— А у вашей жены? У нее он просил взаймы?

— Возможно. Но она не склонна была вкладывать деньги в обанкротившуюся ферму. Так же как и я не склонен слушать и дальше ваши оскорбительные вопросы, Дэлзиел. Кажется, вас официально предупредили, что вам не следует преследовать меня в связи со смертью Гейл.

— А я и не говорю о смерти вашей жены, сэр, я говорю о смерти вашего брата, — проорал Дэлзиел. — Но ведь, кажется, миссис Свайн быстренько раскошелилась, когда вы получили ферму в наследство?

— Это было наше владение. А вложить деньги в собственное владение — стоящее дело.

— Выходит, вы были правы, когда на допросе сказали: «Никакого другого способа»? То есть ваш брат, по-видимому, знал; стоит вам получить ферму в наследство, и шансы, что ваша жена начнет вкладывать в нее деньги, значительно возрастут.

— Боюсь, Том был не в том состоянии, когда пускаются в подобные сложные расчеты, — возразил Свайн и стиснул зубы, пытаясь сохранить самообладание.

— Но он же оставил вполне недвусмысленное послание, — возразил Дэлзиел.

— Никакого послания он не оставлял, и вы это отлично знаете, — огрызнулся Свайн.

— То, что он использовал для самоубийства кольт «питон» вашей жены, говорит мне о том, что он хотел этим что-то сказать, — добродушно заметил Дэлзиел. — Но не буду вас больше задерживать. Вы же тоже сегодня утром репетируете? Она мне назначила прийти попозже. Прямо надсмотрщик за рабами эта Чанг, а?

— Я начинаю думать, что она совершила страшное святотатство, дав роль Бога такому бесчувственному грубияну, как вы, Дэлзиел! — прокричал побледневший Свайн и рванул рычаг передачи. Дэлзиел благоразумно отступил в сторону, и громадная машина на полном ходу выехала за ворота, едва не задев полицейский автомобиль.

— Что это с ним, как ты думаешь? — спросил Дэлзиел.

— Надо полагать, сэр, некоторые люди расстраиваются, когда кто-то кричит, как оглашенный, про их покойного брата и покойную жену, — высказал соображение Уилд.

— А, ну, может быть, — согласился Дэлзиел. — Странно, однако, что потребовалось так много времени, чтобы его расстроить. Господи, как поздно-то! А эта Чанг приходит в бешенство, когда кто-нибудь опаздывает на репетицию. Ей бы следовало с большим уважением относиться к обитателям небес, а она! Наверное, это от смешения кровей. Как химические реактивы. С ними надо поосторожнее, а то смешаешь не то, что надо, и как трахнет! — Он причмокнул и, скабрезно ухмыльнувшись, добавил: — Уж она-то, наверное, так трахнет!

«Это он для красного словца или на самом деле — только о всяком таком и думает», — размышлял Уилд, пытаясь разгадать, что кроется за этой непристойной фразой.

— Оцениваете свои шансы в отношении нее, сэр? — спросил он. 

— Пойди промой мозги с мылом, сержант, — сурово оборвал его Дэлзиел. — У нас с Чанг отношения чисто профессиональные и платонические! Всегда помни, что добродетель женская дороже рубинов! — и, ткнув Уилда под ребро так, что и убить недолго, добавил: — А я не уверен, что по нынешним временам могу позволить себе даже рубинового спаниеля [37]. Сотрясаясь всем телом от хохота над собственной шуткой, он направился к машине.

Кримпер-Нолл было отличное местечко, чтобы провести там тихое летнее утро. Это удовольствие Филип Свайн планировал разделить с полдюжиной домовладельцев, каждому из которых придется выложить за дом по двести тысяч фунтов. Но не только деньги имели значение в данном случае. Это была возможность показать себя. Когда проект будет осуществлен, в глазах окружающих Свайн и Стринджер станут не просто строителями, а творцами. Свайну так хотелось поскорее начать воплощать свою идею в жизнь, что, хоть у него еще не было детального плана застройки и даже разрешения на оную, ему не терпелось, так сказать, проложить первую борозду. «Нам понадобятся подъездные пути, — говорил он своему партнеру. — Ведь на строительство подъездной дороги к собственной земле не требуется разрешение? Я еще успею насидеться в кресле директора преуспевающей фирмы. Эту работу я хочу начать собственноручно!»

