Постепенно аплодисменты стихли, и теперь слышались только выкрики вновь пришедших. Женщина, немолодая, с встревоженным поблекшим лицом скоро смолкла под озадаченными взглядами разношерстной публики, но мужчина, охрипнув, упрямо продолжал нести свой крест. Он был одет в черный костюм и белую рубашку с черным галстуком и показался Паско знакомым. Потом до него дошло — это же Арни Стринджер, партнер Свайна, которого он раньше видел совсем в иной одежде — рабочем комбинезоне и матерчатой кепке.

— Как вы думаете, не следует ли вам вмешаться? — спросила миссис Хорнкасл.

— Решение принимает находящийся на месте событий старший по званию, — ответил Паско параграфом из устава.

И конечно, тут же увидел Дэлзиела, который со стаканом в руке отодвинулся от стойки. Никто так и не узнал, собирался ли он проявить величайший такт или свернуть кому-нибудь шею, потому что Чанг нагнулась, оперлась о его плечо и легко спрыгнула на пол.

Она подошла к непрошеным гостям и стояла, улыбаясь им до тех пор, пока даже Стринджер не замолчал.

— Здравствуйте, — сказала она, — я Эйлин Чанг. Этот прием устроила я. Добро пожаловать.

Секунду непрошеные гости смотрели на нее в полном замешательстве, потом женщина нервно выдавила из себя:

«Помни день субботний, чтобы святить Его». Исход, глава двадцатая, стих восьмой.

— Надеюсь, здесь не происходит ничего святотатственного, — заметила Чанг и процитировала: — «И сказал им: суббота для человека, а не человек для субботы». Евангелие от Марка, глава вторая, стих двадцать седьмой.

Женщина едва не упала без чувств, сраженная этим контрударом, но внезапно вмешался Арни Стринджер.

— Святотатство не то, что происходит здесь, а те пьесы.

— Вы не любите драму? — спросила Чанг. 

— Я не возражаю против хорошего спектакля, если он играется там, где ему положено — в театре, но не на улице, не на святом месте, — заявил он. — Тем более, если там будет эта папистская [21] процессия и люди, выдающие себя за Бога Отца и за Иисуса. Я считаю это оскорбительным. И таких, как я, много. 

— Мы постарались сделать наиболее полный опрос общественного мнения, — сказала Чанг.

— Ах так? Вы, конечно, спросили его, — Стринджер ткнул в пальцем в каноника, — его, чьи боссы хотят выслужиться перед Римом. И его, — указующий перст переместился на президента Торговой палаты, — который продаст отца родного, была б цена предложена. И его, главу группы развития местных общин, который считает, что благотворительность начинается в Индийском океане, а всеобщее равенство — это когда ты имеешь право быть негром. И его, руководителя местных профсоюзов, который так долго был рабочим, что неудивительно, почему он отлично чувствует себя на таких сборищах. И его, Дэлзиела, который столько пьет, что, может быть, и вправду верит, будто живет в средние века. Вы их-то спросили, конечно. Знали наперед, что они вам ответят. А меня не спросили. И других, подобных мне, тоже.

Все это было произнесено достаточно страстно и не без чувства собственного достоинства. Паско заметил, что монолог Стринджера произвел на Чанг как на режиссера большое впечатление. «Бедняга, — подумал Паско, — кончится тем, что его заделают Святым Петром, если он не поостережется».

— Извините меня, — сказала Чанг, — давайте постараемся это исправить. Не сейчас, конечно, сейчас я должна быть со своими гостями. Почему бы вам не остаться и не присоединиться к нам? Здесь много безалкогольных напитков. Я и сама их больше люблю. Нет? Ну, не буду настаивать. Как-нибудь в другой раз. Ах, как мне нравится ваша хоругвь. Кто же писал на ней текст?

Женщина с плакатом опустила его и, к изумлению Паско, оказалась не кем иным, как Ширли Эпплярд. Ему и в голову не могло прийти, что она разделяет религиозные взгляды своего отца.

— Я, — ответила она.

Обе женщины с нескрываемым любопытством оглядели друг друга.

— Очень хорошо написано, броско, — проговорила Чанг. — Такая сила чувствуется, такая прямота.

