Кружковцы пока ещё изумлённо оглядывались, забыв о своём личном любопытстве. Разогнавшаяся Тамара предпочитала всё не относящееся к личнму повествованию считать ерундой.

— Ты слишком близко к дороге построил свой дом! — с кокетливым упрёком обратилась она к Владу. — Стоит проехать грузовой машине — и вот, пожалуйста, такой жуткий резонанс!

Но дом уже не резонировал, а слишком явно дрожал. Некоторые опасливо посматривали на потолок: может, самолёт низко пролетает? Бывает такое. Но для самолёта тишина оказалась убедительно настоящей.

Вздох Влада оборвался кашлем. Он увидел то, что для остальных оставалось незамеченным: стены, оклеенные обоями лотосами вверх, начало размывать.

Будто никого рядом нет — только он и Юлька, Влад ударил девушку по лицу и, схватив её за плечи, затряс.

— Переключись на другое, Юлия! Немедленно переключись! Вспомни что-нибудь, помечтай! Смотри на этот коробок спичек, думай о нём! Форма, цвет, содержимое! Ну!

Помечтай? Сознание уцепилось за единственное слово из беспорядочного крика Влада. Рвущийся к небу каменный поток, окружавший дом Влада спирально и с неотвратимостью чудовищного бульдозера, ослабел, но продолжал кружить.

«Дримо-о-он!» Онемевшая душа Юльки с благодарностью откликнулась на хрипловатый страстный призыв. Там, за струйной завесью камнепада (камневзлёта?), Юлька увидела громадную пустынную сцену с одинокой фигурой и затемнённый, громадный же зал невидимых живых, и ей захотелось туда, где все переживали одно с нею чувство.

… Из оцепеневшей группы кружковцев (внезапная грубость Влада и его странное поведение с Юлькой всех напугали) неуверенно подошёл Алексей.

— Ты не смеешь так обращаться с нею. Отпусти её.

— Как только придёт в себя. Юлия, ты меня слышишь?

— И мечта, и мой сон… — пробормотала Юлька. Уже осознанно взглянула на Влада и почувствовала на плечах его жёсткую хватку. — Синяков понаставил… Я сяду, ладно?

Но Влад силой выволок девушку на кухню, оставил её там под бдительным присмотром Алексея пить чай из успокаивающих трав, а сам вернулся к группе. Белый от пережитого, он тем не менее был, как обычно, подтянут и строг.

— Поведанная нам Тамарой история всех взбудоражила. Кого-то в большей, кого-то в меньшей степени. Отпускать вас домой в таком состоянии я, как руководитель группы, просто не могу, — заявил он. — Поэтому основные полтора часа занятия, пока я индивидуально занимаюсь с Юлией, проводит Костя. Надеюсь, мне не над объяснять, что Юлия нуждается в помощи? Думаю, никто, в том числе и я, не ожидал от неё негативной реакции на рассказ Тамары. Костя, пожалуйста, начните с релаксации мышечных групп, потом перейдите к медитативной технике.

Юлька на кухне ревела в три ручья. Ещё машинально или чтобы успокоиться, она подносила ко рту чашку, потом снова ставила её на стол и вытирала мокрую от слёз и расплескавшегося чая ладонь полотенцем, которое Влад второпях бросил ей на колени.

Напротив сидел Алексей. Он тоже налил себе чаю и забыл о нём. Ссутулился и думал о чём-то своём. Влад хотел предложить ему присоединиться к кружковцам. Однако Алексей поднял на него странно внимательные глаза — оценочный взгляд сторожевого волкодава. И Влад промолчал. Этот человек со слабым полем и неплохой физической подготовкой мог иногда оказать настоящее сопротивление. Тратить на него лишнюю энергию, чтобы перебить глупое упрямство, Владу не хотелось. Если Алексей собирается выслушать его разговор с Юлией, что ж, сам напросился. Сухарь чёртов…

— Может, тебе прилечь, отдохнуть? Здесь, на диване, места достаточно. Сон тебя успокоит.

На мягкие нотки в голосе Влада Юлька откликнулась с горечью:

— Конечно. Успокоит. Неделю назад я тоже в это верила.

— Что изменилось за неделю?

— Это я у тебя должна спросить. — Юлька огляделась было в поисках своей сумки, в которой лежал листок с вопросами, и сморщилась: ладно, так спрошу. — Тамара со своей историей… Ты ведь знаешь, о чём она рассказывала. Объясни.

