Сегодня я заступаю на зенитную вахту в первую смену. Договорились с Кошелем стоять по 4 часа. Мне это на руку.

Ровно в 20 часов сильный обстрел нашего района. Снаряды с визгом низко пролетают над головой и рвутся в цехах завода, на стенках, в воде. Осколки снарядов повизгивают совсем рядом, дырявят трубы, надстройки, правый борт. До 24-х часов на сигнальной вахте стоит радист из Махач-Калы. Он впервые слышит эту «музыку». По его разговору понял, что служит первый год. «Пароход», «поедем», «капитан» и др. слова выдают гражданского человека. В Махач-Кале жили нормально. Оттуда по Волге доставили в Ярославль, а далее по железной дороге. Выехали 21 июня, прибыли в Ленинград 12 июля. В Ярославле получили сухой паёк – 1100 г хлеба и 600 г сухарей на сутки. Ничего. На 7 дней дали по мешку сухарей – 14 кг. Выходит, что на Большой земле жить еще можно.

Утром разбудили в 6.45. Успел получить хлеб и селедку. Масла нет. Быстро разделили на порции, но есть некогда, время 7.50. Съел половину хлеба, проглотил кружку чая и на зенитную вахту. Стою до 11.00. С 8 до 12 сигнальную вахту стоит Владимиров. Смотрю – он завтракает на мостике. Сходил и я в кубрик за хлебом и селедкой и принялся доедать завтрак тоже на мостике. Случайно селедочная голова упала вниз на палубу, где в это время делали уборку Чумаков и Соболь. Начал ругаться сначала первый, а за ним и второй. Несколько раз они меня окликнули, но я не ответил.

Вдруг Соболь поднимается на мостик и заявляет мне: «Идем к старшему помощнику». «Ты чего ерепенишься?» – спрашиваю я, но он твердит свое: «Идем», – да и только. «Черта с два, – говорю, – я на вахте». «Ну, я сейчас пойду и доложу», – говорит. «Иди», – отвечаю. Не знаю, ходил он к старпому или нет, но меня никто никуда не вызывал.

После обеда поспал до трех часов, постирал кое-что. Проиграл партию в шахматы Блюмбергу и Игнатьеву, но выиграл у Седова и Краснова.

В город не пустили и сегодня. Обещали завтра, но, чувствую, что и завтра не пойду. Сегодня шла картина «Большая Жизнь», но я не пошел. На вечерней поверке объявили о назначении двух заместителей военкома: главстаршины Чахлова и воентехника 2 ранга Соломатина.

Сегодня заступаю уборщиком столовой. В 21.00 опять обстрел нашего района. Сыграли аварийную тревогу, но мы с Саниным задраили иллюминатор, погасили свет и улеглись.

В 10.00 политзанятие. Тема: «Беззаветный героизм севастопольцев зовет нас на новые подвиги».

По приказу Верховного командующего наши войска 3 июля оставили г. Севастополь, осада которого длилась 8 месяцев. За этот период немцы потеряли убитыми и ранеными более 300 000 чел. Только за последние 25 суток штурма было уничтожено 250 танков, 300 самолетов, 150 000 человек, из них не менее 60 000 убитыми. Эти цифры говорят о мужестве севастопольцев, в условиях многократного преимущества в силе у немцев.

Севастополь не мог нормально снабжаться боеприпасами, вооружением, продовольствием, горючим. Севастополь – военно- морская база, которая не имела оборонительных сооружений с суши. Но за короткое время воины базы и население города провели огромную работу по укреплению города: береговая артиллерия была развернута на 180°, сооружены десятки ДОТов и ДЗОТов, десятки километров окопов и траншей, противотанковых надолб.

Большую роль в защите города сыграла корабельная артиллерия. Во время штурмов города в октябре и декабре 41 года она сорвала планы гитлеровцев по захвату города. В июне-июле 42 года было сложнее – прикрывать корабли от немецкой авиации было практически нечем. Бои в районе Севастополя показали, какое большое значение имеет правильное взаимодействие авиации, танков, пехоты и морской артиллерии. Немцы бросили на город 20, 22, 30, 70, 72. 130 и 132-ю немецкие дивизии, 1-ю 18-ю румынские, 18-ю бронетанковую группу и 8-ой воздушный корпус. За последний месяц штурма на город было сделано 250 000 самолетовылетов, сброшено 125 000 бомб весом от 100 кг и больше.

Количество сброшенных зажигательных бомб не поддается счету. Немцы подтянули осадную артиллерию – 24" (615 мм). По городу было выпущено несколько сотен тысяч снарядов. Только 2-3 июля выпущено 35 000 снарядов.

