Сергач остался ни с чем. Красилов знает, куда метить. Качество — это сейчас все.
Что тут началось! Перезвон, кутерьма. Даже Красилов утратил обычное спокойствие, забил тревогу по всем углам: «Сборка зарезана, жми, нажимай! Давай, наддай!»
Возбужденное настроение директора передалось в цехи, из цехов, усилившись еще больше, перешло на участки. Взвинченные начальственными криками, суетливо забегали мастера, рабочие нервничали у станков и запарывали детали, словом, пошла настоящая штурмовщина.
Я принесла телеграмму из министерства. Он положил телефонную трубку и устало откинулся на спинку кресла, вытирая лицо платком.
— Вот так, Татьяна Сергеевна, — улыбнулся он мне. — Они хотят работать так, как привыкли. Но я их отучу от такой работы, обещаю вам. Я так работать не умею. И не желаю. Если что, я на обеде.
И как ни в чем не бывало пошел к выходу.
Но у нас на заводе тоже не простаки сидят. Я с нетерпением наблюдала за этим противоборством. На моих глазах разворачивался захватывающий производственный детектив.
Ровно через час Красилов снова появился в приемной.
— Какие новости, Татьяна Сергеевна?
— Кое-что. Сейчас я вас соединю.
Первое сообщение от начальника снабжения: удалось договориться с поставщиками, что рейс самолета будут оплачивать они. Щитки с приборами уже в воздухе.
Красилов и бровью не повел.
— Оказывается, вы можете работать рентабельно. Срочно шлите машину на аэродром. Грузите контейнер — и в дело.
А вот и звонок со сборки. Сергач докладывает:
— Шестеренки пошли. Комиссия проверила всю партию, детали в норме.
— Хвалю за оперативность. Всегда бы так работали. Кстати, как у вас с сушильными камерами?
— Нормально, — ответил Сергач, явно не ожидая такого вопроса.
— Сколько камер работает?
— Две, Василий Петрович.
— А две по-прежнему на ремонте? Еще с того первого дня, что я на заводе?
— Никак руки не доходят, после первого пустим их. Непременно.
— Хорошо. У меня все. Трудитесь.
Пришел к назначенному часу председатель завкома, и на лице Красилова вновь заиграла улыбка.
Я недоумевала: отчего директор так спокоен? Ведь все же получилось впустую.
Почему он медлит? Разве нельзя раздать десять горящих путевок лучшим станочникам? И те уже не выйдут во вторую смену, завод снизит темп. Видишь, я уже начинаю мыслить телештампами.
Ничего похожего. Мой директор распределял путевки исключительно на будущий год, занимался предстоящими школьными каникулами, вел разговор о том, чтобы возродить футбольную команду.
Я была уверена, Красилов сдался. Однако события только разворачивались. В кабинет вошли главный инженер с начальником отдела снабжения. Мешков доложил:
— Приборные щитки доставлены на сборку. Теперь бы еще прокат. Разрешите, Василий Петрович, использовать другой типоразмер.
— И перерасходовать металл? Особенно когда в этом нет необходимости? Вот пришла телеграмма от поставщика. — Красилов открыл папку, в которую еще утром отложил срочные телеграммы. — Я тут совсем замотался, а она, оказывается, с утра лежит. Отгружено три вагона с прокатом. Скорей на розыски! Надо наверстать упущенное.
Интересная новость. Неужто Красилов в самом деле не заметил телеграмму с номерами вагонов? Мешкову было не до того, он схватил телеграмму и вылетел из кабинета на крыльях. Зато главный инженер Никольский задал-таки осторожный вопрос.
Красилов ответил с улыбкой:
— Вам, я вижу, во что бы то ни стало хочется сделать из меня мрачного злодея, который прячет срочные телеграммы, выдает фиктивные наряды, сбывает некомплектную продукцию и после строит себе дачу за счет казны под видом детского сада. Увы, я не таков. Приписка и прочие фикции — архаизм, пережиток. В век научно-технического прогресса существуют другие методы. Учтите, я обыкновенный директор, рабочая лошадь. Все мы более или менее удачно выкручиваемся и, как правило, даем план. Мы работаем честно. И продукцию кладем на бочку. Еще бы чуть больше прав для маневра, и больше мне ничего не надо.
— Интересно, какие же методы вы предпочитаете?
— Современные. Разве я, по-вашему, сегодня что-нибудь нарушил?
