В то время как император упивается своими мечтами, советники в нетерпении ожидают окончательного решения.
Они его не дождутся, потому что Рудольф вдруг приказывает:
— Позовите верховного канцлера!
Поникли головами императорские советники, нахмурились лица высших имперских чиновников. Они чувствуют, что император опять, как угорь, выскользнул из рук.
Четко отдаются на каменных ступенях шаги секретаря, посланного за верховным канцлером паном Зденеком Попелом из Лобковиц.
И канцлер не заставляет себя долго ждать. Назревают великие события, и ему приходится нелегко.
В императорском рабочем кабинете Лобковиц нашел советников Ганневальда и Аттемса. Император задержал их у себя, чтобы они поддерживали его против канцлера, потому что император не может решиться покинуть Прагу, не хочет и оставаться.
— Мы пригласили вас для того, чтобы объявить о нашем намерении покинуть престольный город, — проговорил император неуверенно, скосив глаза на своих советников.
— Куда намерены вы отправиться, ваша императорская милость, в эти смутные времена? — спросил в великом удивлении канцлер.
— Я еще не знаю точно… возможно, к нашему племяннику Леопольду в Пассау. Мы желали отправиться к курфюрсту Саксонскому, но он сообщил, что не готов к нашему приезду.
— Но отчего ваша императорская милость хочет покинуть Прагу? — спросил Лобковиц и с упреком посмотрел на обоих советников: он хорошо знал, откуда ветер дует.
— Наш мятежный брат Матиаш приближается к Праге с большой военной силой. Мы не можем отдаться ему на милость… Нам грозит опасность.
Лобковиц приблизился к императору, опустился на одно колено и воскликнул:
— Ваша императорская милость не может так поступить! Покинуть королевство теперь, в час величайшей опасности? Все ваши верные подданные ждут, что вы встанете во главе их и будете защищать свои священные права, свою корону. Ваша императорская милость, вы не можете покинуть Прагу! Вы не можете бросить королевство! Это было бы предательством…
Император наклонился к канцлеру, словно желал помочь ему встать.
Советник Аттемс не мог молча слушать, как страстно канцлер отговаривает императора, и, забыв об этикете, раздраженно обратился к Лобковицу:
— Предательство по отношению к его императорской милости совершают те его советники, которые скрывают от него истинное положение, уменьшают значение грозящей опасности и мало заботятся о жизни императора. Ваша императорская милость, отвратите слух свой от подобных советов.
В глазах Лобковица зажегся недобрый огонь. Ганневальд и Аттемс немцы, им мало дела до чешского королевства. Для них Рудольф II — только римский император, для Лобковица Рудольф — прежде всего чешский король.
— Один из предшественников вашей милости на престоле чешском, Ян Люксембургский, сказал: «Бог даст, не случится того, чтобы чешский король бежал с поля битвы!» Наше королевство готовится к бою. Ваша императорская милость не может уклониться от этого боя, — закончил Лобковиц.
Рудольф, который не любил слушать неприятные вещи, отвернул болезненно искривленное лицо и закрыл уши руками.
Ганневальд думал, что император больше не желает слушать верховного канцлера, и счел удобным вмешаться:
— Ваша императорская милость, в пане Лобковице говорит только чиновник королевства, который не думает о более широком отзвуке событий. Когда ваша милость будет в безопасности, можно будет обратиться к императорским курфюрстам, а с их помощью ваша милость сможет потом вернуться в Чехию и прогнать узурпатора.
Император безнадежно посмотрел на своих советников. Слова верховного канцлера подействовали на него. И Лобковиц ковал железо, пока оно было горячо.
— Вы думаете только о собственной шкуре, — говорил он советникам. — Судьба королевства безразлична для вас. Глупцы, разве вы не понимаете, что достойнее защищать свою землю до последней капли крови, чем без боя отдать ее врагу, а потом с кровавыми потерями добывать снова?