— Почему ты решила, что я знаю?

Юлька прерывисто вздохнула, отпила уже еле тёплый чай.

— Я тебе Тамарину историю расскажу с самого начала. Итак, два милиционера патрулируют свой участок. Ночное дежурство. Всё было тихо, пока не появились трое (Влад сел). Двое из них нас с тобой хорошо знакомы. Человек, похожий на пьяницу, он почему-то называется Первым, хотя я его зову Пьяницей. У него очень неприятная внешность, но главное в нём, что отличает его ото всех остальных, — это его ярко-фиолетовые глаза. И, понимаешь, Влад, у меня есть дурацкая привычка к самым необычным сочетаниям, ассоциациям. Этот Первый у меня ассоциируется с тем ярко-фиолетовым цветом, в который я раскрасила один из твоих пентаклей. — Она всё-таки встала, сходила в прихожую за сумкой, перебрала в папке листы и протянула нужный Владу. — С тех пор как я работаю над пентаклями, мне каждую ночь снятся эти уроды. И я их во сне рисую. Сопоставить нетрудно, да?.. Женщину я назвала Рыбой. Ты ведь помнишь её? Худая, костлявая… А вот с третьим что-то не то. Сначала был Утопленник, такой припухлый дядечка. Он ещё следил за мной. Потом он куда-то подевался, и сейчас главный в компании — убийца по кличке Мотоциклист. Все они меня почему-то знают, а сегодня ночью Мотоциклист назвал меня Хозяйкой.

Чайная ложечка подпрыгнула во вздрогнувших пальцах Влада, и звенящий звук упавшего предмета болезненно отразился от стен.

— Именно так, с большой буквы… Итак, патруль себе шёл, и вот появилась эта троица. Мотоциклист убил обоих. Чем всё закончилось, я не знаю. Думаю — ты объяснишь. Я хочу слышать ответы на свои вопросы, и я их получу! Смотри мне в глаза и отвечай!

Она отобрала лист с фиолетовым монстром и запихивала в папку, злая и решительная, когда услышала шёпот Алексея:

— Юля, смотри…

Бесстрастное лицо Влада сохраняло маску покоя, но глаза слишком отчуждённо уставились в близкую точку пространства. Насторожённая Юлька помахала перед его лицом ладонью. Влад не реагировал.

Люда с сомнением следила, как Олег накладывает в большую сумку, массивной барыней сидящей на заднем сиденье машины, последние банки и пакеты, которые он только что выволок из магазина.

— Ты уверен, что она настолько проголодается?

— За время в своём кружке, возможно, и не очень. Но серьёзные разговоры часто бывают затяжными. Юля настроена именно на такой разговор. Кроме того вкусная еда отбивает охоту ругаться.

— Тебя есть за что ругать, или что-то учудила Юля?

— Пока ни того, ни другого. Но хочется предусмотреть всё.

— И всё же, мне кажется, еды слишком много. Я, конечно, понимаю, что ресторан в машине — это увлекательно, и вокруг никого посторонних, но не лучше ли посидеть в какой-нибудь уютной кафешке?

— Во мне иногда говорит моя тётя! — заявил Олег («Прислонитесь к моему животу — и вы услышите её голос!» — пробурчала Люда) и объяснил: — Это очень серьёзно, потому что её детство и молодость прошли в деревне. Семья была многодетная, отец погиб на фронте, так что нашей бабушке пришлось очень тяжело. Тётя была старшей, наработалась и наголодалась вдоволь. С тех пор она сохранила главное представление о счастье: чтобы человек был счастлив, он должен быть сыт. Я её вижу редко, но, когда заезжаю проведать, она видит во мне страшно голодного ребёнка и впихивает в меня столько, что я потом могу неделю обойтись без жратвы. Иногда я думаю, мне надо поправиться килограммов на пятьдесят, чтобы она была при виде меня счастлива по-настоящему… Поэтому кафешка меня не устраивает: там нет столько продуктов, сколько мне надо, а тащить в кафе закупленное — это кем я буду выглядеть?

— При таком росте — килограммов пятьдесят?! Прибавить?!

— А что — солидный цветущий мужчина, суперКарлсон, объевшийся грибов Алисы!

— Бедная твоя тётя…

— Нет, сейчас она счастливая. Сама посуди: с таким горячим убеждением — и иметь возможность всех кормить. Пенсия неплохая. Для неё это счастье!