— Сережа, это я. Да, пока ехал, дело тебе придумал. Отыщи-ка ты мне всех приятелей Коли Ревенко… Да, сына. Опроси всех, только аккуратно, где сейчас может быть мальчик, может, кто-то видел его недавно, ну и так далее. Хорошо бы найти его к вечеру. Часов после трех звони в «Атлантиду», я там буду. Ну все, действуй.

В банке никто ничего не знал. В последний раз там видели своего сотрудника Кирилла Анатольевича Воронова в пятницу, шестнадцатого июля. Покинул он рабочее место весьма странным способом.

Минут за пятнадцать до закрытия банка он вышел покурить и больше не вернулся, оставив на память коллегам пиджак и машину «Опель».

Пиджак Клюквину продемонстрировали, а машину забрал по просьбе жены какой-то красавец-брюнет, представившийся служащим «Атлантиды».

Карманы пиджака были пусты, только почему-то сигареты и зажигалка оказались на месте.

— Елена Васильевна, а почему вы решили, что Воронов вышел именно покурить?

Перепуганная насмерть, бледная Леночка Смокотина отвечала очень обстоятельно, стараясь не упустить ни одной детали:

— Он сам так сказал. И вообще, он какой-то странный был в тот день. Ни с того ни с сего целоваться полез, а потом вдруг с места сорвался, сказал, что курить идет.

— Ну, в том, что он целоваться полез, я лично ничего странного не вижу, — улыбнулся Клюквин.

Леночка смущенно хихикнула, поправила растрепавшиеся пряди и слегка покраснела.

— Да нет, вы не подумайте чего. Кирилл Анатольевич никогда прежде себе такого не позволял. Говорю же, он какой-то странный был в тот день.

— А припомните-ка хорошенько, больше ничего необычного вы не заметили? С чего это вдруг он с такими нежностями на вас набросился?

— Понимаете… — Леночка сморщила свой хорошенький носик, придвинулась поближе и заговорила шепотом: — Он сначала просил меня подстраховать его в субботу до обеда. Ему надо было в аэропорт ехать, сына встречать. Он так сказал. Я, конечно, согласилась. Ну, думаю, он поэтому и поцеловал меня. Ох, господи, да что же еще?.. Нет, ничего не припоминается.

— Да с дружками своими он намылился. Притащилися тут двое, ждали его. С ними и намылился. А ну-ка ноги-то подыми! — В ботинки Клюквину уперлась мокрая швабра. — Он небось уже какой день водку с ними жрет, а ты, мил человек, в розыски пустился, время казенное тратишь.

Клюквин смотрел на толстую, красномордую тетку как на подарок.

Та наяривала шваброй и злобно приговаривала:

— Расселися тут, понимаешь, только грязь таскают. Вот и те двое уселися в зале, я говорю, дескать, закрываемся, нечего зазря сидеть. А один-то на Анатольевича очами эдак бык-бык, ну тот и снялся. Те сразу и вышли. Говорю вам, вместе они.

— Миленькая моя, а вы уверены, что очами-то «бык-бык» он именно на Анатольевича? — обалдело спросил Клюквин.

— Так еще и рукав задрал и по циферблату постукал. Анатольевич тут и снялся. Точно говорю, вместе они.

— А опознать-то сможете их?

— А чего ж не опознать? Ты только их предъяви, служивый, я сразу и признаю. У меня память на лица — во! — тетка показала ему большой грязный палец. — Я раньше в метро контролером работала, до пенсии еще. Так всех местных, почитай, в лицо знала.

— А как вас зовут-то, голубушка?

— Евдокия Гавриловна я, Бузыкина. Ежели чего — не стесняйся.

Тетка подхватила швабру и, позвякивая ведром, поплыла в валютный отдел.

В банке уже делать было нечего. Клюквин случайно узнал больше, чем можно было ожидать. Он вышел на улицу, поймал машину и поехал в «Атлантиду».

Уже битый час, оккупировав кабинет Ревенко, он безуспешно пытался разговорить сотрудников «Атлантиды», которых успел застать на месте.

Петров сослался на неотложные дела и попросил вызвать его попозже.

Тогда Клюквин по очереди пригласил двух ассистенток и оператора из «Поколения XXI». Девушки поведали, что изредка покуривали с Лизой во дворе, ни о чем особенном не говорили, посмеивались над нелепыми типами, рвущимися в Голливуд, только и всего. С Николаевой они и вовсе не общались, она едва с ними здоровалась и всегда пролетала мимо на своих высоких каблучках.

