Рокоссовский, уже неоднократно побывавший под обстрелами и канонадами, не счел для себя возможным уйти в добротный блиндаж — надо было прослушать и рассмотреть немецкую артподготовку. Вместе с авиационным ударом Модель вложил в нее все, что удалось собрать на северном участке прорыва, чтобы ошеломить, подавить и придушить тех, кто собрался сопротивляться его наступающим дивизиям и корпусам. Вероятно, при такой плотности огня, рассчитывал он, артиллерия и авиация смогут лишить ума русских солдат за сорок, максимум пятьдесят минут.

Прошел первый огневой налет — возникла короткая пауза — передышка, группы артиллерии перенесли огни на другие участки подавления и артиллерийские батареи, и Рокоссовский уловил в массе огня нечто похожее на щербины от выбитых зубов. Значит, во время контрподготовки артиллерии неприятеля досталось как следует и мощь ее не дотянула до той степени, чтобы расстроить крепость нашей обороны и дивизии девятой армии едва ли смогут прорвать нашу первую полосу, как предусматривают их уставы. А может быть, немецкое командование полагает, что для танковых дивизий, которые будут наступать в первом эшелоне, и такой артподготовки будет достаточно? Если так, то не сделать ли по немецкой артиллерии еще один налет! И Рокоссовский позвонил генералу Казакову:

— Василий Иванович, проведите еще один огневой налет по варианту «Ока».

Вариант «Ока» приходился по району, где Ока начинала свой исток, от которого текла к Орлу и Калуге, затем круто поворачивала на восток, вбирая в себя такие реки, как Угра, Москва, и, уже полноводной, пересекала Мещеру и вливалась в Волгу у Горького.

Отгремела ответная канонада — Рокоссовский прислушался к стрельбе противника. Сила ее при-убавилась, и порядком. Из штаб-квартиры позвонил Жуков. Голос твердый, но не настолько, чтобы маршал ни в чем не сомневался.

— Что происходит у вас на данный момент?

— Артиллерия тринадцатой армии и фланговых корпусов ее соседей провела дополнительный к контрподготовке налет. Еще больше выщербили артиллерийскую группировку врага, и ее огонь заметно ослаб. К концу артподготовки неприятеля подавленные батареи, возможно, придут в себя и артогонь усилится, но прежней мощи, рассчитываю, не наберет. К тому же перед фронтом обороны подготовлен ИЗО. Восстановится ли у немецких солдат тот дух, который позволит пренебречь черной опасностью в виде огневого забора? Едва ли. Хотя вот немецкая авиация снова надвигается на дивизии Пухова. Вероятно, удары нашей авиации по ее аэродромам пришлись на то время, когда командующий воздушным флотом уже поднял самолеты в воздух, и потому мы нанесли авиации врага потери меньшие, чем ожидали.

Рокоссовский прислушался к продолжающемуся гулу и определил: артиллерийско-авиационная подготовка неприятеля идет к концу. В воздухе снова появились истребители, за ними — налетели бомбардировщики. Они обрушили бомбы по глубине обороны, и тут же артиллерия неприятеля накрыла разрывами всю первую позицию.

«Да, это окончание артподготовки», — отметил про себя Рокоссовский и с тревогой подумал: как ее перенесли наши бойцы? Успеют ли за те две-три минуты паузы, что возникают между окончанием артподготовки и броском пехоты врага к переднему краю, перевести дух, занять свои позиции в траншеях?

Позвонил командующий артиллерией Казаков:

— Перенацеливаем артиллерию на ИЗО…

— Время, команду подайте по своему усмотрению.

— Есть, — еще по-старому ответил Казакова.

Через пять-шесть минут в сторону неприятеля полетели снаряды и мины. Их разрывы образовали неровную по высоте завесу, преградив пути пехоте врага. Кончился ИЗО — она поднялась только гам, где в огневой завесе имелись разрывы. Однако, пробежав полсотни метров, атакующие танки, подмяв проволочные заграждения, придвинулись к первой траншее, где несколько их было подбито противотанковыми орудиями и танками, а пять подорвались на минах, установленных между проволочными заграждениями и первой траншеей, два из них — «тигры».

