«— Возьми, дядя, горилки! — сказал Рох. — Это можно».

— Ему, значит, можно, а мне нельзя?! — возмутился Похмелкин. Но решил не сдаваться. И обратился за помощью к Виктории Токаревой.

«— Тебе надо успокоиться. Выпей!» — посоветовал герой рассказа известной писательницы. Оставалась последняя надежда. На детектив. Книгу Виктора Пронина «Банда-3» начинающий филолог долго не решался раскрыть. Надежду вселяла мысль, что современные бандиты практически не пьют. Потому что их готовят в институтах физкультуры. Решив не рисковать, заглянул в самый конец повести. И прочитал монолог следователя:

«— Как же я напьюсь сегодня! Если бы только кто-нибудь знал, как я сегодня напьюсь!»

— Ей-богу, не хотел, — сказал Похмелкин, доставая из-под дивана литровую бутылку водки, — так ведь подбили, сволочи!

С будущей женой меня познакомил приятель Вовка. По кличке Эзоп. В очереди за пивом. Оказалось, они в одном подъезде живут. Вовка на шестом этаже, а Леночка на пятом. Я, как ее увидел, сразу запал. И стал галантно ухаживать: сдул пену с бокала, облупил воблу, угостил портвейном. И только потом потащил… Куда? Куда все тащат! Утром подали заявление. Через месяц нас расписали. Сначала в салоне «тату», потом в загсе. В ресторане теща предупредила: «За столом — только квас! А то наплодите таких же уродов, как сами!» Ленке это по барабану. Она в последнее время на колесах сидит. А я решил, что раз в жизни можно и потерпеть. И спрятал бутылку с водкой под брачное ложе. За столом ерзал так, что отдавил жене ноги. Все время тянуло в спальню.

Наконец, пьяные гости расползлись по домам. И я остался наедине с молодой женой. От нефига делать, стал приставать к Ленке. Она аж глаза выпучила: «Тебе что, именно сегодня приспичило?» И завалилась спать. Я обиделся. Как-никак, законный муж! Имею право иметь, когда захочу. Выждал время, разделся и решительно полез. Под кровать. Достал бутылку. В ней — на донышке. Я взвыл: «Блин, уже распечатали! Кто-то опередил!» Теща из-за стенки: «Зятек! Не убивайся. Ну, не сберегла она «это самое». Ничего страшного. Хватит и тебе». Встряхнул бутылку. «Этого самого — ровно пятнадцать граммов. А теща продолжает: «Распечатали — ну и бог с ним! Нагулялась в молодости — не будет изменять в старости. Как я». Тьфу ты, думаю, дура старая. У человека горе, а она с ерундой пристает. Вернулся в спальню. Набрал по мобильнику приятеля. Объяснил ситуацию. Вовка говорит: «Ты у меня как-то резистор просил. Марки «ЭС-ПЭ-И-ЭР-ТЭ. Номинал 500 «ГР». Так уж и быть, выручу» Говорю: «Весь день о нем мечтал!» Вовка шипит: «Идиот! Нет мозгов — запиши по буквам! И двигай на балкон. Я его тебе сейчас на веревочке спущу». Записал. Получилось: спирт, пятьсот грамм.

Вовка не обманул. Только лучше бы он мне на голову кирпич уронил! Эффект тот же. Когда допил, решил прилечь. И заполз в кровать тещи. Со стороны тестя. Кажется, он меня неправильно понял. Теща тоже обиделась. Что полез не с той стороны. Били вдвоем. Когда кончили, снова потащили в загс. Там нас и развели.

Обидно одно. Так долго и красиво ухаживал, а вместе не прожили и дня.

— Василий! Васька! — кричал у себя в кабинете Кулагин, хлопая по плечу небольшого брюнета с чрезмерно худым загорелым «лицом, в сандалетах на босую ногу и в поношенной матерчатой бейсболке. — Ты откуда, черт босой? Какими судьбами? Это ж надо! Догадался! Нашел! Небось по коридорам-то походил, а? По этажам-то побегал? В двери-то настучался, а? А?.. То-то! Ну, Васька! Здорово, бейсболка! Полный приезд!

— Саша… — Голос у загорелого был тих, мягок, почти нежен. — Как же я тебя долго искал… А ты вот где…

— Ну, Васька! — шумел Кулагин. — Ты даешь! Сколько лет! Ты дворик-то хоть помнишь? А эту самую… ну как ее?.. Наташку Семенову? Эх, юность! Эх, молодость! Широкие были денечки! Не то что теперь. Канцелярщина! Власть! Какой кабинетище, видишь?.. Это же целое государство!.. Ну ладно. Ты садись, рассказывай. Что ты? Откуда?