Потом он обратился к императору:
— Ваша императорская милость, если вы покинете Прагу, вы утратите все, возможно и императорскую корону. Если вы останетесь, вы можете еще многое сохранить.
Аттемс подошел к Лобковицу.
— Вы отличный политик и не можете не видеть, какими опасностями чреват ваш совет для его императорской милости, сказал он. — Если его императорская милость захочет выставить против Матиаша армию, сделать это можно только за счет уступок чешским общинам, то есть протестантским общинам. Я думаю, это ясно для вас. И я не понимаю, как вы можете примирить со своей совестью верного сына церкви эту игру на руку лютеранам и еретикам.
— Аттемс прав, — вновь заныл император, который сокрушенно слушал этот горячий обмен мнениями. — И папский нунций и испанский посланник советуют нам не идти больше на уступки протестантам. И вы, пан канцлер, до сих пор были согласны с этим. Поэтому мы не можем объяснить себе столь быструю смену ваших убеждений. Что же, и вы предали нас?
Канцлер снова опустился на колени, схватил правую руку императора и поцеловал ее.
— Как может ваша императорская милость думать обо мне такое! Я готов в любое время положить за вас жизнь.
Император опять сделал ему знак рукой встать. Потом спросил:
— Но до сих пор вы нас уговаривали не покидать Прагу. Как же вы хотите позаботиться о нашей безопасности? Что вы советуете нам сделать?
Аттемс и Ганневальд удвоили внимание.
Император устало, апатично смотрел на верховного канцлера. Он не видел спасения. Так или иначе, за все придется платить самой высокой ценой. Все соединилось против него, — что же может посоветовать Лобковиц?
— Ваша императорская милость должны договориться со своим братом эрцгерцогом Матиашем.
Рудольф готов был выслушать из уст верховного канцлера любой неприятный совет, но этот он воспринял, как укол кинжалом. Он снова отвернулся и заткнул уши.
Лобковиц ждал. Он еще не кончил, не сказал самого главного.
— Лучшего совета у вас нет? — упавшим голосом спросил император.
— Нет, ваша императорская милость, это единственная возможность спасения. Если вы хотите сохранить для себя Чехию и Моравию, то должны отдать Матиашу Венгрию и Австрию. И, кроме того, сделать его наследником чешского. престола. Естественно, что ему нужно обещать полное прощение. И его приверженцам и войскам.
Император вздохнул. Где же прекрасные мечты о мести, которыми он только что упивался?
Его положение таково, что просить придется ему. Рудольфу просить Матиаша, чтобы тот принял королевскую корону! Чтобы он удостоил принять большую половину страны, а ему, императору, оставил меньшую! Какое унижение, какой позор!
Нет, он не мог согласиться с планом канцлера.
— Мы пошлем к эрцгерцогу кардинала Дитрихштейна, чтобы выговорить наивыгоднейшие условия… — Император замолчал. О, только бы не принимать сейчас окончательного решения! Отдалить его… ждать… заставить ждать… пусть решит время… — Мы могли бы не торопиться с этим… с наследованием.
— Без этого от эрцгерцога ничего не добьешься, — сказал канцлер.
— Постараемся не говорить о наследовании, — снова повторил император. — Если эрцгерцог не согласится, мы предложим ему и наследование.
Лобковиц до этой минуты изо всех сил старался быть терпеливым. Но, когда он увидел, что императора не убедишь, он решился говорить открыто. Он очень учтиво попросил императора не закрывать глаза на правду и избегать последствий собственных ошибок.
И Лобковиц начал перечислять эти ошибки, допущенные императором в течение многих лет. Это была долгая речь. Император чувствовал себя так, как будто ему на голову лили расплавленный свинец. Но у него не было сил прервать канцлера и заставить его вспомнить о почтении к своему государю.
Он слушал, опустив голову, и, возможно, именно теперь увидел многое в настоящем свете.
Когда верховный канцлер кончил, император кивнул. Голова его все больше и больше опускалась на грудь. Казалось, он согнулся под тяжестью этих упреков.