Но вот кто-то подстегнул пехотинцев, и они вскочили, перебежали помятые проволочные заграждения и ворвались на передний край. Иные даже достигли второй траншеи, а танки уже приблизились к третьей, отстоящей от второй на полкилометра. Но без пехоты продвигаться дальше не решались. Этим воспользовались обороняющиеся и подожгли еще несколько танков. К тому же сзади них в первой и второй траншеях завязались ближние бои, в которых никто не щадит стреляющих, ибо ты не убьешь противника — он срежет тебя автоматной очередью, винтовочной пулей или гранатой.

Стрельба разгорелась справа и слева от того места, где противник вклинился в оборону глубже всего. В прошлом году при таком вклинении русские пехотинцы начинали отходить, отбегать и даже бежать опрометью, сейчас дерутся как черти. Подбили даже два «тигра». Если бы их снаряды не рикошетировали, могли подбить больше, как более уязвимых, «четверок» и «троек». Стояние немецких танков становилось все опаснее для них, и, поняв вероятную гибель, они начали отползать, отходить, отстреливаться, подрываться на минах там, где их обычно не ставят. Задержавшись на переднем крае, чтобы помочь пехоте отойти на свою сторону, танки спустились в лощину, по которой проходила нейтральная полоса, а затем отошли за свой передний край. С него они прикрыли отход пехотинцев. На переднем крае остались только те, что прикрывали укрывшихся в обороне русских.

Бой на атакованных участках обороны постепенно затих. Оружейная перебранка шла вяло. Вновь вспыхнула, когда обороняющиеся предприняли контратаки, чтобы выбить упрямых немцев, ноте не поддались.

Итог первого дня оборонительной операции в целом удовлетворил Пухова и Рокоссовского. Оборона дивизий первого эшелона выдержала натиск врага. Конечно, роты, оборонявшие первую позицию, в ближних боях понесли потери, но вражеские намного больше. Удерживаемые противником опорные пункты, конечно, помеха для обороны, но не меньшую помеху создают и силам врага. Немецкое командование едва ли откажется от повторения атак, а захваченные опорные пункты будут мешать наступлению сплошным фронтом. Потом надо же вытащить раненых. Если останутся на поле боя, будут плохо влиять на атакующих — мол, их тоже вот так бросят на медленную смерть от ран.

Рокоссовский, со всех сторон оценив исход первой атаки неприятеля, рассудил так: его пехота и танки возобновят наступление не ранее, чем через два часа. Для солдат командарма Пухова это передышка, и немалая. Позвонил ему:

— Как настроение у командиров дивизий, отражавших первое наступление немецких солдат?

— Лучше, чем ожидал. Ведь противник более года серьезно не беспокоил их. Прошлой зимой южные фронты одерживали победы, а мы только слышали о них на политинформациях да иногда читали в газетах. Белой зависти накопилось немало, вот они и показали немцам, что могут стоять насмерть не хуже сталинградцев.

— Отразив первую атаку, ваши дивизии сделали немало. Но… успехом рано хвалиться. Повторное наступление немцев неизбежно. И очень скоро. Германские генералы после первых неудач лишь озлобляются. Так что поторопите командиров дивизий, чтобы они поспешали с восстановлением системы огня и управления, эвакуацией раненых и погибших.

— Командиры корпусов и дивизий уже приступили к выполнению перечисленных вами задач. Понимают, отражение одной атаки врага — не окончание операции.

— Хорошо. Передайте вашим бойцам и командирам мою признательность за стойкость духа, упорную борьбу с танками и пехотой врага. Но и предупредите: впереди самое тяжелое.

Признаки скорого возобновления атак стали обнаруживаться уже через полчаса. Главный — артиллерия возобновила довольно интенсивный огонь, чтобы помешать русским восстанавливать оборону. Немецкие батареи снарядов не экономили — на них работала вся промышленность Германии и ряда стран. По докладам командиров наиболее плотно артиллерия обрабатывала минные поля, стремясь надежнее прочистить проделанные уже проходы и образовать новые. Особенно лихо, с завыванием, метали снаряды шестиствольные минометы. За осколочно-фугасными рвались дымовые. Кудлатые разрывы во многих местах образовали белые завесы, прикрыв ими саперов, очищавших старые и новые проходы от уцелевших мин.