Березов, увидев номер своей, 308-й дивизии, без раздумья попросил направить его именно в нее.
— После восстановления она недавно вошла в состав Третьей армии генерала Горбатова, оборудует армейский рубеж обороны, и вы едва ли найдете у нее что-либо стоящее.
— Видите ли, я воевал в ней в Сталинграде, и поскольку она находится в резерве армии, вероятнее всего, будет определена в первый наступающий эшелон. Современная организация прорыва очень важна для слушателей академии.
— Причины весомые. Так тому и быть.
Из дивизии за Березовым прибыла коляска, запряженная резвым скакуном. На ней бывший зам к вечеру приехал в расположение дивизии. Комдив Гуртьев уже поджидал его. Но, увидев его с Тамарой, довольно приподнял русые брови.
— Выходит, я не ошибся, поженив вас, Николай Васильевич, без вашего согласия.
— Не ошиблись. Вот свадебное путешествие проведем у вас.
— Поздравляю. Гостиничный номер для вас найти не сможем, но отдельную палатку развернули.
Комдив, галантно взяв Тому под локоть, повел ее к отдельно стоящей палатке. Березов стал присматриваться к Гуртьеву. Со спины он выглядел прежним, ну, может быть, несколько раскрепощенным от прежней необходимости постоянно выглядеть перед курсантами безупречным строевиком и примерным командиром. В росте и плечах не убавил и не прибавил, торс по-прежнему прямой, а вот шаг чуть размяк. Генеральская форма не придала ему солидности и тем более важности.
В пространстве от Тулы до средней Зуши, по берегу которой теперь проходил передний край, не то что гостиницу, уцелевший дом найти было трудно — противник, отступая от Михайлова-Рязанского к Орлу, сжег все, что могло стать теплым пристанищем для армий Голикова и Болдина. Генерал Гуртьев расположил свои полки и подразделения по балкам, заросшим дубравами. Они надежно укрывали личный состав от воздушных разведчиков и, в какой-то мере, от ветра и дождя. Сам генерал тоже расположился в палатке, но с удобствами — в ней стояла железная кровать, привезенный из Черни добротный стол и четыре стула.
Введя в палатку гостей, Гуртьев произнес:
— Вот мое жилище и рабочий кабинет. Обставлять лучше, когда бойцы и офицеры спят прямо на земле, как-то неудобно. Вы, наверное, голодны? В высоких штабах гостеприимство только для высоких.
— С корабля на бал… как-то неудобно, — возразил Березов.
— Бала не будет, а вот послушать московские новости хочется.
— У меня их немного. Ходить по концертам рана не позволяла, потом подготовка к преподавательской работе…
— Что накопилось у вас — для нас будет новостью. В связи с передислокацией с Калининского фронта сюда газеты получали от случая к случаю, радиоприемники не состоят у нас на вооружении. Должны подойти мои замы, и тогда обратимся к новостям. А пока, откровенно, не надеялся, что вы,
Николай Васильевич, не только останетесь в армии, но и на этом свете.
— Вероятнее всего, так бы и произошло, не прикрепи вы ко мне Тому. Спасла от гангрены, выходила после операции. Что касается строя… помогли дядя и мое академическое образование, чуть-чуть, наверное, и ордена.
Генерал повернул взгляд к Томе.
— Вы поступили, Тамара, по батюшке не знаю как вас…
— Дмитриевна.
— Мне можно попроще — Тома? У меня сыновья ваших лет. Один уже капитан, второй после окончания курсов младших лейтенантов едет на фронт.
— Могли послать письмо в округ, чтобы его направили к вам, — сказал Березов.
— Не решился. Поместить его в безопасном месте… стыдно. Да и есть ли оно в дивизии? Дурной снаряд всегда находит жертву. Так вот, Тома, вы поступили жертвенно, как настоящая русская девушка. Представится случай — награжу вас медалью или даже орденом «Красной Звезды». Получил такие права.
Тома удивилась не столько тому, что генерал может наградить ее орденом, сколько тому, что он назвал ее настоящей русской. Она — советская, а русская это же для анкет.
Молчание Томы озадачило комдива.
