В пологе слышались голос Амвросия, что-то спрашивающего, и игривые ответы Кейненеун.

Пес опять вскочил. Но теперь он заметил человека, приближавшегося с другой стороны стойбища. Можно было не сомневаться, что это Гырголь, так как пес, потянув ноздрями воздух, успокоился, повернулся в другую сторону.

Кайпэ встала, огляделась по сторонам, прислушалась. В стойбище было тихо.

Тымкар тоже видел девушку, как и она его. Ее фигура показалась ему знакомой.

Глаза Кайпэ расширились. Щеки покрылись ярким румянцем.

— Тымкар! Ты пришел? — слабо прошептала она, уронив вышивание.

Гырголь уже подбегал к стойбищу.

Юноша остановился, широко расставив ноги: его пошатывало.

— Тымкар? Ты? — девушка впилась в него взглядом.

— Да, я пришел, Кайпэ… — у него захватило дыхание.

— Тымкар! — полушепотом, торопясь, еще раз успела она произнести его имя, прежде чем Гырголь достиг яранги.

Тымкар заметил, что приближение молодого богатого чукчи смутило Кайпэ: она смолкла, не успев, кажется, даже договорить начатой фразы.

Гырголь с независимым видом приветствовал гостя. Тымкар ответил на приветствие. Сзади послышался шорох. Все трое оглянулись. К стойбищу устало подходила пара оленей, впряженных в легкую нарту.

Ляс, не здороваясь, направился прямо в свой шатер. Омрыквут приостановился. «Опять «зря ходящий по земле», — подумал он. Хозяин стойбища не спеша подошел к своему шатру, острым взглядом окинул пришельца.

— Зачем явился? — небрежно спросил он.

Для Омрыквута, как хозяина стада, этот вопрос был важен, так как всякий лишний человек требует и лишнего куска мяса.

Юноша вместо ответа поздоровался, прощая хозяину, как старшему, негостеприимный вопрос. К тому же в его расчеты вовсе не входило портить отношения с отцом Кайпэ! И, кроме того, он был голоден и измучен.

— Как пришел в такую даль? — удивился хозяин.

Тымкар слегка улыбнулся, усмотрев в этом вопросе скрытую похвалу своей выносливости, ибо действительно стойбище Омрыквута находилось сейчас очень далеко от других кочевий.

Гырголь и Кайпэ молчали. Из шатра выглядывала Кейненеун, за ее спиной виднелся рыжебородый Амвросий.

— Зачем явился? — не получив ответа, повторил свой первый вопрос Омрыквут.

Тымкар не был готов к тому, чтобы здесь же, у шатра, при других объяснить причину своего прихода. Он надеялся, что они вдвоем сядут с Омрыквутом в спальном помещении пить чай и спирт, и тогда он попросит у него дочь. Но сейчас…

— Или у тебя отсох язык? — в голосе хозяина послышался гнев.

Юноша еще секунду молчал. Потом, вздохнув, сказал:

— Ты самый сильный в тундре. Охотник я, из Уэнома. Все дни, сколько их было, я провел без сна и еды.

— Как звать тебя, кто твой отец? — нетерпеливо перебил оленевод.

— Эттой мой отец. Зимой добровольно ушел к «верхним людям». Тымкар зовут меня.

— Кейненеун! — крикнул Омрыквут. — Дай костей этому «зря ходящему по земле». — И полез в шатер.

Лицо Тымкара заалело, перехватило горло.

Щеки Кайпэ стали красны, как жабры озерного гольца. Ей было стыдно за отца и до боли жаль Тымкара.

Гырголь полез в полог вслед за будущим тестем.

Амвросий равнодушно отвернулся. Мало ли бродит по тундре чукчей! Какое ему дело до них?

В наружной части шатра Кейненеун выложила перед Тымкаром сваренные кости, среди них — кусок доброй оленины.

Гость жадно ел, обгрызая кости.

Кейненеун, высунув из спального полога голову, наблюдала за ним. Неподалеку в выжидающей позе сидел черный лохматый пес.

Утром, когда Тымкар проснулся, Омрыквут позвал его к себе во внутреннюю, жилую часть яранги.

Кайпэ, Кейненеун, Гырголь и Амвросий сидели там же.

Тымкар поздоровался. Ему ответило несколько голосов. Гость вытянул вперед ноги, сел, начал развязывать свой небольшой мешок.

Вначале он вынул трубку и протянул ее Омрыквуту. Трубка была новая, красивая, стоящая. Глаза хозяина подобрели, он взял ее, рассмотрел, крякнул и стал набивать табаком.

