Командир батареи Беспалов протиснулся вдруг вперед и поднес к глазам бинокль. Теплый влажный туман стлался над самой водой.
— Товарищ командующий, — радостно закричал Беспалов, — разрешите доложить. В направлении на северо-запад движется к берегу катер противника. Вон там. — Беспалов был возбужден и порывисто размахивал руками, помогая командующему найти катер в бинокль. Катер вышел из тумана и был отчетливо виден, хотя до него оставалось не меньше двух километров. Игорь Владимирович поймал катер и увидел высокий крутой нос, черную мачту с перекладиной. Нос опускался, разрезая воду, потом снова поднимался. Катер держал курс прямо на маяк.
— Действительно, это немецкий катер, — сказал Игорь Владимирович, продолжая смотреть в бинокль.
Патруль Войновского двигался по берегу озера. Войновский осмотрел горизонт в бинокль и пошел дальше, думая о том, что эти патрули никому не нужны.
Рядом с Войновским шагал Севастьянов, чуть позади — Шестаков, потом — другие. Стайкин был замыкающим.
Они прошли мимо серого валуна, где был отрыт окоп полного профиля.
— Севастьянов, — позвал Войновский, — подойдите сюда.
Севастьянов подошел ближе.
— Помните, мы в этом месте атаковали берег и полковник объявил нам благодарность?
— Конечно, помню. У нас событий не много.
— Интервал десять метров, — скомандовал Войновский и ускорил шаг. Патруль отстал.
— Я хотел бы посоветоваться с вами, Севастьянов, — начал Войновский, оглядываясь назад. За окопом на берегу были вырыты стрелковые ячейки, и патруль стоял там, где они начинались.
— Пожалуйста, товарищ лейтенант. Если я в состоянии...
— Как вы думаете, Севастьянов? Если написать письмо, ну, скажем, в город Горький, но написать незнакомой девушке. Совсем незнакомой. Девушке, не получающей писем с фронта. Прилично это или неприлично?..
— По-моему, тут нет ничего... — Севастьянов вдруг вскрикнул: — Ой, смотрите!
Войновский остановился и стал смотреть на озеро. В серой пелене тумана возникло и медленно двигалось продолговатое темное пятно.
Патруль подошел к Войновскому. Донеслось четкое тарахтенье мотора. Катер вышел из тумана, и даже простым глазом можно было разглядеть серый стальной борт, пустую палубу и косую трубу с хвостом дыма.
— Откуда он взялся? — спросил Войновский и посмотрел на Севастьянова. Севастьянов пожал плечами.
— Никак, немец, — сказал Шестаков и почему-то пригнул голову.
— За мной! — крикнул Войновский и побежал к окопам.
Солдаты залегли в ячейках, поставили ручной пулемет, и Войновский медленно вел ствол пулемета вслед за катером. Рядом лежал Шестаков.
— Десант! — сказал Войновский. — Сейчас будем настоящий десант отбивать. Хорошо бы, они против нас высадились. — Войновский отчетливо вспомнил, как они атаковали пустой берег, сбрасывали воображаемого врага в озеро, и крепче сжал приклад пулемета.
Увидев с маяка немецкий катер, Сергей Шмелев вызвал по телефону штаб батальона и объявил тревогу. Стоя рядом со Шмелевым, полковник Рясной одобрительно кивал головой.
Сверху было видно, как солдаты выбегали из сарая, бежали к берегу и ложились там. Офицеры спустились с лестницы и тоже бежали к берегу. Трое солдат катили по тропе станковый пулемет.
Игорь Владимирович все еще продолжал смотреть в бинокль. Наконец он опустил его и повернулся к Рясному.
— Артиллерия?
— Артиллерия здесь, товарищ генерал-лейтенант! — радостно сказал Беспалов и приложил руку к фуражке.
— Ваше решение.
— Разрешите открыть огонь, товарищ генерал-лейтенант? — Беспалов стоял с поднятой рукой и бессмысленно улыбался, глядя на командующего армией.
— Хм, — сказал Игорь Владимирович, — может быть, вы желаете посоветоваться с противником?
Тучный полковник, командующий артиллерией, толкал Беспалова в бок и громко шептал:
— Стреляй же. Стреляй, дурак!
С озера раздался выстрел. Снаряд прошелестел мимо маяка и упал в устье Словати, выбросив вверх плотный водяной столб. На носу катера возникло острое белое облачко, второй снаряд просвистел, шлепнулся за сараем.
