Редели ряды батальона. Весь путь от границы до Волги усеян небольшими холмиками–могилами друзей. В первых боях на границе погиб комсорг Виктор Косарьков, москвич, веселый неунывающий человек. У маленькой деревушки Крестиновки Андрей потерял своего друга старшину Ивана Шелудько. Никогда он не забудет эту деревушку под Немировом. Там развернулись упорнейшие бои, продолжавшиеся несколько суток. Немцы бросили против батальона Грабчака танки, непрерывно бомбили с воздуха, обстреливали из орудий и минометов. Чудом казалось, что в этом аду батальон жил. А он вопреки всему жил и сражался.

Под Крестиновкой Андрей потерял и своего заместителя— политрука Михаила Петровича Карамчука. Политрук получил там тяжелое ранение, и Грабчак не знает, то ли он попал в госпиталь, то ли ранение оказалось смертельным. Недолго они служили вместе, всего полгода, а подружились — водой не разольешь. Всегда спокойный, в добром расположении духа, Карамчук уравновешивал и сдерживал временами горячего и вспыльчивого Грабчака. Многому научился Андрей у своего комиссара.

Бывший учитель истории, Михаил Петрович никогда не расставался с книгой. Даже оставляя заставу, он захватил в свою походную сумку несколько томиков и на привалах, когда выдавался свободный часок, читал. В последнее время он штудировал, как любил говорить, трактаты Гельвеция «Об уме».

— Отличнейшая вещица. Обязательно, Михайлыч, прочитай. Жалеть не будешь. Вот кончу — бери, проглотишь, как роман.

Дочитал ли комиссар Гельвеция?..

Теперь у Андрея новый комиссар — Подкорытов. Хороший, боевой, побывавший во всяких переделках, и тоже пограничник. Они знакомы не первый год. В тридцать восьмом служили в Олевском погранотряде на соседних заставах. Именно поэтому в сорок третьем оказались вместе, и теперь во главе небольшой группы десантников глухими тропками пробираются в глубокий вражеский тыл. Андрей — командиром, Подкорытов — его заместителем по политчасти.

История их новой встречи такова. Когда Грабчак вместе с батальоном пограничников отступал от границы до Волги, у него не раз возникала мысль остаться в тылу, организовать диверсионный отряд, взрывать мосты, электростанции, пускать под откос поезда, беспощадно мстить фашистам за поруганную нашу землю. Но только долг командира удерживал его. Оказавшись за Волгой и сдав командование батальоном, от которого остался, собственно, лишь номер, Андрей мог осуществить свое желание. Он написал в Центральный Комитет партии Украины письмо, в котором подробно излагал хорошо выношенный и обдуманный план создания такого отряда.

Смысл плана состоял в следующем. Грабчак и еще несколько пограничников, которых он подберет по своему усмотрению, на самолете перелетят линию фронта и десантируются в районе города Олезска. Почему Олевска? Дело в том, что там проходит оживленная железнодорожная магистраль, по которой немцы день и ночь гонят к фронту войска, вооружение и боевую технику. Появление в этом районе подрывников–десантников, могущих оседлать железную дорогу, было бы для немцев бельмом на глазу. Это во–первых. А во–вторых, Олевск и его окрестности Грабчак знает как свои пять пальцев. Здесь до сентября 1939 года проходила старая советско–польская граница, где он командовал пограничной заставой. Андрей знает здесь не только каждую тропку, он знает людей, на которых можно положиться. В ту пору у Грабчака в Олевских селах, на железной дороге было много друзей, которые бескорыстно помогали заставе охранять границу, вылавливать агентов гитлеровской и панской разведок.

В письме Андрей заверял ЦК в том, что, если ему будет оказано столь высокое доверие, он обязательно оправдает его.

Вскоре Андрея отозвали из резервного полка, стоявшего под Саратовом, и направили в распоряжение штаба партизанского движения Украины.

— Предложение ваше одобрено. Так что действуйте. Подучим немного, и в путь, — сказал Грабчаку Тимофей Амвросиевич Строкач, начальник партизанского штаба.

