В таких условиях начинается мой взлет. Работаю исключительно на обаянии. К этому времени я уже успела проверить свои чары и поверила в их силу.

Опять тянешь меня на эпизод? Непременно тебе имя эпизода. Его зовут Виктор, но потерпи, скоро и до эпизода доберемся, немного осталось. Поверь мне, я ничего сама не искала. Где мне искать, когда пропадаешь на своей внеразрядной работе до двенадцати ночи. Александр мой из-за этой ярмарки не раз устраивал сцены: кому нужна такая жизнь на износ?

А у меня одна забота: где достать фанеру, горбыль? Еду к директору деревообрабатывающего комбината, по телефону на обаяние не возьмешь, предпочитаю работать на личных контактах. И тебе советую на будущее, мы с тобой пока ничего, еще можем...

Ладно, столковалась с директором, шагаю в архитектурное управление за проектом. Начинаю искать строителей. Никогда в жизни я не улыбалась так много и не спала так крепко, как в эти недели. В Японии продавщицы универмагов оканчивают специальную школу улыбок. Я прошла эту школу на практике. За краску, проволоку, за чертежи я расплачивалась улыбкой и, разумеется, дефицитом. Отработала все оттенки улыбок — от многообещающей до обиженной. Словом, наулыбалась на всю жизнь.

Днюю и ночую на площадке. Уже прошел ледоход по реке. И мы выходим на финишную прямую. Если бы ты видела, как преобразился заброшенный пустырь. Пестрые теремки, избушки на курьих ножках, ларьки, хоромины, домики, киоски, развалы, грибочки — шесть торговых рядов, это же просто загляденье, цветок, а не ярмарка. По всему городу красуются афиши: ярмарка, ярмарка.

20 мая открылись при огромном стечении начальства и потребительских кошельков. Играет музыка, товар нарасхват. Истинный праздник потребления. В первый же день дали четверть миллиона. Никто не ждал столь грандиозного оборота.

Загремела моя ярмарка по всей округе. Уже не только из Эмска везут к нам кошельки, но из Элска, Эрска. Бывало, и столичный потребитель в нашем городе раскошелится. Сколько мы товара сбыли! Брали с базы что там годами лежало. И проходило — потому как на свежем воздухе и под музыку.

Дать оборот — вот наш лозунг. Какой торговый директор не мечтает о полном обороте. У нас один молодой аспирант написал в своей диссертации: «Цели советской торговли прямо противоположны принципам капиталистической торговли, для которой главное — прибыль». Не смейся, точно так и написал по стереотипу: прямо противоположны, будто у нас главное — получить убыток.

А у меня что ни день полтора оборота. На всех совещаниях славословят: Нина Петровна показала настоящий пример творческой инициативы, Нина Петровна то, Нина Петровна это.

Даю интервью в газету, выступаю по нашему энскому телевидению. Меня приглашают руководить семинаром торговых работников.

25 сентября закрываем годовой план, а ярмарка все работает. Погода стоит прекрасная — моя золотая осень с радужным облаком. Наконец в конце октября последний день ярмарки — у нас уже 110 процентов годового оборота. Я умом понимаю, что так не бывает, надо остановиться, но меня азарт взял: сколько же я смогу дать до конца года? К тому же Афанасий Семенович меня подстегивает:

— Ты, Нина, не останавливайся (он уже со мной на «ты»). Твоя ярмарка всю область выжала, в районах положение тяжелое, в городе тоже не ахти. Спасай область, Нина, своим оборотом. Жми на всю железку.

Я хоть в гору иду, а сама как с горы — разбежалась так, что не остановиться. Мне хочется еще и еще. А тут открывается благоприятная ситуация: юбилей Энска. Все месткомы оптом закупают сувениры для подарков, им все равно что дарить. В начале зимы серия кустовых совещаний, приехал народ из глубинки — мы опять на коне. Словом, ты не поверишь: когда к Новому году подсчитали окончательные итоги, у нас оказалось сто тридцать шесть процентов. Такого в наших краях еще не бывало.

Сильно я торговый мир удивила.

