— Так ты не знал, что Понтелли собирался встретиться с мистером Иденом?

— Не знал, клянусь тебе! Впрочем, как и о его намерении посетить твоего отца. Думаю, он просто набивал себе цену, пробовал воду, прежде чем броситься в нее. Понтелли, похоже, решил, что, скорее всего, он сможет поживиться, учинив скандал, тогда наследники будут вынуждены откупиться от него.

— Ты хочешь сказать, что он решил действовать независимо от тебя и твоей матери?

— Почему бы и нет? Он знал, что мы вряд ли в силах помешать ему, если он пойдет ва-банк. Мама рассказала мне о его «подвигах» в середине дня в пятницу. Я был взбешен! Пытался позвонить в гостиницу в Лидсе, где он остановился, но в номере у него никто не отвечал. Мать настояла, чтобы я сам туда поехал, обязательно отыскал его и выяснил, что за игру он, черт побери, затеял. Я отправился на поезде. Не хотелось привлекать к себе внимания в гостинице, поэтому снова позвонил ему из автомата за углом. Его по-прежнему не было в номере. Заведение это мало напоминало отель, моя персона немедленно бы возбудила любопытство, если бы я торчал в холле. Пришлось весь вечер слоняться между пивным баром и кафе на другой стороне улицы; время от времени звонил, боясь упустить Понтелли. В конце концов, отчаявшись, вошел в гостиницу и справился о нем, а потом даже заставил дежурного подняться в номер — убедиться, что его действительно там нет. Мне кажется, к тому времени хозяева начали подозревать, что их постоялец сбежал. Я поднял воротник и стал говорить с акцентом, просто из соображений безопасности. Непонятно, что мне могло угрожать. По дороге на вокзал снова позвонил матери в «Говард Армс» — доложить о плачевных результатах поездки, но ее тоже не оказалось в номере. В довершение ко всему, когда я прибыл на вокзал, последний поезд уже ушел! Надо было звонить Кичи, предупредить, что не приеду в Трой-Хаус, так как остаюсь ночевать у друга.

— Ты не повторял заказ на телефонный разговор?

— Пришлось, у меня кончились монетки — потратил на другие звонки. А в чем дело?

— Так вот откуда полиции известно, что ты был в Лидсе! Кич, должно быть, сказала им.

— А почему она должна была это скрывать? Кичи было невдомек, что я хочу сохранить это в тайне. Одним словом, я провел ночь в зале ожидания и уехал с первым утренним поездом. А в субботу снова позвонил в гостиницу. Там уже окончательно убедились, что Понтелли съехал не расплатившись, и жаждали получить хоть какое-то известие о нем. Повесив трубку, я помолился, чтобы он благополучно добрался до своей Флоренции, и совершенно забыл про него, пока в понедельник — перед самым выходом на сцену — не бросил взгляд на «Ивнинг пост» с его фотографией. Я чуть не пропустил свой выход!

— Тогда-то я и поняла, что Понтелли убил не ты.

— Не думаю, что мне удастся так же легко убелить в этом и инспектора Паско. А что касается второго — этого бочонка со свиным салом, — я не могу без содрогания даже думать о нем. Лэкси, что мне делать?

— Ну, сначала закончи свою историю, — сказала она мягко. — Сцену раскаяния прибереги на потом, когда расскажешь, кому пришло на ум доказывать, что Понтелли действительно был Александром Хьюби, в то время когда он был уже слишком мертв, чтобы отвечать на вопросы.

— Клянусь всем святым, это не моя идея. Мама все это затеяла. Я же говорил, она мастер на такие штуки. Сперва мне было непонятно, с чего это она стала расспрашивать меня, не было ли у Понтелли каких-либо особых примет. Это было накануне ее встречи с Дэлзиелом. Я рассказал все, что знал, — мы с Понтелли обсуждали его шрамы, родимые пятна и все остальное в этом роде. Только потом я догадался, зачем ей это было нужно.

— Ты меня удивляешь. Будучи Ломасом…

— Может, не стоит изображать из себя высоконравственную особу? — закричал Род возбужденно. — Если бы было доказано, что Понтелли — это Александр, твой отец стал бы наследником. И что толку было маме лгать, если она не рассчитывала на поддержку Джона Хьюби? Остается надеяться, что он отдаст ее долю, когда они смогут получить наследство.