К 15 июня немцы потеряли половину своих дивизий, но все равно их сил было в 5 раз больше, чем у нас.

Во время политзанятий позвонили из штаба базы. Приказано выделить 10 чел. для работ в доке №2. Кроме этого, от нас с обеда уходит боевой взвод (35 чел.) на работу в городе, 5 чел. на огороды и в совхоз. Итого – 50 чел. А у нас всего осталось личного состава 79 чел. Из них ежедневно на вахту требуется 21 чел. Т.е. стоять вахту через сутки нужно 42 чел., а у нас остается только 29. Позвали командира корабля, дежурный доложил ему о звонке из штаба, тот позвонил в штаб, объяснил обстановку, и приказ отменили.

На работу пойдет только боевой взвод – строить бойницы в домах у Литейного моста.

Сегодня весь день стоит непрерывный гул артиллерийской канонады на Карельском перешейке. То ли немцы наступают, то ли наши.

Дедион объявил, что я заступаю рабочим по камбузу, а он – дежурным. На какой камбуз он меня поставил? Я только что выстирал робу и не в чем выходить на развод. Но развода не было. Я заступил на большой камбуз, Петров – на главный. Ну, черт с ним.

В 19.00 вместо проверки времени по радио – воздушная тревога. И длилась она до 20.45. Все расчеты были у орудий. После отбоя бегом на камбуз кипятить чай. Работы еще до черта, боевой взвод еще не ужинал. Ни один лагун не вымыт.

Выдали по 380 г конфет вместо сахара до 1 августа. Конфеты витаминные и ириски. Афанков ни одной не дал попробовать. Пришлось порядком кипятить воды – конфеты есть, будут пить много чая. От ужина мне немного осталось супа и каши. Журавлев так наелся, что свою кашу даже доесть не мог. Провозился на камбузе до 0.30, а вставать надо в 4.30, т.к. боевой взвод уходит в 7 часов.

Подняли в 4.40. Вскипятил 4 л воды, стали вешать хлеб. Комсоставу по 300 г белого, нам – чернушку. Афанков и Ширяев взяли белого и себе. Розанов, рассыльный, выклянчил 300 г белого себе. Меня угостил куском белого с маслом Дедион.

На обед будут котлеты с гречкой, вместо хлеба. Пришлось мне вертеть здоровую мясорубку. Тяжеловато. Потом принесли уже сваренную гречку. Петров пробует, я – за ним. Кок торопит провернуть это все снова скорее. Провернули. Петров уговаривает взять шпика, фаршу и поджарить в духовке самим. Берем. Затем я выскреб то, что осталось в мясорубке. На котлету хватит. В общем, в обед досталась большая миска супа и миска каши. Теперь это чувствительно. Петров за двоих поел. Этот или выклянчит, или сопрет. Розанов тоже все время вертится у камбуза за добавкой. Вот не думал о нем такого.

Вчера получил письмо от Андрея №25 от 11 июля. Моих писем он еще не получал. В августе они переходят на подготовительный курс Училища им. Фрунзе.

В 15 часов стали вешать компот. Начснаб и Дедион пошли в кладовку, а Гмызин тут как туг.

«Чего же не попробуешь компоту.» Пришлось дать ему и взять немного себе. Сваренного компота тоже не попробовал. Сходил в буфет, взял там котелок из-под супа. Супа набралась миска, густого.

Миску налил Петров. Гущу отделил, а воду выпил. Поджарили пару котлет. В ужин есть не хотелось. Суп съел, а две каши оставил. Потом одну порцию все же через силу доел.

Петрова кок с того камбуза прогнал. Все клянчит. Меня меняет Егоров, а Петрова – Суворов, т.к. на камбуз дежурным заступил Панов. Суворов сунул мне миску каши. Значит, в него самого она уже не лезет. С Егоровым разругался – не принимает камбуз. Пришлось снова все мыть, а он сам же все завозит, т.к. взвод еще не приходил.

Одну порцию супа и каши оставил в кубрике на завтра, а другую отдал Манышину. Сам почти не ел. Когда вешали продукты Николаеву, уходящему в совхоз, я обнаружил на весах червей. Сказал об этом дежурному по камбузу, тот – доктору. Оказалось, что они обитают в щелях стола – так и кишат там. Доктор начал меня ругать: куда я смотрел, когда принимал дежурство. А куда смотрели, спрашивается, другие рабочие по камбузу до меня. А я обнаружил и меня же ругать!