Брюнет ссутулился и сел. Некоторое время, не мигая, он смотрел на Кулагина; затем, отчего-то смутившись, опустил глаза и стал смотреть на свои ноги.

— Ну не молчите, господин Вася, в кабинете у господина Саши, — иронически потребовал Кулагин. — Выкладывай все! Кто ты теперь? Откуда?

— Как бы тебе объяснить… — Брюнет поднял глаза. — Ну… оттуда я, — сказал он и почему-то кивнул на окно. — Ты понимаешь? Я, Саша оттуда.

— Да все мы, Васька, оттуда, а некоторые отсюда! — опять обрадовался Кулагин и тут же закричал: — Ну ты чего? С неба ты, что ли? С неба ты? Так бы и сказал! Так бы и брякнул! Эх, Вася, Вася. Ну ты такой забавный, Вася! Ты в школе еще был шутник. Я хорошо-о-о запомнил, как ты, поганец, папиросы свои курил в техническом шкафу. Сознайся: курил ведь, черт в бейсболке?

— Саша… — Брюнет теперь не смущался и смотрел на Кулагина уверенно и спокойно. — Я столько справочников перерыл. Я столько мест обзвонил. Мне давно не до шуток. Да и с какой стати я должен шутить у тебя в кабинете?

И вот тут Кулагин отчего-то вздрогнул.(«Он это… чего? Зачем? И в самом деле?.. Нет, быть не может!») Вздрогнув, он оглянулся на огромное, распахнутое настежь окно.

За окном открывалась небесная ширь. Жаркая, громадная и почти бесцветная, она тяжело накрывала район, переживший еще одно свободное утро…

На лбу Кулагина выступил пот.

— Да брось ты, — проговорил он. — Что ты мне тут, как школьнику, в самом деле…

Он мотнул головой, схватил со стола какую-то бумагу, приложил ее ко лбу и застучал пальцами по столу.

— Я мысли, Саша, твои понимаю, — вдруг быстро и горячо заговорил брюнет. — Я все хорошо понимаю. Ты — практический человек. Твоя фамилия золотыми гвоздями к двери приколочена. За тобой — отрасль целая, огромный район, инновационный банк и почта с телеграфом. Я отчетливо понимаю, что мы с тобой не виделись почти двадцать лет… Но и ты меня должен понять!

— Что я могу для тебя сделать? — негромко и отчужденно произнес Кулагин.

— Саша! Ты должен меня к людям вернуть.

Кулагин промолчал.

— Да, Саша. Я тебя очень прошу.

Кулагин сухо кашлянул, уставился на герб на диске телефонного аппарата, после спросил:

— Как ты хочешь, чтобы я это сделал?

— Это ты знаешь лучше меня.

— Так, значит, к людям… — Кулагин повернул голову так, чтобы не видеть глаза приятеля. — Ну что ж, дело важное. Но… только это не ко мне. Лучше б тебе через дверь, налево от меня. Там Колька Державин. Вот это к нему… Да ты его помнишь. Помнишь? Ну, Колька Держава… Да-да, тот самый. Прыщавый. Одно ухо большое, а другое маленькое. Бездарь, подлец, но крепко учился… задницей брал. Он на сырой нефти поднялся и на Семеновой женился. Особняк в Кунцево, псарня. Он на свои деньги церковь построил. Вот он все для тебя сделает. Ты только ему заранее позвони. Ты ему скажи так: «Здорово, Держава! Меня к тебе Кулагин направил». Он тебя и вернет. Хочешь к людям, а хочешь еще к кому. Ему-то какая разница? Ему-то вернуть и забыть. Ему раз трубку поднять, так он тебя, куда хочешь… Вот так, Василий Николаев, товарищ школьный. Приятель… Так как, ты говоришь, туда… Как, ты говоришь, на небеса-то попал?

— Как попал, спрашиваешь? — Брюнет встал и, обогнув обширный Кулагинский стол, приблизился к широкому окну кабинета. — А вот так и попал, — глухо сказал он. — Как к тебе, как к этому твоему Державе. Как раньше к другим попадал!

Он отделился от пола и, широко раскинув руки, вылетел в окно, распахнутое в огромное и жаркое июльское небо.

Тот, кто работал на этом заводе, наверняка помнит: Безенчук Сергей Адамович. У него кличка была Безя. О нем так и говорили: «Наш Безя!» А другие — не совсем так, но похоже: «Наш Сергей Адамович! Наш Безенчук!»

Еще была на заводе курительная комната. В этой курительной комнате собирались сотрудники завода с одной целью: покурить. А заходили партиями. По двадцать человек. От каждого цеха выделялась такая специальная партия. Несколько раз в сутки. За этим строго следили. Но еще строже следили за тем, чтобы Безенчук был в каждой партии. Так и говорили: