ЗАКЛЯТИЕ
Со взором, полным ожиданья,
Я тьму минувшую читал.
Маэстро мёртвых начертанья
В руках кощунственных держал.
Хотел в монашеской латыни
Былые тайны отгадать:
Найти заклятия в святыне.
Хотел я сам маэстро стать!
И звал я демонов сурово,
Я заклинал их, я молил,
Я плакал и смеялся снова —
Себя им в жертву приносил.
Но нет, они людей забыли,
Они не делят наши дни!
Ведь их живых мы схоронили
И погасили мы огни!
«Скажи мне, Бездольный…»
Скажи мне, Бездольный,
Где Образ ликующий?
«То звон колокольный,
О Правде тоскующий».
Скажи мне, Бездольный,
Где свет Нарождающий?
«То звон колокольный,
К любви призывающий».
Скажи мне, Бездольный,
Где мир умирающий?
«То звон колокольный,
Любовь обвиняющий…».
ГИМН
Это утро — сна преддверье,
Сна предвестника спасенья.
О, покиньте лицемерье:
К небесам летят моленья!
Это утро — сна преддверье,
Сна могучего целенья.
«О, уверуйте в безверье!
О, воздайте Мне моленья!»
«С грядущими безднами…»
С грядущими безднами,
Туманных, предвечных миров,
В жилище свободных богов,
С мечтами созвучий надзвездными —
Я слиться готов!
О, дайте порфиру учителей
Забытому другу рабов,
Забытых, нездешних миров,
Работу святых Небожителей —
Я ею облечься готов.
О, дайте сандалии нежные,
Созданье грядущих врагов!
Я слышу пророческий зов,
Я вижу равнины безбрежные.
Пойти я готов!
НА ПОЛЕ
Ушёл я от них!
Было душно и тесно.
Грёзы существ неземных
Были под властью гордыни телесной.
Ушёл я от них!
Поле предстало в широком просторе.
В душе моей ужас затих,
И шёл я, духовным властителям вторя.
Я шёл по пустыне, и было темно,
А сердце моё освятилось.
За мною мерцало палатки окно,
И слов трепетанье едва доносилось.
И дальше я шёл,
И было темно, безысходно.
За мною звучал произвол
И меркнул в пустыне свободной.
Я замер, потух, как свеча,
И пал на колени, вдыхая пустыню.
Молитва моя была горяча.
Я землю лобзал, как святыню…
ДРЕВНЕЕ ЗАКЛЯТИЕ**
Тебя со мною нет.
Но вечно ты со мною.
Гляжу за тонкой пеленою,
Где потухает слабый свет,
Твои я вижу силуэты,
Твои мне слышатся ответы.
Меня не знаешь ты,
Но рядом я иду с тобою;
Покровы нежной темноты
Нас окружили тканью голубою.
И знаешь ты, что рядом
Иду с тобой, — ласкаю взглядом.
И в темноте — боишься ты!
Зовёшь меня стыдливо:
Во власти ты моей мечты,
В власти тени горделивой
[108].
А поцелуй мой нежный
Дарует сон тебе мятежный!
И днём ты не одна.
Ты днём с моей мечтою. —
Ты утомлённа и бледна
В борьбе с телесной чистотою.
Ты ночи ждешь так страстно
И тьмы великой, своевластной.
Ты знаешь — я с тобой
И ты со мной навечно;
И голос нежно-голубой
Зовёт нас к радости беспечной;
Во власти духа ты, и — знай,
Я дух молитв — бессмертный Адонай.
ПРИШЛЕЦ
Громадное чёрное тело приближалось к земле, и на земле стало темно. Только иногда голубовато светящиеся искры пронизывали мрак, и быстро неслись куда-то вдаль, и там умирали.
Жители земли, — люди, никогда не видавшие темноты, боялись её. Они укрылись в свои норы, и зажгли в них тела растений, и, глядя на медленную их смерть, надеялись на жизнь.
Вершина высокой горы осветилась ярко-бело.
Вниз медленно спускался усталый человек. На нём были светящиеся лохмотья. Он пришёл к людям и просил у них пищи и права жить всегда на высокой горе. Они дали ему риса и проводили его на высокую гору. Там они построили из камней и земли нору для него.
И он стал там жить, никогда не сходя вниз к людям. Они его спросили, что он будет делать один на горе. «Думать о Боге» — ответил он и удалился в свою нору, а люди пошли к себе вниз.
Стало опять светло!
Все видели свет и радовались на него.
К одинокому никто не входил. Иногда, когда вечером было особенно чистое небо, они могли видеть одинокого, сидящего на скале. Он сидел на ней часы, дни, недели, не двигаясь с места.
Он думал о Боге.
Иногда рядом с ним чернел на светлом небе громадный медведь, который тоже сидел, не двигаясь, и тоже думал о Боге. Иногда к одинокому с кружительной выси небес опускался огромный сизый орёл, садился ему на плечо и застывал надолго и тоже думал о Боге.
И так шли года, а за ними века.
Люди сильно поумнели и научились даже говорить со звёздами. А звёзды бывают разные: одни тепло светятся на небе и думают о Боге; другие же, яркие, горячие, мало думают и хотят испытать всё сами. Они сперва узнают, а потом думают. Они часто опускаются до самой земли и смотрят, что там творится, или же войдут в сердце человеческое и зажгут в нём томление к надзвёздному миру.
