним?

— Да, мы беседовали.

— Долго?

— Мы прошлись довольно далеко.

— Клара, я хотел устроить все, как лучше.

— Ваши намерения делают честь вашему великодушию.

— И однако, он моим великодушием не воспользовался?

— Нельзя же было принять это всерьез!

— Я не шутил.

— В этом я и усматриваю ваше великодушие.

Уилоби показались весьма странными и Кларина похвала, и ее готовность без всякого смущения говорить с ним на эту тему, да и самый ее голос — звонкий, жизнерадостный, без тени обиды. Еще более странным казалось ему, что она, очевидно, приняла его предложение за чистую монету. Должно быть, женская щепетильность ей просто незнакома — как же было не оскорбиться таким необычным и нелепым оборотом дела!

— Однако, Клара, должен ли я из этого понять, что он так и не высказался?

— Мы с ним отличные друзья.

— Не отважиться, даже если есть самый ничтожный шанс на успех! Не понимаю.

— Вы забываете, что ему, быть может, все это представляется в несколько ином свете.

— И он ни словом не заикнулся о себе?

— Нет.

— Бедняга! Вы, верно, дали ему понять, что это безнадежно… Вот он и сжался от холода. Позвольте мне за него вступиться! Зайдемте на минуту в лабораторию. Мы с вами два разумных существа…

— Простите, но меня ждет отец.

— Быть может, та история Вернона…

— Я считаю, что она делает ему честь.

— Честь?! Хм!

— По сравнению с…

— По сравнению с кем?

— С другими.

Он выпрямился, набрал воздуха в легкие и долгим выдохом выразил свое глубокое неодобрение. Эта молодая особа знала о жизни больше, чем положено знать девицам. Как она, однако, хороша!

— Обещайте мне, Клара… Я этого требую… Вы должны… Я знаю, как он застенчив… Обещайте же предоставить ему еще один, последний шанс! Или даже мысль об этом внушает вам отвращение?

— Ах, что вы!

— Так отвращения нет?

— В мистере Уитфорде ничто не может внушать отвращения.

— Я не имею намерения вам досаждать, Клара.

— Я чувствую себя обязанной вас выслушать, Уилоби. Я перед вами в неоплатном долгу и готова для вас сделать все, что в моих силах.

— Вы могли бы, Клара, могли бы себе представить — хотя бы в мыслях, — что отдаете ему свою руку?

— Как другу? О да!

— Как мужу.

Она ответила не сразу. Пока она считала Уилоби своим врагом, она видела его насквозь, теперь же, когда ему удалось смягчить ее сердце, он мог водить ее за нос, как хотел. Ибо сердце не всегда лучший советчик разуму. Пусть оно подчас и проницательнее ума, но, в отличие от него, служит только себе и не печется о выгодах своего хозяина.

— Вы так добры… — пролепетала она, — я бы хотела сделать все, что…

— Вы согласны стать… выйти за него замуж? Он ведь беден.

— Я не стремлюсь к богатству.

- Вы могли бы выйти за него?

— Я не думаю о браке.

— Но вы могли бы за него выйти?

Уилоби затаил дыхание, ожидая единственно возможного ответа.

— Ни за кого другого я не выйду, это я могу вам обещать, — произнесла Клара.

Уилоби выдохнул воздух без слов. Он был поражен.

Он несколько раз взмахнул согнутыми в локтях руками, уподобившись тем грузным птицам, которые стремятся взлететь, но только перескакивают с места на место.

— Вы можете дать такое обещание? — спросил он. Уилоби был уже согласен на все. Пусть его раздавят, как комара, лишь бы Горация де Крея постигла та же участь: да, теперь у них шансы сравнялись.

— Ах, но такой необходимости нет! А дать слово — нет, ни за что! — воскликнула Клара, внутренне содрогаясь от воспоминаний.

— Но все же — могли бы?

— Я хотела бы исполнить вашу волю.

— И могли бы?

— Я уже вам ответила.