— На это не стоит слишком рассчитывать, — сказала Лэкси и улыбнулась, словно чего-то не договаривая. — И потом, не надо так кричать. Я просто хотела знать правду.

— Ну вот, теперь ты все знаешь! Ох, Лэкси, прости меня. У меня в голове все перепуталось. «Ко мне, мой добрый Бенвотио, разум мой ослабевает…» Лэкси, что я должен делать?

— Иди сюда, — нежно произнесла девушка. — Ты знаешь, что делать.

— Что? Нет, я не об этом.

— «О, я чувствую движение в тебе, что заставляет меня мечтать о чем-то необычном!» Видишь, не ты один способен цитировать Шекспира.

— Ты удивительное существо, Лэкси. Но учти — я думаю, ты заблуждаешься. «Моя душа предчувствует иное». Господи! О чем это я?

— Это не по-джентльменски — цитировать после леди. И в любом случае — ты был не прав. Видишь теперь?..

Уже не в первый раз Паско приходило в голову, что Дэлзиел сходит с ума.

После того как Питер целое утро названивал то в полицию Флоренции, то в социальную службу Ноттингема, то в министерство обороны, он был неприятно поражен тем, что Дэлзиел, бегло ознакомившись с аккуратными записями его разговоров, сердито буркнул:

— Парень, слишком много телефонных звонков! Да еще в часы пик. Они влетят нам в копеечку.

— Да, но…

— Никаких «но»! Подумай, Питер: мы отвечаем за каждый истраченный пенни. Это общественные деньги. Городской совет хочет знать, на что мы их тратим, он имеет право это знать. Ты читал инструкцию заместителя начальника полиции о консультациях и информации, в которой он ссылается на полицейский комитет.

— Кажется, я мельком пробежал ее.

— «Пробежал»! Ты ничего не достигнешь, если будешь «пробегать». Длительное, тщательное изучение предмета — единственный путь к успеху. Намотай это себе на ус. Ага, это, наверное, тебе звонят из Новой Зеландии?

Паско снял трубку.

— Нет, сэр, спрашивают вас. Доктор Поттл из Центрального психиатрического отделения.

Питер вышел из комнаты, несколько удовлетворенный тем, что, если его диагноз верен. Дэлзиел, по крайней мере, догадался прибегнуть к услугам специалиста. Толстяк запел долгую беседу с Поттлом. Доктора озадачил столь любезный интерес со стороны человека, который раньше о сотрудничестве отдела расследований с психиатрической службой отзывался таким образом: «Эти прохвосты похожи на метеорологов: если мостовая мокрая, они могут догадаться, что идет дождь. И только!»

Рассыпавшись в искренних благодарностях, Дэлзиел наконец отделался от Поттла. Он еще раз проглядел записи Паско, ухмыляясь, словно лиса нашедшая ход в курятник, и снова вернулся к записям. Покачав головой, он сам принялся звонить по телефону.

Уилд пил уже десятую чашку кофе, когда позвонили в дверь.

— К тебе можно? — спросил Паско.

— Конечно. Выпьешь кофе.

— Если тебя не затруднит.

— Разумеется, нет. Я не выключаю кофейник с тех пор, как проснулся. Мы надрались вчера с Дэлзиелом, он не говорил тебе?

— Нет.

— Кофе — первейшая вещь, когда хочешь прийти в себя. Я пью его все утро, чтобы не приняться снова за виски. Может, мне не стоит так уж переживать, как ты считаешь? — Голос Уилда был ровен и деловит, а лицо, как всегда, непроницаемо.

Но Паско почувствовал, что тот натянут, будто удилище с бьющейся на крючке рыбой.

— Уилди, мне очень жаль, — сказал он беспомощно.

— Ты это о чем?

— Ну как же… — Паско сделал глубокий вдох, — я считался твоим другом и не знал о тебе ничего. Не замечал, что у тебя есть проблемы. Прости, что отмахнулся от тебя, когда ты хотел поговорить со мной. И за этого мальчика. Не знаю, что он для тебя значил, но мне жаль, что он погиб, и погиб так страшно.

Смуглое, некрасивое лицо сержанта исказилось от боли.

— Дэлзиел знал обо мне, — произнес он.

Паско воспринял это как упрек и протянул руку к огню в камине, будто настоящий мученик.