— Служа замом, не растерял командирские навыки?

— Я же прошел оперативно-стратегическую стажировку под вашей, товарищ маршал, дланью. А она выправила суставы многим и надолго. Я ваши уроки усвоил крепко-накрепко. Правда, Голиков тоже прошел вашу школу. И командиром, и замом. И во второй раз не справился с фронтом, значит, крепкая учеба не пошла ему впрок.

— Зубасто судишь, а ведь теперь он подбирает кадры на высокие должности.

— Я достиг своего потолка, так что в кандидаты на более высокий пост не попаду.

— Приближается грозовое лето, с ветрами и шквалами, а у тебя особая армия. И сформирована поспешно, и укомплектована еще не опаленными боями энкаведистами и пограничниками, плюс зеками.

— Зеки есть, но это мужики, попавшие в тюрьму и лагеря в основном за колоски, охапки сена для личной коровенки, ну и те, что болтали неположенное. На этих можно надеяться, как на строевых солдат. Что касается карманников, счетоводов, бухгалтеров, торговцев… настраиваем на боевой лад. Приказ наркома «Ни шагу назад!» с ними изучен, положения его подкреплены примерами из боевой практики.

— Хочу взглянуть на зеков и я. После рекогносцировки вашей полосы обороны проведешь меня к ним.

Маршальская машина пошла первой. Пробежала до реки Свала, впадавшей в Сейм, затем полевыми дорогами и прямиком проехали-докатили до Дмитров-Льговского, более или менее уцелевшего (в этих местах противник отступал поспешно, а в контрнаступлении его дивизии, выдвинутые сюда из-под Брянска, до городка так и не пробились). Маршала этот район интересовал по одной причине: сдвинется ли сюда главная группировка фельдмаршала Клюге, если прямой удар на Курск застопорится? Три раза остановился, опытным глазом присмотрелся к местности, прикинул, на какие рубежи лучше выдвинуть резервы, и сделал командармам знак приблизиться к нему. Распорядился:

— Генералам Пухову и Родину можно возвращаться к себе, мы с генералом Галаниным проедем к зекам.

Оставшиеся при маршале машины Галанин повел подальше от тех мест, по которым била дальнобойная артиллерия и которые бомбила авиация. К роте бывших зеков подкатили с тыла. Солдаты, углубляя траншею, не торопясь выкидывали землю на бруствер. А одна группа, с виду разбитная, сгрудилась у четырех игравших в карты. Заметив высокое начальство, картежники без спешки собрали карты и следом за уже спрыгнувшими в траншею направились по своим местам. Засуетились и командиры подразделений, неуверенно заставляя бывших зеков взяться за лопаты.

Георгий Константинович не сразу направился к солдатам — дал им время оценить ситуацию, и они принялись с неспешным усердием вгонять лопаты в грунт, аккуратнее выбрасывать землю, чтобы бруствер получался в меру пологим. Однако в их работе не увидел оправдательной торопливости за картежные минуты — знают себе цену.

Маршал вразвалку приблизился к ближнему взводу. Лейтенант, видно только что попавший на фронт, да еще поставленный командиром над солдатами, которые когда-то черт знает что творили, пробился по траншее навстречу ему, но когда разглядел большие звезды на погонах, замер с открытым ртом. Зеки тоже смотрели на Жукова во все глаза, веря и не веря, что маршал так близко подъехал к передовой, да еще пожаловал их своим вниманием.

— Узнали гостя? — спросил Жуков с усмешкой.

— Узнать-то узнали — маршал. Только вот фамилия не припоминается.

— Я запомнил — в газетах печатались фотографии. Маршал Жуков, — похвастался разбитной зек.

— С такой памятью надо идти в разведчики.

— Не берут — грехов за мной немало.

— Смоешь в дружной атаке, как в парной бане, возьмут.

— Поверили обещаниям гражданинам-начальникам, потому и записались в солдаты.

— А до обещаний душа не загоралась выкинуть немцев со своей земли?

— Как ей не запаляться, если у многих родные места оказались под ними. К тому ж не порешили ли они близких?

— Но в боях опасностей больше, чем в ваших бывших делах.

