Еще до полудня следующего дня Василий зашел в контору «Северо-Восточной компании».

— Что вам нужно? — спросила его по-английски дородная девица в приемной директора-распорядителя.

— Устюгов я, Василий Устюгов, — уточнил он.

Но имя это ничего не сказало секретарше и только вызвало на ее ярко накрашенных губах снисходительную улыбку.

— Вы наверное хотите купить право добывать золото за проливом? — пришла она ему на помощь.

— Я проспектор из первой партии. Мне к мистеру Роузену.

— О, мистер Роузен сегодня занят, Вы русский? Придется ждать или завтра зайти…

— Подожду, — глухо ответил Устюгов и сел на стул.

Директор-распорядитель был действительно занят.

На его письменном столе громоздилась груда бумаг, планшетов, таблиц, карт. Только сейчас он закончил просмотр материалов гидрографической и картографической экспедиции, работавшей на том берегу, и составлял теперь сопроводительные письма, где просил ускорить высылку ассигнований на продолжение работ в предстоящую навигацию. На очереди лежал отчет капитана «Морского волка» о торговой деятельности Джонсона. Из-под него виднелся план использования «Китти», принадлежащей мистеру Роузену.

— К вам капитан «Китти» Бизнер, — доложила секретарша.

— Подойдите поближе, Элен.

Она стала рядом с его креслом.

— Это письмо со всеми материалами, — он быстро сложил их в одну кучу, — совершенно секретно отправьте по указанному здесь адресу, Сегодня же. Как ведут себя акции?

— Все в порядке. Спрос увеличивается. Тревожных телеграмм нет. Я доложу обо всем в конце дня. Звонила жена. Ждет к обеду. Я ответила, что вас нет… Ведь мы сегодня обедаем в «Золотом поясе»?

— Отлично! Быстро зовите Бизнера.

— Мистер Роузен сегодня не сумеет вас принять, — делая знак Бизнеру, чтобы он проходил в кабинет, сухо бросила секретарша Устюгову.

Василий подошел к ее столу.

— Вот мой договор. Мне тысячу шестьсот долларов причитается с компании. Пусть мне уплатят, и я уйду.

Брови секретарши приподнялись. Она брезгливо взяла истертый контракт, и ей все стало ясно.

— Вы когда вернулись?

— Позавчера.

— Зимой? Каким образом?

— Пешком.

Она внимательно осмотрела его, протянула обратно документ.

— По таким вопросам необходимо все изложить письменно. Разумеется, по-английски, — добавила она.

Из-за двери доносились голоса: крикливый — директора-распорядителя и спокойный, глухой — Билла Бизнера.

— Врете! В трюме «Китти» находилось более ста голов, я сам видел!..

— Но тридцать уже тогда болело, и мы не довезли их.

— Вы злоупотребляете моей снисходительностью. Я и так щедро плачу вам. Тридцать человек положить себе в карман — нет, это уж слишком!

— Но я продал только семьдесят и честно отчитался перед вами, мистер Роузен.

Секретарша забеспокоилась:

— Вы, конечно, сумеете изложить свое дело к завтрашнему дню? — сказала она Устюгову, — И все будет в порядке, — она даже улыбнулась ему.

Проспектор ушел.

Как только удалился и капитан «Китти», Элен доложила патрону об Устюгове.

Роузен расхохотался:

— Тысячу шестьсот, говорите? Завтра же передайте иск в суд. Мистеру Броунингу я позвоню сам. Нужно опередить этого бездельника. Ну, все остальное утром, — он потер руки, — а сейчас обедать! Ровно через четверть часа жду вас в «Золотом поясе».

На следующее утро, любезно приняв от Устюгова заявление и пообещав передать его директору, Элен сказала, что мистера Роузена, к сожалению, сегодня нет и будет он только через неделю: срочные дела потребовали его выезда из города.

В среду Василия вызвали в суд.

В Михайловском редуте повестка произвела переполох. В суд? За что? Но на этот вопрос не мог ответить и сам вызванный.

Все, кто оказался свободным от работы в городе, кто не ушел на охоту, направились в Ном вместе с Устюговым.

Дел слушалось много. Пришлось долго ждать.

— Устюгов Василий! — выкрикнул наконец лысый мистер Броунинг.

