Ее ласковый, но пытливый взгляд мгновенно схватил в Кеплере одну из главных его особенностей — доброе сердце.

— У вас хороший муж, — горячо сказала она.

— Да, — согласилась Барбора, — он нас очень любит. Зузанку, конечно, больше всех.

В это время Зузанка заплакала. Пани Барбора ногой покачала колыбель, но девочка не переставала плакать, и пришлось взять ее на руки. Когда Зузанка успокоилась, Барбора продолжила разговор:

— Говорил вам доктор, как любит мой муж звезды?

— Но это понятно, ведь он астроном.

Панн Кеплерова улыбнулась:

— Дело совсем не в том. Многие астрономы смотрят на звезды лишь как на предмет своих научных наблюдений. Я бы сказала так: их отношение к звездам точно такое же, как отношение врача к больному. Это сравнение, конечно, не совсем верно, ибо врач лечит, то есть вмешивается в течение болезни, влияет на больного, чего нельзя сделать в отношении звезд, ибо влиять на них человек не может.

— Наоборот, звезды влияют на людей, определяют их судьбу, — заметила пани Мария.

— Я думала, — продолжала пани Кеплерова, — что звезды для многих астрономов — лишь средство заработка, остальное для них безразлично. А мой Иоганн их любит. И все говорит о каком-то неизвестном законе, который весьма остроумен, а вместе с тем удивительно прост. Кеплер все надеется, что ему удастся открыть этот закон.

— А составил он гороскоп для малютки? — спросила пани Мария, кивнув в сторону Зузанки.

— Составил, только… я не знаю, что об этом и подумать.

— О чем? О гороскопе? Может, он очень плох?

На лице пани Марии было написано такое искреннее беспокойство, что Барбора поспешила успокоить ее:

— Да нет, наоборот. Гороскоп показывает, что все очень хорошо. Но представляете себе: мой муж говорит, что все это ерунда и вообще астрология — это чистое жульничество.

Такого пани Мария прежде не слыхала.

— Неужели? Но ведь… составляют же для людей гороскопы?

— Составляют, даже для императора, — подтвердила пани Барбора. — И Кеплер составляет, но при этом он не верит в астрологию. Разве не смешно?

Для пани Марии это не было смешным.

— Составляет гороскопы и не верит в астрологию? Но ведь это значит… поступать против своих убеждений?

— Да. Вы не можете себе представить, как это для него невыносимо. Он уже не раз собирался совсем бросить гороскопы и открыто сказать всем, что он об этом думает. Но мне все же удавалось удержать его от такого шага. Знаете ли вы, что это значит для нас? Даже не представляю, что бы мы тогда делали… Ведь гороскопы — это дополнение к жалованью.

Пани Барбора изливала душу перед женой Есениуса, но Мария слушала краем уха. В ушах ее звучала одна-единственная фраза: «Но мне все же удавалось удержать его от такого шага». Чувства Барборы были ей понятны, но еще больше был понятен Кеплер. Какие душевные муки должен он испытывать, идя против своих убеждений! Она представила себе, как бы поступила на месте Барборы. Ведь нужно заботиться о двух детях и муже, которому жалованье выдают нерегулярно. Можно ли требовать от Барборы, чтобы она отказалась от той денежной поддержки, которую время от времени приносят гороскопы? Смеет ли Мария уговаривать ее, чтобы она лишилась последней поддержки и положилась на волю случая? И все же колебаться нельзя. Такой человек, как Кеплер, не может, не смеет жить кривя душой. И женщина, соединившая свою судьбу с его судьбой, обязана делить с ним все тяготы жизни.

Барбора рассказывает о том, что переезд в Прагу обошелся им в сто пятьдесят золотых, что за первые четыре месяца жизни в столице они истратили сто золотых — все их сбережения и что потом они были вынуждены одалживать у Браге.

Пани Мария опускает голову, как бы соглашаясь, но думает при этом свою думу. Она думает о горькой правде, которую должна высказать пани Кеплеровой.

— Да, да, все это трудно. Но, во всяком случае, вы не должны запрещать своему мужу открыто говорить то, что он думает. Если он не верит в астрологию, не принуждайте его составлять гороскопы.