Грабчаку было разрешено подбирать в отряд людей по своему усмотрению. Он разыскал Подкорытова и попросил назначить его политруком. Штаб отряда возглавил Павел Голдобин, луганский слесарь, очень вдумчивый и неторопливый человек. Остальные ребята подобрались тоже стоящие, смелые. Радистами назначили Володю Седашева и Васю Гончарова. Это были безусые хлопцы, но радиодело знали отлично. Подрывником стал Федор Задорожный. Был в отряде и пулеметчик — суровый на вид Иван Мороз. И опять‑таки охочие на шутку десантники прибавили к его фамилии слово «воевода». Так и звали «Иван Мороз–воевода».

Когда приземлились, их было семеро, а когда добрались до Олевска — места назначения, отряд уже насчитывал 47 бойцов. Жители деревень, куда заходили десантники, чутьем узнавали в людях Грабчака партизан и просили, умоляли взять с собой. Отказывать не было никаких сил: столь велико и искренне было у советских людей желание лично, своими руками бить фашистов.

В одной из деревушек, затерявшихся в лесной стороне, пожилая женщина привела к Андрею двух своих сыновей — первому было лет восемнадцать, другому — около шестнадцати. Одного звали Володей, другого Василием.

— Возьми, товарищ командир, моих хлопчиков. Они славные ребята. Пусть бьют проклятого супостата!

Разве мог Андрей отказать старой матери в ее святой просьбе? Забегая вперед, надо сказать, что и Володя и Василий стали хорошими партизанскими бойцами и оба награждены за боевые подвиги орденами Красного Знамени.

Отряд пополнялся не только людьми, не нюхавшими пороху. Он рос и за счет бойцов обстрелянных, бывалых. Западнее Храпуня к Грабчаку присоединилась небольшая партизанская группа Квитинского. Вячеслав Квитинский, в прошлом студент Ленинградского университета, начал войну сержантом. Часть, в которой он служил, попала в окружение и была разбита. Квитинский во главе небольшой группы солдат остался в тылу и начал вести партизанскую борьбу.

Такому пополнению Андрей искренне радовался.

Словом, отряд без раскачки, что называется, с ходу включился в борьбу.

Разведчики, высланные Андреем, донесли: карательный отряд фашистов утром 2 марта погонит из деревни Юрово в Олевск большую группу женщин, девушек и подростков.

Партизаны после небольшого совета решили не дать фашистам угнать советских людей на немецкую каторгу.

Грабчак расположил партизан на небольшой поляне а трех километрах от Юрова. К поляне со всех сторон подступал лес — лучшего места для засады и желать нечего. Места эти Андрею хорошо известны. В тридцать седьмом году на этой поляне произошел довольно курьезный случай, который запомнился ему на всю жизнь. Проводилась операция по поиску немецкого шпиона Ворона, который, по достоверным данным, перешел границу. Были перекрыты все тропы и дороги. Выставили заслон и на этой поляне. Возглавил его Грабчак. Восемь суток пролежал он в укрытии. На девятые сутки заслон сняли. Оказалось, что Ворона поймали в тот же день, а о Грабчаке забыли, и он целую неделю пролежал зря.

В засаде расположились еще затемно. Когда рассвело, выдвинутый вперед наблюдатель доложил: колонна показалась. Минут через десять уточнил: впереди и сзади автоматчики. Всего человек 80–90. Местных жителей около двухсот.

Притаилась, замерла поляна. Слышно, как падает с мохнатых веток снег. Вот до колонны двести, сто метров. Волнуются партизаны. Еще бы! Грабчак приказал: ни одна пуля не должна задеть местных жителей, бить только по врагу.

Наконец колонна поравнялась. Немцы и полицаи надменны, самоуверенны, не чувствуют ни малейшей опасности.

Чуть слышная команда Андрея «Огонь» —и тишину утреннего леса нарушает трескотня пулеметов, автоматов, взрывы гранат, крики и плач женщин — все вперемешку. Партизаны бьют точно, как косой косят немцев, которые так и не могут прийти в себя. Минут через десять все кончено. Большинство вражеских вояк убито, остальные, насмерть перепуганные (куда девались их надменность и воинственность!), стоят, подняв кверху трясущиеся руки. Из местных жителей никто не пострадал. Нет потерь и у партизан.