Оператор вообще не был знаком лично ни с той, ни с другой, видел их мельком несколько раз.

Следующей была бухгалтерша.

— Да что я могу знать об этих вертихвостках? Что у меня может быть с ними общего?! — возмущалась толстуха в красном сарафане.

У Клюквина сразу разболелась голова.

— Вот если вам нужно подлинность их закорючек установить, это я — пожалуйста, обращайтесь.

Приехал Быстрицкий.

— Александр Владимирович, я не хотел по телефону… Кое-что есть.

Клюквин с облегчением отпустил бухгалтершу восвояси.

— Проходи, Сережа, садись.

— Значит, так. — Быстрицкий сел напротив Клюквина, достал из кейса блокнот, сверился с записями. — Вот что удалось выяснить. Ближайший друг Коли Ревенко — Володя Галдин. Они раньше были одноклассниками, потом Ревенко переехала и перевела сына в лицей.

— И что говорит этот Володя?

— Ничего не говорит, он в Испании на отдыхе. А вот родители парня, Вадим Андреевич и Валерия Васильевна Галдины, утверждают, что примерно в это время Коля Ревенко должен находиться в Греции.

— Ты с ними встречался?

— Нет. Якушкин звонил, разговаривал с ними.

— А ты повидайся, и хорошо бы поскорее.

— Ладно.

— Так что насчет Греции?

— Я проверил. Он действительно был в Греции с третьего по семнадцатое июля. Установлено, что семнадцатого он вернулся рейсом из Афин. Но после прохождения таможни следы мальчишки теряются. Я отправил Якушкина в Шереметьево, пусть поговорит с теми, кто тогда дежурил. Может, кто-то что-то видел. А стюардессы с того рейса будут в Москве только завтра.

— Молодец. А у кого из приятелей он может быть на даче, как утверждает его мать?

— Она так сказала?

— Представь себе.

— Странно. У него приятелей немного, а точнее — всего два. Один из них, Андрей Звонков, в данный момент расслабляется в летнем лагере, это установлено — сегодня утром он выиграл заплыв. Другой — Аркадий Жигалкин, болтается без дела в Москве. Я с ним разговаривал. Колю Ревенко он не видел почти месяц. Тот звонил ему незадолго перед отъездом, обещал привезти греческую водку.

— Во дают! Дети, мать их… — ухмыльнулся Клюквин. — Ну, вот что, давай-ка позвоним госпоже Ревенко, побеседуем с ней.

— Погодите, Александр Владимирович, есть еще кое-что. У Чикиной на автоответчике обнаружена одна любопытная запись. Судя по всему, сделана пятнадцатого июля, как раз за два дня до возвращения Коли Ревенко. Звонок, похоже, международный, голос явно мальчишеский. Эксперты сейчас это проверяют. Вот текст.

Быстрицкий перелистнул страницу в блокноте и внятно прочел:

— «Эй, мать, где тебя носит, я соскучился, не забудь меня встретить, у меня утренний рейс, если не припрешься, не отдам тебе твою Нику». Это все. Я почти уверен, что это Ревенко-младший.

— Так… — Клюквин потянулся к телефону.

Дома у Ревенко трубку не снимали, а вот мобильный откликнулся сразу.

— Любовь Николаевна, голубушка, здравствуйте, это Клюквин.

— Я узнала вас, Александр Владимирович, рада слышать.

— Как чувствуете себя?

— Спасибо, вполне прилично.

— Мне необходимо с вами встретиться.

— Конечно, но только не сейчас.

— Хорошо, давайте я подъеду вечером. Это срочно.

— Боюсь, не получится. В данный момент я в дороге, на пути в Тверь.

— Куда-куда?! Что вас туда понесло? Извините…

— Дела, знаете. Я же предупреждала вас вчера, что буду сегодня занята. Я вернусь через три дня и сразу с вами созвонюсь. Обещаю.

Связь оборвалась.

В полной растерянности Клюквин положил трубку и в ответ на немой вопрос Быстрицкого недоуменно развел руками:

— Они отъехать изволили. В Тверь. Блин… Не нравится мне все это. Вчера еще в обморок падала… Неужели притворялась?

— Актриса!.. — нашел объяснение Быстрицкий.

— Но так натурально. Я ведь поверил. Значит, она и впрямь меня за дурака…