В анналах патриотизма существует рассказ о самоотверженном подвиге альпиниста, добровольно принявшего смерть ради того, чтобы уничтожить человека, который угрожал престижу его отечества. Сей патриот, чувствуя, что теряет последние силы, бросился с горного пика, покрытого вековыми снегами, и увлек в своем падении молодого и крепкого соперника-чужеземца. Примерно такого же рода чувство, должно быть, испытывал Уилоби, когда его упованиям был нанесен смертельный удар: ведь вместе с ним с этой вершины сорвался и Гораций де Крей! Да, они погибли оба, но упиться этим стремительным падением было дано одному ему, сэру Уилоби Паттерну. Вернон, которого Клара соглашалась взять в мужья, был бы ею терпим, не более, и получил бы в жены девушку, побывавшую невестой другого. Словом, Уилоби мог упиваться своим падением!

Да и упадет он на мягкое ложе, нежная женская рука будет ежедневно перевязывать раны, нанесенные его гордости.

Итак, отныне он принадлежит Летиции. Звонок, возвестивший о возвращении доктора Корни, прозвучал весьма кстати.

— Ну вот, Клара, — сказал Уилоби добродушно, — вы сейчас увидите вашего героя Кросджея.

Кросджей и доктор Корни ввалились в прихожую. К великой Клариной радости, Уилоби, как в прежние, идиллические времена, схватил Кросджея под мышки, чтобы подкинуть его в воздух. Но мальчик казался тяжелее свинца.

— Немалых трудов стоило заманить этого молодчика в сети, — сказал доктор Корни. — В конце концов я его убедил, будто все обитатели усадьбы, и вы, мисс Мидлтон, в том числе, заболели и нуждаетесь в его уходе.

Уилоби отвел мальчика в сторону и вскорости его отпустил.

Кросджей подошел к Кларе, но и взгляд его тоже казался налитым свинцом. Клара опустила письмо в почтовый ящик, стоявший в коридоре, и повела мальчика за руку, чтобы приласкать наедине.

— Кросджей, дружочек! — сказала она. — Что с тобой? У тебя такой печальный вид!

— Еще бы! Ведь вы не будете женой сэра Уилоби! — Голос у мальчика дрожал, он был на грани слез. — Я знаю, что не будете, доктор Корни сказал мне, что вы уезжаете.

— А тебе хотелось, чтобы я была его женой, Кросджей?

— Ну да, тогда я был бы с вами, а теперь я вас никогда больше не увижу… Знал бы я, что так получится, я бы ни за что… А он подарил мне вот что.

Кросджей разжал кулак: на его ладони лежали три золотые монеты.

— Очень мило с его стороны! — сказала Клара.

— Да, но как мне с ними быть?

— Дай их мистеру Уитфорду на сохранение.

— Да, мисс Мидлтон, но не должен ли я рассказать сэру Уилоби все?

— Что — все?

— Ну, что я, — и Кросджей придвинулся к ней вплотную, — что я… Помните, что вы мне велели? Конечно, это не ложь, но разве я не должен, даже если он не спросит… И эти деньги! Лучше пусть он снова меня выгонит…

— Посоветуйся с мистером Уитфордом, — сказала Клара.

— А я знаю, что вы думаете, все равно знаю!

— Может, лучше пока ничего не говорить, мой милый мальчик?

— Да, но что мне делать с его деньгами?

Кросджей держал эти три монетки на раскрытой ладони, словно еще не признавал их своими.

— Я подслушал чужой разговор и наябедничал. Подслушал-то я нечаянно, но ведь потом наябедничал. И мне нельзя после этого быть здесь… А тут еще эти деньги!.. А он и не знает, что я сделал. Разве вам не рассказали? Я знаю, что вы думаете, да я и сам так думаю, — да, да, я заслужил то, что заслужил… Я вечно попадаю в истории… Только и делаю, что запутываюсь и выпутываюсь из них! Но мне все равно, мисс Мидлтон, правда, и я могу спать где угодно — хоть на дереве! И если вас здесь не будет, мне все равно, где быть. Я должен зарабатывать себе на жизнь, вот и все. Почему бы не юнгой? Вот и сэр Клаудсли Шовэл так начинал. И я согласен утонуть, как он, лишь бы утонуть адмиралом. Так что я пойду и верну эти деньги, а если он спросит, расскажу ему правду. Вам все известно, я это понял из слов доктора Корни. Как будто я не понимаю, что вы считаете долгом мужчины! Как могу я взять эти деньги, раз вы не будете его женой? Я и за плугом согласен ходить. Из меня мог бы получиться и лесничий. Конечно, я больше всего люблю флот, но нельзя же все…