На берегу заработали пулеметы, бледные трассы пуль протянулись над водой в сторону катера.
Катер развернулся на левый борт, и снаряды, выпускаемые немецкой пушкой, стали рваться на берегу и еще дальше, в лесу. С маяка было видно, как три артиллериста быстро работали на палубе.
— Где же, наконец, артиллерия? — спросил командующий. — Может быть, вы собираетесь подать трап немецким десантникам?
Беспалов стоял на коленях перед телефонным аппаратом и возбужденно выкрикивал:
— Скоморошкин, куда ты пропал?.. Скоморошкин? Ты? Когда же ты будешь готов? — и с упоением закричал: — Первое, огонь!
Снаряд пролетел над маяком и поднял в озере водяной столб метрах в пятистах от катера.
— Правее ноль-сорок, прицел минус два, первое, огонь!
Снаряд прошелестел наверху, и было хорошо видно, как он разорвался на берегу, как раз там, где дробно стучал дальний пулемет.
— Куда вы стреляете, черт возьми? — выругался полковник Славин. — Взяли вправо, когда надо брать левее.
— Я сейчас, я сейчас, — испуганно повторял Беспалов, стоя на коленях перед телефонным аппаратом.
— Что у вас делается? — Игорь Владимирович резко повернулся к полковнику Рясному.
Снаряды с катера разрывались вправо и влево от окопов, пролетали над головой и глухо рвались в глубине леса.
Войновский услышал стремительно надвигающийся свист. Он бросил пулемет и распластался на дне окопа. Свист надвигался неукротимо, страшно, и вот уже на всем свете сплошной страшный свист. Огромная тяжесть навалилась на ноги, ударила по спине, вдавила в землю. Горячая волна полоснула по ушам, и он удивился, что еще слышит: осколки прошуршали над головой, а потом стало слышно, как они падают в воду. Раздался протяжный стон, и Войновский не узнал своего голоса. Он напряг все силы, чтобы сбросить с себя тяжесть, и вдруг тяжесть сама скатилась с его спины, он вскочил на ноги и опять услышал долгий стон. Войновский огляделся, не понимая, откуда стон. Шестаков лежал на боку на дне окопа и расстегивал шинель, а у него не получалось, и по шинели у кармана расползалось мокрое темное пятно. От соседнего окопа бежали солдаты, у них были испуганные лица. И тогда Войновский понял.
— Он ранен!
— Федя, куда тебя? — Маслюк прыгнул в окоп и водил руками по шинели Шестакова.
— Сволочь, по своим бьет. — Стайкин громко выругался.
— Что ты говоришь? — Шестаков открыл глаза и посмотрел на Стайкина. — Что он говорит, Игнат? Куда мне попало?
— Не слушай его. Царапина. В мягкое попало.
Шестаков лежал на животе, положив голову на руки, и тяжело дышал. Темное пятно на шинели стало еще больше.
— Откуда он прилетел? — спросил Шестаков, не поднимая головы. — Говори правду, Игнат.
— Немецкий, немецкий. — Маслюк быстро и ловко стягивал с Шестакова штаны. Войновский увидел кровь, и у него закружилась голова.
— Товарищ лейтенант, ответьте мне — немецкий? — Шестаков приподнял голову и посмотрел на Войновского. — В своем окопе от своего снаряда...
— Конечно, Шестаков, это был немецкий снаряд.
— Вы же не видели, товарищ лейтенант. Вы же подо мной лежали, а я вас загораживал.
— Я слышал, Шестаков. Я очень хорошо слышал. Он летел с озера. — Войновский посмотрел на развороченный бок окопа и понял, что снаряд прилетел от маяка.
Шестаков закрыл глаза, облизал языком пересохшие губы. Маслюк кончил перевязку и натянул штаны на Шестакова. Стрельба на берегу затихла. Немецкий катер скрылся в тумане.
— Железо. Уберите железо, — внятно сказал Шестаков, не открывая глаз. — Горячее острое железо. Уберите его. — Он молчал, когда его поднимали, и часто дышал.
Палатка туго надулась под Шестаковым снизу, а с углов натянулась складками. Стайкин прыгнул в окоп и поднял автомат Шестакова.
— По своим шпарит. За такие дела в штрафбат надо.
— Старший сержант Стайкин, — строго сказал Войновский, — приказываю вам замолчать.