ЭТО БЫЛО Незабвенным дням моей первой любви Тихая майская ночь… Звёзды горят в вышине… В небе, словно виденья, рисуются контуры сосен… Всё кругом замолчало. Но в этом молчанье Море звуков таится… Сладко нам внимать безмолвию ночи. Хочется что-то сказать… Слово дрожит на устах. Призраки мыслей неясных, мелькая немой вереницей, Тонут бесследно во мраке сонного парка. Нега разлита вокруг… Что ж ты плачешь, дитя?.. «Больно любить», — говоришь. Полно, не плачь, дорогая, Всё это сон — порожденье томительной грёзы. Снова настало молчанье. А где-то бесцветные тени Мчатся, бегут, налетают одна на другую И, долетев, умирают в мгновенном лобзанье. Всё расплывается тихо, и призрак холодный Сердце мне сжал беспощадно железной рукою. Где я видел её — эту безумную ночь?.. Тише… тише… ЕЛЕНЕ Т-ВОЙ Я и ты — огонь и камень, Но в зрачках твоих лишь раз Я узнал знакомый пламень. Вот блеснул, и вот погас. Но я понял, что с тобою, Тайной властью сплетены, Мы блуждали под луною На полях иной страны. Но я понял, что от века Скован нам единый путь, И не воле человека Неизбежность обмануть. Ноябрь 1904 ВЕЧЕР[66] Вечер печальный окутан туманами, Гаснет унылый закат. Сердце не хочет жить только обманами, Сердце не хочет утрат. Горьки рыдания моря тревожного, Глухо вздыхает прибой. Сердце не хочет искать невозможного, Сердцу желанен покой. ВПЕРЁД Смело двинемся, братья!.. Ветер рвёт паруса. Буря воет проклятья, С морем спорит гроза. Бросим берег туманный! Любо мчаться вперёд!.. Свет нам грезится странный. Нас безвестность зовёт. Там, за гранью заколдованной Весь объятый вечным сном, Неподвижностью окованный, Мёртвый город мы найдём. Меж немыми колоннадами Там стоит забытый храм. Бесконечными аркадами Он восходит к небесам [67]. Полны дерзкого желания, Смелым шумом голосов Мы смутим покой молчания, Тайну дремлющих веков. И над каменной могилою Тех, кто сгинули, как дым, С неизведанною силою Наше имя начертим. НА РАСПУТЬЕ
Рыдает звон колокольный, Властный и внятный зов. Шёл я дорогой окольной Так много долгих часов. Храма отверстые двери. Виден тёмный алтарь. Торжественно, в ясной вере Диакон подъемлет орарь. Волна кадильного дыма, Клубясь, наполнила храм. Молча прошёл я мимо, Навстречу иным богам. Сурово вослед глядели Тёмные лики икон, Но душой голоса владели, Мечты неумолчный звон. Летел печально за мною Напев знакомых стихир, Но вдали влекущей волною Голубой струился эфир. И вольная песня моря Звала к другим берегам, И волны, с волнами споря, Ложились к моим ногам. Летучий голландец** Вторая книга стихов I. В ДАЛЯХ АТТИЛА Венчанный Божий серп, властительный Аттила, Пою тебя всей страстью слабых уст. Твой меч был Страх, и Смерть тебе служила, И кровь вокруг текла до конских узд. Вселенной ты явил стихийный лик Невзгоды. Твоя, как лава, хлынула орда. Перед твоим конём склонялися народы, И разлетались пылью города [68]. Тебя родила глубь незнаемых кочевий. Где ты, там прах, — и выжжены пути. Ты должен был разить в священном гневе, Чтоб жизнь могла иною расцвести. Ты должен был придти. Огнистые скрижали — «Земное — тлен» — над миром ты возжёг. В тех рунах смерть народы прочитали, И всяк познал, что жив Каратель Бог. Ты пролетел, как вихрь, как бурный облак в небе. Опять цветёт полей оживших грудь, И тёмный Рок, как прежде, зыблет жребий, Чтоб в должный час на мир его метнуть. Исполнен срок. Пора! Нависни чёрной тучей. Мы ждём тебя. Нас душит злая сонь. Пусть грянет гром! Приди, и жги, и мучай, И вновь обрушь живительный огонь. вернуться В альманахе «Гриф» № 2 (1904 г.) это стихотворение приводится с подписью Л. В. (прим. сост.). вернуться В альманахе «Гриф» № 1 (1903 г.) данная строфа отсутствует (прим. сост.). вернуться В сборнике «Железный перстень» 1922 г.: «И распадались пылью города…» (прим. сост.). |