Но к чему стремилась, то и заработала. Через две недели приходит мне новый план. Штампуют, как обычно: факт прошлого года плюс семь процентов прироста. А там кому какое дело, что у меня прошлый факт сто тридцать шесть процентов? Теперь они превратились в заурядные сто. И плюс семь процентов не от ста, а от ста тридцати шести, это уже не семь, а все девять с половиной.

Такая выходит арифметика: просто и волнующе.

Но мне что, я не унываю, не трушу. Ярмарка-то при мне. Поскольку мы хорошо поработали, у нас и фонды развития появились, можно к весне построить на ярмарке новые павильоны, закусочную. Идеи должны развиваться. Иной вообще живет всю жизнь на одну-единственную идею.

Тем временем продолжаю пожинать лавры, этого у меня не отнимешь. Заделалась представительной дамой — демонстрирую на всех областных мероприятиях нашу торговую сеть, сижу в президиумах. На меня напускают всех столичных корреспондентов, расправляюсь с ними с улыбкой. Один философ заметил, что женщина, которая отучается бояться мужчин, теряет свои самые женственные инстинкты. Я и эти рифы миновала, мне по-прежнему море по колено. Так с улыбкой и угодила на обложку столичного еженедельника. Через ту обложку получила двести писем с предложением руки и сердца, один из них, учти, доктор наук, но, увы, ветеринарных — не пригодился. Даже Александр больше не устраивал сцен. Теперь он позволял лишь легкое подшучивание над моими успехами. Жена да обскакала мужа.

Ты не поверишь, Кира, секрет успеха оказался таким простым, что это даже разочаровывало. Сколотила полсотни теремков из горбыля и фанеры — вот и весь секрет. Адекватно ли это успеху? Нет, меня не терзали сомнения, я принимала все как должное. Но тут был такой явный перекос с моим взлетом, что-то непременно должно было случиться, причем в любую сторону — либо еще выше, либо вовсе в пропасть. Надо мной нависал рок.

И грянуло. В тот день я как раз собиралась завозить на ярмарку новые конструкции.

В четыре часа утра телефонный звонок на дом: на реке паводок. Вода поднялась.

Как я вскочила, как до реки добралась, ничего не помню. Стою на берегу у автовокзала и реву как белуга, а мои теремочки снимаются с насиженного места, выныривают на поверхность. Вода их крутит, раскачивает, влечет в неведомую даль. Наверное, это было красивое зрелище. За рекой поднималось солнце и подсвечивало всю мою ярмарочную пестроту. А я реву. Уже снимаются с якоря последние грибочки.

Подбежал Александр, успокаивает меня. Как он сюда попал? Подъехал на машине Афанасий Семенович, молчит и смотрит.

Уплыла моя ярмарка в Каспийское море. Несколько столбов осталось в назидание потомству.

Откуда же явилась такая злая вода? Потом-то наши гидрологи высчитали: сорок лет не было такого паводка, это уже не паводок, а наводнение, стихийное бедствие. Пострадали две фабрики на берегу, было затоплено несколько городских улиц.

Надо же так — раз в сорок лет, и этот рок должен был выпасть именно на меня.

Афанасий Семенович сказал в то утро на берегу:

— Не горюй, новые теремочки выстроим.

Но я-то понимала: все завершилось, чудеса не повторяются.

У меня теперь иные заботы. Надо списывать убытки на стихию, составлять акты, добывать справки. Убытки-то я спишу, а вот спущенного плана мне никто не срежет. Как я буду теперь давать этот сверхплан? Мое будущее уплыло вместе с теремками.

Дальше пошло как по-писаному. Санитарная и пожарная инспекция дружно объявили пустырь аварийной зоной, любое строительство там было запрещено. Потянулся первый слушок: ярмарка-де была явной и сознательной авантюрой.

Я вроде бы еще на вершине прошлогоднего успеха, еще сижу по инерции в президиумах, выступаю на семинарах, но посвященным уже ясна подлинная картина — восхождение завершилось, остается ждать часа, когда начнется падение. Всем любопытно, как и куда я буду падать.

Завершаю полугодовой оборот на уровне плана прошлого года, но теперь это засчитывается мне всего за тридцать пять процентов. И никакой благоприятной ситуации, ни совещаний, ни юбилеев, ни симпозиумов, сплошные будни, серый мрак.