Но уже час с тех пор, как они приехали, бульдозер у подножия холма оставался недвижим, точно навеки уснувший мастодонт, а Свайн и Стринджер почти так же неподвижно сидели на сером камне, глядя на простирающуюся под ним, залитую солнцем долину Центрального Йоркшира.

Стринджер первым нарушил долгое молчание.

— Ты всегда был мне добрым другом, Фил, — проговорил он, — и я никогда никому не скажу ничего такого, что могло бы тебе повредить, будь спокоен.

— Хочешь сказать, ты ради меня мог бы солгать? — спросил Свайн. — Мне казалось, что смысл как раз в том, чтобы перестать лгать.

— Еще одна маленькая ложь во спасение мне не повредит. Но вот большая….

— Но она же тоже была во спасение. Уж она-то в первую очередь, — убежденно проговорил Свайн. — Во спасение твоей дочери, твоего внука…

— Может быть, частично это было и для них. Но в основном это было для меня. Теперь я это понял.

— И кто же открыл тебе глаза? Этот жирный полицейский? Я не встречал более неподходящего существа, с помощью которого Господь вселял бы в души добродетельные мысли!

— Да, он, может, психованный сукин сын, — согласился Стринджер, — но не Господь выбирает тех, кто помогает прозреть. Это дьявол облекает своих слуг в причудливые одежды и посылает на землю. И неважно, кто послал его, я знаю только, что он своего добьется в конце концов. Так что я вовсе не стараюсь казаться храбрым или добродетельным. Просто я хочу сам все сказать Ширли.

— Арни, ты не прав, — убеждал его Свайн. — Пересиди это. Пережди все, и никакой Дэлзиел не…

— Нет, я все решил, — сказал Стринджер, поднимаясь. — Я знаю, ты думаешь о моем благе, но поверь мне, Фил, это будет самое лучшее для меня. Может быть, я наконец снова смогу спать спокойно.

Свайн тоже поднялся.

— Ну, если ты так хочешь, Арни, — сказал он.

— Да, хочу.

— Тогда я только обещаю тебе, что от меня ты получишь любую помощь, какую только можно купить за деньги. А пока ты ведь по-прежнему мой деловой партнер, так что давай поработаем немножко, а?

В тот же день, однако, в менее пасторальной обстановке, а именно в столовой полицейского участка, Уилд встретился с Паско.

— Черт знает, что сейчас было! — воскликнул Паско. — Мы уж было собирались отправить их всех в Лидс, как вдруг влетели чадолюбивые родители Медвина с наипротивнейшим адвокатом. Оказалось, Джейсону только двадцатого марта исполнилось восемнадцать, так что адвокат требовал снятия обвинений, выдвинутых против него за проступки, совершенные до этого числа, потому что тогда он был еще несовершеннолетний. В этом есть свой резон.

— Черт! — в досаде на самого себя воскликнул Уилд. — Как же я об этом не подумал! Я его узнал и завелся.

— Не беспокойся. Я все уладил.

— Спасибо. А ты успел?..

— Спросить, о чем ты просил? А для чего же еще на свете существуют старшие инспектора? Конечно, чтобы убирать за сержантами. Давай-ка поглядим.

Он достал записную книжку и стал ее листать.

— Так ты хотел узнать, не заметил ли он автомобиль, который замедлил ход, пока сам Медвин забавлялся тем, что бил тебя? «Да, заметил. Да, возможно, это был автомобиль стандартной модели, да, может быть, пикап, да, может быть, и фургон. Да, черный… темно-синий… коричневый… бордовый. Действительно, в него кто-то садился». Парень до того рвался помочь полиции, что надави я на него посильнее, он согласился бы, что это был белоснежный шестидверный лимузин, на заднем сиденье которого сидел Дед Мороз. Странно, никогда бы не подумал, что парни такого типа, как Медвин, склонны к сотрудничеству с властями.

— Мистер Дэлзиел поговорил с ним по душам, — пояснил Уилд.

Паско скорчил понимающую гримасу, а потом скорчил еще одну, отхлебнув кофе, который обладал уникальным свойством служить одновременно рвотным и мочегонным.