Гость поспешил протянуть ему пачку красиво упакованного табака.

— И это тебе, — Тымкар подал ему поллитровую банку со спиртом.

— О-о! — послышались тихие, но восторженные голоса из дальнего угла, где сидели женщины.

Юноша улыбнулся.

— И это тебе!

Хозяину был преподнесен новый охотничий нож.

Омрыквут насторожился. Не пришлось бы дорого платить за подарки…

Рука Тымкара с ножом повисла в воздухе. Он оглянулся на Гырголя, Амвросия. Что делает здесь этот рыжебородый?

Ножа Омрыквут не взял. Тымкар положил подарок рядом с собой, затем достал два пестрых отреза на камлейки и протянул их Кайпэ и Кейненеун. Дочь и жена вопросительно поглядели на главу семьи. Тот сделал знак: «Возьмите».

Хозяин уже дымил из новой трубки и одновременно срезал запай с банки со спиртом. Затем отвинтил пробку и приложился к посудине.

— Немелькын![11] — Омрыквут одобрительно кивнул, и его черные усики растянулись в довольной улыбке. Щеки густо налились краской.

— Потом тебе еще всего принесу, — осмелел Тымкар. — Спирту принесу, ремней, лахтачьих подошв, торбаса.

— Чем платить? Проси! — перебил Омрыквут. — Ты почему вчера умолчал про водку?

Юноша, как затравленный волчонок, оглянулся по сторонам. Кайпэ зарделась, опустила голову.

— Многооленный я. Говори, говори!

Кайпэ совсем спрятала лицо. «Чего попросит он?»

Тымкар медлил. Слишком смела его просьба. Разве отдаст такой хозяин дочь безоленному бедняку? «Зря ходящий по земле» — так назвал он вчера Тымкара…

— Теперь я «одиноко живущий человек», — начал юноша. — Что нужно «одиноко живущему?»

— Непонятны твои слова, — хозяин нахмурился.

Он еще и еще глотнул спирта, не приглашая, однако, других и не закусывая. Ему и в голову не приходило, что этот «зря ходящий» запросит дочь. К тому же она обещана Гырголю. Кто же не знал этого!

Тымкар пытался оттянуть свою просьбу и стал рассказывать про стойбище американцев, куда он плавал с чернобородым, про Уэном, про родных. Хозяин прервал его:

— Ты многоговорливый по-пустому, однако.

— Пусть Кайпэ станет мне женой! — сам не зная, как он смог, произнес вдруг Тымкар.

Лицо Омрыквута посерело, глаза выпучились. Он желчно рассмеялся.

— Жалкий ты бедняк! Откуда знаешь Кайпэ? Как можешь ты, «только тело имеющий», просить дочь у Омрыквута?! Дорогая плата! На, возьми! — и он швырнул трубку, рассыпав крупицы тлеющего табака на кожаный пол, резко отодвинул от себя банку со спиртом.

Тымкар побледнел.

— Вы! — крикнул хозяин на женщин, и те мгновенно вернули подарки.

Гырголь ошалело смотрел на всю эту неожиданную сцену. Амвросий и Кейненеун молчали.

— Я отказываю тебе в стойбище! — бушевал оскорбленный оленевод. — Или я звал тебя? Не оставил ли ты на берегу свой разум? Мне не нужны в стойбище «помогающие»!

Тымкар собирал подарки обратно в мешок.

— Вот кто назначен быть мужем, — Омрыквут указал на Гырголя, дымно раскуривая старую трубку.

В пологе все молчали.

— Как ты надоел! — досадливо бросил владелец большого стада, хотя Тымкар молчал и отвернулся.

Юноша продвинулся к выходу и вылез.

Никто не посмел проводить его.

Кровная обида затаилась в сердце Тымкара. Нет, этого он не ожидал! Трудно сказать, что острее сейчас переживал он: отказ отдать ему Кайпэ или те унижения, которым подверг его Омрыквут при женщинах, при Кайпэ И Гырголе.

Не меньше горечи скопилось и в сердце Кайпэ. Обхватив колени маленькими руками, она молчаливо сидела в яранге матери, уже давно оставленной Омрыквутом. (Теперь отец жил с молодой женой Кейненеун). Черные косы Кайпэ свесились, их концы лежали у ног, на шкуре. Она безрадостно раздумывала о своей будущей жизни.

— Ты что, дочка? — окликнула мать — пожилая красивая женщина. Она ничего еще не знала о том, что случилось сегодня утром.