— Это, конечно, так, но только мучила еще одна дума: народ выиграет такую большую войну, а мы что для этого сделали? Как придется ходить среди гордых людей, особенно вблизи тех, кого наградили орденами-медалями. К тому ж, думалось, возьмет германец верх над Россией — нас, тюремщиков, вмиг изничтожат под корень, как никчемных цыган.

— Но и наша власть вас не жаловала.

— Не жаловала за наши дела, но не изничтожала подчистую. Получил срок, поработал с мозолями, и полсрока долой. Потом нас направили к нашему, из зеков, командующему фронтом.

— Он же сидел не за кражу или что-то подобное.

— А в тюрьме и даже в лагере всех стригут одной машинкой. Так что мы его считаем своим, а своего подводить заказано. Такая клятва-слух прошла между солдатами-зеками во всей нашей армии. Ну, а кто нарушит ее, воровской закон карает строго.

— А вот самосуды устраивать нельзя. Даже за тяжкий грех. За такой — штрафной роты не избежать. Вам же разъяснили, что это такое.

— А бывалые солдаты говорят, что в атаках судьба солдат штрафных и строевых рог одинаковая.

— Не совсем так. Пули и осколки разят солдат-штрафников и солдат-работяг почти одинаково, конечно, только штрафников определяют на более трудные задачи, а потому убитых и раненых среди них бывает больше. Потом солдатская честь!.. За сходный подвиг солдату орден или медаль, штрафнику только снятие вины, письмо на родину с благодарностью. Если подвиг оказывается таким, что помогает взводу или роте, то орден дается и штрафнику. Прощенным, особенно орденоносцам, после войны можно начинать новую биографию с чистого листа.

— Это как получится, товарищ высокий начальник. Все будет зависеть от житухи на воле. Трудно сложится (а при таком разоре, какой мы увидели на освобожденной земле не дай бог), трудно будет удержать руки, чтобы не добыть для выпивона и закусона.

— Тогда все фронтовые заслуги пойдут коту под хвост.

— Так-то оно так, но все же ордена и медали, если нам их дадут за геройство, будут учтены при написании приговора?

— На фронтовиков не заводят личных дел, в которые подшивают прошлые ваши дела. Отличился — тебе орден или медаль. Можете убедиться по отношениям к таким, как ваш комфронтом. У него орденов — на груди уже не помещаются.

— Если так, в труса играть не будем. Да и не в наших законах прятаться под бабьей юбкой.

— На фронте пока затишье. Вот и надо его использовать, чтобы зарыться по плечи в землю. Она, земля, спасает бойцов от всего — и от смерти, и от позора. А пойдет немец в наступление… Первое — не сдрейфить под артиллерийским огнем, второе — усидеть, когда на вас пойдут танки и пехота, третье — как можно больше изничтожить немчуры перед передним краем, а затем и за ним. Осилим его в обороне — побьем в наступлении.

В штаб фронта Жуков вернулся на закате солнца. Большую часть поездки он провел на ногах, за день машины намотали за пятьсот, но Георгий Константинович ощущал лишь легкую усталость. Рокоссовский со своей командой уже ждал маршала у дома, служащего ему кабинетом и местом отдыха. Поравнявшись с ним, Жуков спросил:

— Верховный звонил?

— Звонил два часа назад. Доложил ему, где вы, и он ничего не передал для вас.

— Будете выслушивать мои впечатления от поездки или сначала покормите меня и моих помощников?

— Предлагаю сначала пообедать-поужинать, а потом уже засесть за карты.

— Предложение принимается. Стряхну дорожную пыль и буду готов.

Хорошее настроение маршала разрядило тревожные ожидания. Маршал вошел в отведенный ему дом — Рокоссовский обратился к Портнову:

— Где побывал маршал?

— В тринадцатой и семидесятой. Строго поговорил только с Романенко. Сказал, что послезавтра может побывать у него с проверкой исполнения его указаний.

— Почему строго? В чем-то нашел недостатки?

— Тот мало попросил средств усиления, и он ему: трусливо просишь помощи. Потом пообещал ему столько, что командарм не сразу поверил.

— Если завтра маршал не возьмет вас с собой, проскочите к Романенко и помогите ему организовать противотанковую оборону. Это его слабое место.