Устюгов поднялся.

— Подойдите ближе. Вот так. Имя, возраст?

— Василий, двадцать девять лет.

— Потрудитесь говорить по-английски.

Устюгов выполнил требование.

— Подданство?

— Русский.

— Вас спрашивают не о национальности, а о подданстве.

— Русские мы, — повторил Василий.

— Где родился? — продолжал мистер Броунинг, удобнее усевшись в кресле.

— Мы здешние.

— Отвечай о себе! Я тебя спрашиваю, откуда ты родом.

— Известно, откуда — с Михайловского редута, Мы здесь первые.

Судья усмехнулся.

Василий почувствовал, как его колени слегка задрожали.

— Вы нарушили контракт. Компания предъявляет к вам иск. Изложите претензии компании, — Обратился судья к адвокату, состоящему на службе у мистера Роузена.

В больших очках, худой, высокий, лысый, как и судья, адвокат быстро поднялся и добрых полчаса излагал претензии «Северо-Восточной компании» к проспектору. Свои доводы он подкреплял какими-то документами, которые то и дело с поклоном передавал на судейский стол.

Василий ошалело слушал весь этот бред, в котором мелькали главным образом цифры, которые как бы зримо являлись перед его мысленным взором, исчезали, возникали снова, соединялись, росли и, наконец, застыли, как отлитые из металла. 3700!.. Он тряхнул головой, чтобы сбросить с себя этот дурман. Но тройка, семерка и два нуля не исчезли.

— Ваше объяснение я читал, мистер Устюгов, — сказал ему судья, когда закончил адвокат, — Тут все абсолютно ясно. Ясно все с начала до конца. Закон не на вашей стороне. И я, как старший судья города Нома, удовлетворяю иск компании.

— Это как же так? — хотел возразить Василий.

Но мистер Броунинг перебил его:

— Я еще не закончил. Да. Я не закончил, Законы Штатов справедливы. Они обязывают нас внимательно изучать каждое дело. И я это сделал. Да. Я это сделал. Одновременно я удовлетворяю и ваш счет компании, — он сделал паузу, поднял палец. — Я определяю, что причитающиеся вам деньги согласно контракту компания обязана выплатить. Как бы там ни было, но вы работали. А труд в Штатах честно оплачивается. Вы, господин адвокат, — обратился он к тому, — должны понять меня. И вы поймете. Я вычитаю тысячу шестьсот из суммы иска и определяю его…

— Господин судья! — вырвалось у Василия.

Суд постановляет: иск компании удовлетворить в сумме две тысячи сто долларов. Срок погашения — четыре дня. Вы поняли? — с этими словами он стукнул деревянным молотком по столу, отложил «дело Устюгова» и взял следующую папку.

— Элиас Даури! — выкрикнул судья.

Поднялся белобрысый финн:

— Я.

— Это что же такое? — Устюгов растерянно повернулся, надеясь найти объяснение у своих, сидящих в зале. — Это что же такое? — повторил он, потрясая рукой с растопыренными пальцами.

— Элиас Даури. Суд…

— Какой же это суд?! — у Василия сдавило горло.

— Не мешайте суду. Ваше дело закончено. Идите.

— Грабители! Жулики! — хрипло прокричал Василий, повернувшись к судье и сжав кулаки.

— Что?! — взбешенный судья вскочил с кресла, стукнул молотком по столу. — За оскорбление суда…

Но прежде чем он успел закончить свою угрозу, земляки подхватили Василия под руки и вытащили за дверь.

За порогом им открылась полярная ночь. Столбы холодного пламени стремительно взметывались в небо и тут же рушились, Снега вспыхивали и гасли.

Ровно через четыре дня судебный исполнитель описал избу и утварь Устюговых.

У дома собрались соседи, отец Савватий, детвора. Женщины увели почти бесчувственную Наталью. Кольки не было. Василий молчал. Ни тени растерянности не скользнуло по его суровому и обмороженному лицу. Что-то новое — решительное и жестокое — появилось во взгляде холодных серо-голубых глаз. Казалось, он внимательно наблюдал, насколько тщательно исполнитель накладывает на дверь избы красную сургучную печать. И только дед, присев на завалинку, качая седой головой, твердил, жалуясь неведомо кому: