В осенний день, в чужой стране

Я ехал узкою тропою.

Ещё не зная о войне,

Горели клёны в вышине

Багряно-жёлтою листвою.

Был еле слышен стук копыт

Сквозь серы мох, внизу лежащий.

Порою дятел простучит

И снова спит зеленый скит,

Ни шелеста в дремучей чаще.

Во глубине лесных хором

Свершалось таинство, и плыли

Перед вечерним алтарём,

Теряясь в сумраке густом,

Столбы рубиновые пыли.

Открылось в зелени окно…

— Вот дятел замолчал, простукав, —

И рдело золотом оно,

Как бы мечом просечено

На кружеве старинных буков.

Я шпорю моего коня

Сквозь поредевший лес, и вскоре

Оно глянуло на меня

В венце из блеска и огня,

Многосмеющееся море.

И шум, и плеск, и свет, и синь,

И кипень зыблемой эмали,

Сады неведомых богинь

Ковром лазоревых пустынь

Уходят в золотые дали.

Вперёд! Вперёд! У ног коня

Бурлит серебряная пена.

Я здесь! Я твой! Услышь меня!

Я отблеск твоего огня,

Твой луч в тисках земного тлена.

И снова узкою тропой

Я тихо ехал в сонной пуще

И долго слышал за собой,

Как там, вдали, взывал прибой,

Всегда о Вечности поющий.

В тот час война и гнев людей

Казались так ненужно мелки,

И было на душе светлей,

И странен был среди ветвей

Далекий рокот перестрелки.

Ровен, скучен стук вагона,

Тусклы шири небосклона,

За стеклом заиндевелым стынет пасмурный февраль.

Запахнув свой плащ потёртый,

На соломе распростёртый

Я слежу, как клубы дыма кроют облачную даль.

Шум колёс поёт бессменный:

Ты ненужный, жалкий, пленный…

И бессильные, и злые в душу просятся слова.

Долог счёт часам бессонным,

Под бинтом окровавлённым,

Как в кольце горит железном, опухая, голова.

В сотый раз и с той же силой

Вспоминаю всё, как было, —

Эти залпы, эти трупы, эти талые поля.

Коней смертное хрипенье,

Пуль пронзительное пенье,

От чудовищных ударов колыхается земля.

Пули с веток сыплют хвою,

Нас осталось только двое,

Белый гром ударил с неба, камнем падаем с коней.

Командир лежит убитый,

Возле — мох, снарядом взрытый,

Град железный по опушке хлещет звонче и сильней.

Дальше… Плен… Уйди, сознанье,

Прогони воспоминанье,

Что стучится в мозг усталый сотней грубых голосов.

Пусть сильней гудят колёса,

Ни ответа, ни вопроса

Не найду я в этом круге нескончаемых часов.

Вдруг светлей в вагоне стало,

Озарилось, заблистало,

Я привстал, перемогая мыслей тёмный хоровод.

Как червонцы из мониста

Падал сверху ток лучистый,

И под ним, смеясь, горели голубых громады вод.

В серебре прибой, как риза,

Нежным жемчугом унизан,

И сверкала, и сияла голубая бирюза…

И сквозь голос моря стройный

Кто-то светлый и спокойный,

Кто-то знающий и мудрый прямо глянул мне в глаза.

Пена бьётся, пена бродит,

Всё проходит, всё проходит…

Тихо, тихо протянулась золотая в сердце нить,

И впервые в эти дни мне,

Как в далёком, светлом гимне,

Так отчётливо и ясно прозвучало слово: Жить.

Прохожу я бурых зданий груду,

По песчаным площадям шагая,

Ты меня встречаешь отовсюду,

Тёмная, колючая и злая.

Три ряда натянуты, как струны,

В три ряда железных сплетена ты.

Без исхода колдовские руны

Очертили этот круг заклятый.

Поверну направо — ты направо.

Поверну налево — ты налево.

Входит в душу терпкая отрава

Из бессилья, горечи и гнева.

Я иду, склонив лицо уныло,

Воротник приподнят, чтоб не видеть.

Сердце, ты меня любить учило,

Сам я научился ненавидеть.

А кругом, вдоль этой цепи чёрной,

Без конца, без смысла и без цели

Поступью лунатиков упорной

Тихо бродят серые шинели.

Тусклый вечер… Дождь скользит по шее.

Стынут струны проволок в тумане.

Запахнувшись от дождя плотнее,

Я иду в одно из бурых зданий.

Сквозь колючий лес закрытий

Всё для нас, как дикий сон,

И в глазах рядами нитей

Целый мир пересечён.

Весь в поникшем, весь в гнетущем,

К тайне сил найди ключи.

Хочешь нужен быть в грядущем —

Закаляйся и молчи.

День и ночь на адском горне

Пляшет дымный огнемёт,

Тем, кто глубже, кто упорней,

Силу верную куёт.

Минет год иль минут годы,

День придёт и будет твой.

Ты сияние свободы

Встреть свободною душой.

И войдёшь, двукраты вольный,

Не вздохнувши о былом,

В мир широкий и раздольный

С гордо поднятым челом.