Пани Кеплерова вскочила. Она уложила в колыбель уснувшую Зузанку и еще ближе подсела к пани Марии.

— В мире есть куда большие ценности, чем деньги, — продолжала Мария. — Думали ли вы когда-нибудь о том, что чувствует ваш супруг, когда его вынуждают продавать свои убеждения?

Пани Барбора растерянно глядела на нее.

Она чувствовала себя виноватой, хотя еще не уяснила, в чем, собственно, ее вина.

— Я не задумывалась об этом. Почему бы ему не составлять гороскопы, если он умеет это делать, а люди его просят? Верит он в астрологию или нет, это дела не меняет.

— Я не согласна с вами, пани Барбора, — спокойно, но твердо возразила Мария и посмотрела на дверь в соседнюю комнату, откуда доносились голоса мужчин. Быть может, она боялась, что они, кончив разговор, придут сюда, помешают ей довести беседу до конца. — Гороскопы — это только следствие, а вам необходимо выяснить причину. Спрашивали ли вы когда-нибудь мужа, почему он не верит в астрологию? У него, значит, имеются для этого серьезные основания. Разве они вам безразличны? Неужели вы не интересуетесь работой вашего мужа? О, какая это прекрасная работа! Астрономия — великое призвание!

Барбора пристально посмотрела на Марию, стараясь понять свою собеседницу.

— Вы говорите о моем муже, будто знаете его многие годы. — Выражение глубокого сочувствия мелькнуло в глазах пани Марии.

— Я узнала его гораздо раньше, чем встретилась с ним. Представление о нем сложилось у меня по разговорам с собственным мужем. И, надо сказать, хорошее представление. Теперь, после того как мы познакомились, мне очень приятно, что я не ошиблась.

Барбора улыбнулась, не скрывая чувства гордости:

— Хотелось бы знать, так ли вы будете рассуждать, когда ближе его узнаете.

— Надеюсь, что мое мнение только укрепится, — поспешила уверить Барбору пани Мария.

И, когда ей стало ясно, что жена Кеплера не собирается отвечать на вопрос, интересуется ли она работой своего мужа, пани Мария вернулась к этой теме:

— У нас, жен ученых, совершенно иная жизнь, чем у других женщин. И, хотя мы недостаточно знаем все, с чем приходится бороться и отчего приходится страдать нашим мужьям, мы во многом ответственны за их работу.

— Что же я должна, по-вашему, делать? — спросила Барбора.

— Не заставлять мужа поступать вопреки своим убеждениям. Увидите, как он будет вам за это благодарен: он почувствует себя свободнее, уверенность его в себе укрепится, и в конце концов все это благотворно скажется на его работе.

Пани Кеплерова все еще колебалась. До сих пор к работе своего мужа она подходила лишь с материальной точки зрения. В родительском доме и в доме первого мужа она не испытывала недостатка, поэтому не могла с ним мириться и сейчас. А ведь отказ Кеплера от составления гороскопов, то есть потеря основного источника побочных доходов, неизбежно отразится на их доходах.

— Все это хорошо говорить да приятно слушать, но из красивых речей обеда не сваришь. Когда матери нечего дать детям, она должна отказаться от многих хороших намерений.

— Такого, пожалуй, не случится, — спокойно ответила пани Мария. — В конце концов, вы не одиноки. Найдутся люди, которые с радостью вам помогут, если вы попадете в беду. Во всяком случае, вы всегда можете рассчитывать на нас.

Барбора и сама понимала, что доводы ее весьма шатки, и после того, как ей открыто предложили поддержку, уже не могла больше сопротивляться.

— Не смотрите на будущее так мрачно. Вы обязательно дождетесь лучших времен. Но об этом вы сами должны позаботиться. Разве создать мужу хорошую рабочую обстановку — не благородная цель для жены? Это украсит его жизнь, благотворно скажется и на вашей семье. Неужели для этого не стоит приложить усилий?

Вместо ответа пани Кеплерова схватила Марию за руки и посмотрела на нее влажными глазами.

— Если бы знал Иоганн, — сказала она, — какую заступницу он приобрел в вашем лице! Не знаю, не знаю, не стану ли я ревновать его к вам.