— Она всегда хорошо рисовала, — заявила пожилая женщина с гордостью, с какой родители всегда говорят о детях.

— Мы сюда не о рисовании пришли болтать, — взорвался Стринджер.

— Конечно нет, — охотно согласилась Чанг. — Послушайте, мне правда хотелось бы побеседовать с вами, честное слово. Я здесь буду завтра в обеденное время, почему бы и вам не прийти? Я уверена, все разногласия между нами могут быть легко улажены путем свободного обмена мнениями.

Говоря так, она постепенно увлекала их за собой к лестнице. Они прошли довольно близко от Свайна, который поднял свой стакан с улыбкой, в которой довольно легко читалась ирония по отношению к Стринджеру. Потом эта небольшая группа скрылась из виду, и по залу, в котором до того царила тишина, прокатилась волна оживленного обсуждения происшествия.

— Она великолепна, — сказал Паско, и, поскольку миссис Хорнкасл сразу не среагировала на его слова, спросил: — Вы со мной разве не согласны?

— Простите, — ответила она. — Я просто почувствовала приступ черной зависти. Конечно, я согласна с вами: она великолепна. И как прекрасно, должно быть, чувствовать себя такой совершенной и быть в ладу с самой собой!

Чанг вернулась и, не став выслушивать поздравлений, сразу продолжила свою речь, не поднимаясь на этот раз на пьедестал в виде стойки. Она так тепло благодарила каждого в отдельности, что к тому времени, когда речь была окончена, все уже забыли о неприятном инциденте.

Через полчаса прием стал близиться к завершению. Свайн ушел немедленно после того, как Чанг произнесла речь. Паско, следивший за ним профессиональным взглядом, заметил, что, когда Свайн не был вовлечен кем-нибудь из гостей в беседу, притом что и в этом случае он больше слушал, чем говорил, он выглядел усталым и несчастным. Да и как еще мог он выглядеть при подобных обстоятельствах, независимо от того, какова была их причина.

К Паско подошла Элли.

— Всевышний просил передать, что ему не понадобится сегодня его огненная колесница. Похоже, у него свидание с бутылкой «Хайленд-Парк».

— Ну, ну. Первый раунд окончился победой Чанг. Думаешь, она его одолеет сегодня ночью?

Элли всю передернуло.

— Сомневаюсь, что она зайдет так далеко.

— Не знаю, не знаю. Она, однако, позволила этому жирному Анстону обслюнявить ей руку по самый локоть.

— Питер!

— Вот опять ты все понимаешь в меру своей испорченности. Я все-таки думаю, что она выступает не в своей весовой категории. Его ей будет одолеть труднее, чем целую роту саперов.

Элли улыбнулась.

— Я ведь ей тоже помогаю.

— В качестве кого? Двойного агента?

Колкость получилась грубее, чем он хотел, но Элли не обратила на нее внимания.

— Нет, я что-то вроде пресс-секретаря, вот в качестве кого.

— Потрясающе! — с восхищением воскликнул Паско, желая загладить свою издевку. — Для нее это будет выгодное приобретение.

— Да уж, если учесть, что она мне ничего не платит.

— Двадцать тысяч в год платить такому работнику и то было бы мало, — заявил Паско, и Элли заулыбалась от удовольствия.

— Пошли домой, — предложила она.

— Хорошая идея. Только с пустыми руками я не уйду. Это вход на склад реквизита? Так вот, я доставил сюда Дэлзиела и не уйду без вознаграждения. Я позволил Гелле Габлер размазывать мозги по моему кофейному столику, но чертовой Вирджинии Вулф я не позволю этого делать!

— Боюсь, окажется, что она утопилась, — рассмеялась Элли.

— Тогда я благодарен Господу, что у нас нет пруда с золотыми рыбками. Но давай все же заберем столик, пока Чанг не переделала его в деревянные мостки!

Они вышли под руку. Дэлзиел и Чанг смотрели им вслед.

— Милая пара, — сказала Чанг.

— Надо выпить за это, — откликнулся Дэлзиел.

— Как ты думаешь, у них все будет хорошо?

— Если произойдет чудо — да, — ответил Дэлзиел.

— Почему ты так говоришь? — спросила она почти зло.