— Вы действовали в соответствии с буквой закона.
— Надеюсь, вы не считаете это предосудительным?
— А несовпадение интересов?
— Не моя вина в том, что они не совпадают. Я действую в интересах завода. Что выгодно заводу, то выгодно и мне, Красилову. Я считаю так: выгодным должно быть только выгодное.
Тут в кабинет вошла я — собрался народ — совещание по качеству.
Красилов сделал хороший доклад, выдержки были потом напечатаны в нашей энской газете, разве ты не помнишь, Боря?
Затем пришли конструкторы, начался разговор о будущем башенных кранов — тишь да гладь. Мой рабочий день кончается в пять часов, но я по-прежнему сгорала от нетерпения — неужели это ничем не кончится? — и решила остаться.
Нет, не таков Красилов, чтобы играть впустую. События нарастали, как бывает обычно, к концу штурмового дня. Из цеха сообщили: нет подшипников, пришлось снять со сборки десять кранов. Красилов тут же позвонил на соседний завод, попросил подшипники в долг. Снова Красилов против себя? Я недоумевала.
Тут еще более тревожное сообщение: кончается краска. Директор немедленно приказ: отпустить заменитель — дольше сохнет, зато дело не стоит.
Прибыл Мешков: нашел вагоны, сам прибыл с ними на тепловозе. Но уже десятый час вечера, куда этот металл годится? Только на будущий месяц.
Интересно, сколько времени осталось? Когда начнут последнюю серию? Еще пять минут. Ну и я приближаюсь к финишу.
Около десяти часов у Красилова собрались все действующие лица: главный инженер, начальник снабжения, плановик, экономист. Возбуждены бурным днем, вспоминают его перипетии. Не было лишь начальника сборки Сергача.
А вот и он. Спешит через приемную.
— Ждем вас, — сухо встретил его Красилов. — Доложите мне о результатах вашей героической деятельности.
— Подобрали вчистую, — бодро ответил Сергач, крайне довольный тем, что ему удалось оголить сборку. — Только что пробовали десять редукторов к кранам. Вот сводка. Девяносто девять с половиной процентов. Всего полпроцента не хватает. Но у нас в запасе еще два часа. Наконец-то натянем.
Красилов и бровью не повел.
— Главный инженер провел весь день в заготовительных цехах. Каково там положение? Расскажите нам, Павел Семенович.
— Обычная картина: под метелку. Даже новых материалов сегодня не завозили. Но зато мы впервые за три года выполняем план. И это все благодаря вам, Василий Петрович.
— Я был бы рад, если бы это соответствовало действительности. — Красилов вздохнул. — Вы дали вал. А заводу нужен товар, реализация. Помнится, вы сами докладывали, что две сушильные камеры стоят на ремонте, а две оставшиеся работают с повышенной пропускной способностью, то есть не досушивают кабины. Сколько же им еще потребуется на естественную сушку?
— Восемь часов, — отвечал Сергач. — Ну и что же? Мы всегда так делали.
— Что делали? Сдавали сырую продукцию?
— Пока шло оформление, подходили платформы, она высыхала.
— По-моему, вы утратили понятие о самых простейших вещах, в частности о качестве.
— Но прежние директора всегда так делали, — взмолился Сергач.
— Я не отвечаю за действия прежних директоров. Есть заводы, где вообще до пятого числа гонят план прошлого месяца. На «Строймаше» так не будет. Вам не удастся заполучить меня в сообщники.
— В самом деле, — сказал Никольский, кладя руку на плечо Сергача. — Ты же сам знаешь, мы всегда шли на нарушения.
— Вот моя сводка по реализации, — Красилов заглянул в бумажку, хотя и так все помнил. — Восемьдесят девять и восемь десятых процента. Это все, что мы могли дать.
— Василий Петрович, ну последний раз, — умолял Сергач. — А дальше будет по-вашему.
— Удивляюсь постоянству, с которым вы стремитесь на скамью подсудимых. — Красилов был безжалостен. — Займемся лучше очередными делами. — Он нажал кнопку и вызвал меня. — Татьяна Сергеевна, прошу записать приказ. Вводная часть о качестве, это вы сами сообразите. Приказываю категорически запретить сдачу в отдел сбыта некомплектной, неокрашенной или сырой продукции. Второе: начальнику сборки товарищу Сергачу за срыв ремонта двух сушильных камер, что привело к срыву заводского плана, строго указать. Дата. Подпись.
