— Семьдесят с хвостиком. Не так уж и много по сегодняшним меркам, но после шестидесяти жизнь — лотерея. Некоторые остаются молодыми до конца, а иные, кажется, сами торопятся стать старше. У меня сложилось впечатление, что миссис Шерман уже лет с двадцати поставила себе главной целью состариться, — сестра говорила скорее весело, чем с грустью. Будучи среднего возраста, она-то выглядела так, словно ее целью было оставаться молодой как можно дольше.

— Давно она в приюте? — спросил Паско.

— Около шести лет. Похоже, она очень настойчиво искала место, где за нее делали бы всю работу… Здравствуйте, дорогая! К вам в гости пришел вот этот джентльмен!

Миссис Шерман была худенькой беззубой старухой, закутанной в ворох нескладных одежд, поверх которых был накинут халат из шотландки. В руках у нее была палка с набалдашником, служившая опорой при ходьбе и помогавшая ей отстаивать свои права, сидя в кресле. Старуха с угрожающим видом вцепилась в палку, едва только инспектор присел рядом с ней на стул:

— Здравствуйте, миссис Шерман! — поздоровался Паско.

— Что вам нужно?

Это был хороший вопрос.

— Просто хочу поболтать с вами. — Он одарил ее улыбкой, которую Элли называла «улыбкой потерявшегося ребенка».

— Мне семьдесят пять! — провозгласила старуха и внезапно взмахнула своей палкой, словно целясь Питеру между ног.

Встревоженный, он отодвинул свой стул на полметра назад. А стоявшая позади миссис Шерман сестра прошептала ему: «Семьдесят три».

— И у меня все еще есть собственные зубы, — продолжала старая леди, обнажив свои голые десны. — Только я забыла, где их положила.

Очевидно, это была ее любимая шутка — она захохотала так громко, что раскаты смеха, напоминавшие завывание полынок, были слышны не только в оранжерее, где они сидели но и дальше, в саду. Казалось, звуки волынок несутся с высоких гор в узкие долины, сливаясь в странную мелодию.

Паско из вежливости тоже засмеялся, кроме того, это позволяло оттянуть весьма деликатный момент их беседы. Несколько минут он пристально изучал старую женщину. Было очевидно, что ее кожа, хоть и потемневшая от времени, могла быть кожей только белой женщины. Он не был специалистом по генетическим причудам смешанных браков между белыми и неграми. Но вспомнил старый невинный анекдот о китаянке, подарившей мужу европейского вида младенца и услышавшей в ответ: «Двое желтых не могут сделать одного белого».

Отец Клиффа Шермана, сын этой женщины, вне всякого сомнения, был чернокожим. Значит, сержант Шерман не был его отцом? Бедняга отдал свою жизнь за демократию, так и не узнав, что жена его подвизается на том же поприще. С другой стороны, эта женщина, вернувшись в Ноттингем, должна была столкнуться с изумленными взглядами и тяжелыми вздохами. Могло ли осуждение близких и предрассудки окружающих заставить ее отдать своего ребенка в приют? «Вне всякого сомнения!» — ответил сам себе Паско. В 1945 году Британия была наконец готова допустить, что слуга — такой же человек, как и его хозяин; но она еще находилась на расстоянии многих световых лет от признания того факта, что черный слуга — такой же человек, как и белый слуга.

— Миссис Шерман, надеюсь, вы не станете возражать, — мягко обратился к ней Питер, — я хотел бы поговорить с вами о вашем муже — сержанте Шермане.

— Что такое? — спросила та с внезапным подозрением. — Он умер.

— Да, конечно, он умер, — успокоил ее Паско.

— Тогда зачем вы хотите говорить о нем? Я даже не помню, как он выглядел! — На ее лице появилась гримаса, которая, как он опасался, могла быть предвестником горьких рыданий.

Он поспешно сказал:

— Мне бы не хотелось вас расстраивать…

— Расстраивать? Расстроить меня вам удастся, только если вы скажете, что этот подонок вовсе не умер и у меня хотят отобрать пенсию!