— Вы не хотите получить орден?
— Перед девочками носить его будет как-то неудобно, ведь ничего героического я не совершила.
— Вместе с хирургом вы спасли от смерти десятки бойцов и командиров. Потом уберегли от костлявой моего заместителя.
— За это он меня наградил — предложил стать женой. Для меня это самая желанная награда. — Тамара смутилась. — Товарищ генерал, можно я схожу в медсанбат к подружкам?
— Николай Васильевич, как? Отпустить Тому или пусть украсит мужское общество?
Ушла Тома — один за другим в палатку вошли заместители.
— А где наш кормилец? — спросил комдив.
— Маракует насчет выпить-закусить по случаю приезда в дивизию ветерана.
— Ну, если комиссар берет на себя грех пить водку, когда и без нее жарко, что ж… можно по рюмке выпить и закусить. Но только после того, как наш гость поделится московскими новостями.
— Единственное, что может вызвать у вас интерес, — это лекция пропагандиста ЦК — брата Якова Михайловича Свердлова.
— Не слышал, что у него был брат… — произнес начальник штаба.
— Даже два. Второй остался во Франции. Отличился там, даже получил высокий орден и чуть ли не вышел в генералы.
— Значит, Свердлов не из простых людей?
— Их родословной я не знаю. С чего начать нашу беседу, наговорил лектор много, а что вам наиболее интересно и полезно?
— Всё, — заявил замполит. — Положения его лекции, можно сказать, официальная точка зрения ЦК.
— Официальное — можно прочитать в газетах.
— Газет мы не получали всю долгую дорогу, да и здесь пока привозят только армейскую.
— Что ж… начну с того, с чего начал лектор, — с роли Сталинградской битвы в Великой Отечественной войне. Новым для меня оказалось объявление: почему к концу сорок второго мы не только не освободили нашу оккупированную территорию, как было сказано в первомайском приказе наркома, но и оказались на Волге и в предгорьях Кавказа.
— Почему же?.. — насторожился замполит, поскольку «почему», начальство и лекторы обходили.
— Если коротко, на «почему» со всей откровенностью было сказано в приказе двести двадцать семь. Вы его знаете наизусть. Дополнительно лектор назвал неумение и благодушие наших высоких начальников, почивавших на лаврах после победы под Москвой. Тимошенко провалил Харьковскую наступательную операцию и понес огромные потери: около трехсот тысяч бойцов и командиров. В окружении погибли; его заместитель Костенко, командарм Подлее, два танковых и кавалерийских корпуса, половина артиллерии фронта, более десятка танковых бригад. Ставка дала Тимошенко пятнадцать стрелковых дивизий, два танковых корпуса, немало артиллерии, однако боеспособность фронта он не восстановил.
Но главная беда для центра стратегического фронта возникла в полосе Брянского фронта. Его командующий проявил труднообъяснимую беспечность… — Березов хотел было рассказать о преступной беспечности Голикова в канун наступления, но он не мог объяснить даже себе, почему виновных, в сущности, не наказали. Только Парсегова направили на Дальний Восток управлять артиллерией.
Сбившись с уверенного тона, Березов передал заверение лектора, что наше Верховное командование извлекло уроки из весенних поражений прошлого года и не допустит подобных. Потом изложил роль Сталинграда в ходе войны, что немецкий солдат будет наступать уже без былой уверенности, если немецкое командование решится и в третий раз испытать судьбу вермахта.
— А как союзники, хоть в этом году помогут нам? — спросил замполит со злым сарказмом в голосе.
— Вот вернули себе Северную Африку, готовят десантную операцию на Сицилию. Немцы о ней знают и могут сорвать. В общем, как сказал лектор, в этом году союзники настоящий второй фронт не откроют.
— Сволочи! — вырвалось у замполита.
— У немцев появились сверхтяжелые танки, — сказал комдив. — Большинство наших противотанковых стволов — короткие и не смогут поражать немецкие на дистанции в тысячу метров. Их же наши — наверняка. Не повторится ли прошлое лето: прорвав нашу оборону, они опять хлынут к Волге или в обход Москвы.