Она поднесла морщинистую руку к губам, как бы удивляясь, что у нее вырвалась эта фраза, но Паско сильно сомневался, что это произошло случайно. Он напомнил себе, что она стара и немощна и скоро ему придется сообщить ей о смерти внука. Он напомнил себе также, что когда-то она была молода и красива и кружила головы мужчинам, по крайней мере двум из них — сержанту Шерману и неизвестному темнокожему, отцу ее ребенка. Но инспектору оказалось трудно перейти от неприязни к сочувствию.

— Нет, миссис Шерман, все в порядке — он мертв. На самом деле я хотел бы поговорить с вами о вашем сыне.

— Моем сыне? — старуха выпрямилась и угрожающе подняла палку. — Каком еще сыне? У меня нет сына!

Это было хуже, чем он мог себе представить. Несчастный ребенок — его не существовало ни в ее мыслях, ни в ее жизни. Сестра уставилась на него, изумленно подняв брови, словно спрашивая: «Вы уверены в том, что говорите?»

Паско решил как Можно скорее выбраться из этой трясины. Он обратился к старухе официальным тоном.

— Миссис Шерман! По документам, в ноябре 1944 года у вас родился сын. В отделе регистрации в Мейдстоне, графство Кент, хранится свидетельство об этом. И хотя было бы неточным назвать сержанта Шермана отцом ребенка…

Старуха ударила палкой об пол, едва не угодив в его левую стопу, но в этом движении чувствовался триумф, а не агрессивность.

— Вы говорите о том черном ублюдке? — вскричала она. — Тогда тебе, сынок, нужна не я, а она! Она никогда не была его женой. Она только думала, что была женой, но потом испытала шок. Так же как и он сам испытал бы шок, если бы вернулся домой живым и увидел, кого она выдает за его сына! Ох, вам бы следовало посмотреть на ее лицо! А она-то думала, что будет по крайней мере получать за него пенсию. Приехала к его родителям — они ведь никогда не любили меня — и заговорила им зубы. Стала рассказывать, что она — настоящая любовь Ричарда, даже если они и не были женаты, и все в таком роде. Но родители пожелали видеть ребенка, сына Ричи, их внука, и ей пришлось показать его. О, она очень старалась избежать смотрин, но нельзя же без конца прятать дитя! «Они часто вначале бывают темнокожими, — уверяла она. — Это оттого, что кровь протекает по венам слишком близко от кожи». О да, конечно, дело было именно в крови! Через три месяца ребенок оставался таким же черным, как ночь, и родители Ричарда стали говорить, что не вынесут этого, они перестали бывать в церкви и все в таком духе…

Старуха так возбудилась, что Паско испугался, как бы с ней не случился припадок, но, заметив холодный мстительный блеск ее глаз, он успокоился и, наклонившись к ней, тихо сказал: «Замолчите!»

— Мистер Паско! — запротестовала медсестра, приподнимаясь со стула.

Но он не обратил на ее слова никакого внимания.

— Миссис Шерман, я хочу услышать только факты. Приберегите все увлекательные детали для своих друзей. Мне нужны голые факты. Если вы не можете этого сделать, найдутся другие, кто сможет.

Угроза подействовала. Лучше быть просто говорящей машиной, раз уж нашелся слушатель.

История была стара, как мир. Поспешная свадьба военного времени, за ней — немедленная разлука и, как догадался Питер, почти такая же немедленная измена жены. Возвратившись из Северной Африки в 1943 году, сержант Шерман оказался в ситуации, которая заставила его сразу же потребовать развода и начать бракоразводный процесс. Суд принял решение о расторжении брака, однако, прежде чем оно вошло в силу, сержант погиб на поле боя. Вскоре перед родителями покойного сержанта предстала какая-то женщина, утверждавшая, что она жена Ричарда Шермана и, возможно, даже сама верившая в это. Те были вынуждены сказать ей, что их сын уже состоял в браке, который не был аннулирован в законном порядке, и, следовательно, все права на пенсию принадлежат первой жене. Вся их симпатия и готовность оказать денежную помощь тут же улетучилась, едва стало ясно, что родившийся у нее ребенок никак не мог быть сыном сержанта Шермана.

— Так что же случилось с этой женщиной потом? — спросил Паско.

— Откуда мне знать? — равнодушно отозвалась старуха. — Такие проходимки обычно неплохо устраиваются, вы согласны?