— Никакой серьезной роли там нет, но зато будешь петь…

Я согласился, а написать песни для фильма предложил Высоцкому. По-моему, Володя написал очень хорошие песни. Все они — про море, причем заранее было оговорено: о чем, какая ситуация… «Вы возьмите меня в море, моряки» — эту песню я должен был петь в ресторане. Там свара между старым и молодым капитанами — до драки! И чтобы их утихомирить, мой герой должен был выйти и спеть эту песню. «Два судна» — имелось в виду, что эта песня поется под окном девушки, которую я люблю, а она любит другого… В общем, смысл каждой песни был четко оговорен, но, разумеется, у Володи оставался простор для поэтической фантазии… Все было сделано, мы даже записали эти песни. Фонограммы до сих пор хранятся у меня. Но редактура сразу же встала на дыбы:

— Высоцкий? Категорически — нет!

Мы с Сергеем Тарасовым носились с текстами, доказывали, что ничего крамольного тут нет. А время идет — пора снимать, а снимать надо было уже под фонограммы. В общем, начиналась паника… Я предложил:

— Давайте обратимся к Визбору…

Юра написал тексты, Берковский и Никитин — музыку, и получились симпатичные туристские костровые песни. А Визбор потом сказал с досадой:

— У Володи неправильное отношение к песне. Сюжет в таких вещах не всегда нужен. Песня — это нечто странное…

В общем, это я к тому, что все было не так просто: Окуджава, Визбор, Высоцкий, Ким — ведь это совершенно разные люди, хотя их, конечно, можно объединить. Это поэзия, которую не печатали, но все знали наизусть. Отголоски запрещенной поэзии… Так вот, начинали они все вместе, а потом Володя основательно вырвался вперед.

Потом, когда я уже снял два фильма, мы пытались «пробить» его сценарий… Знаете сценарий Высоцкого о космонавте? Нет?! Вообще я никогда и ничего не выбрасывал, и часть моего архива еще не разобрана, вполне возможно, что там сохранился этот сценарий… По тем временам это был очень «левый» сценарий: речь шла об испытаниях космического скафандра. Крамольным там было вот что: во- первых, проект «содрали» у американцев, во-вторых, не все получается, а в-третьих, и у нас во время испытаний гибнут люди… Мы ходили к Фриду, который говорил — «да-да…», но ничего конкретного не делал. А художественный совет «Мосфильма» — чиновный и сановитый — окончательно зарубил это дело…

В июле 1980 года я сидел в Ленинграде на озвучивании фильма — нудный такой процесс. Над душой стоят с секундомером — надо уложиться во времени… И вдруг заходит монтажница:

— Володя Высоцкий умер!

Я говорю:

— Да брось ты… Сколько раз уже было… Сейчас наберу, и мне все про него расскажут.

И даже не пикнуло в сердце— ни-ни… Действительно, сколько раз его хоронили… Я пошел, попил кофе, пришел в монтажную, позвонил домой в Москву. И нарвался на рыдания жены…

Я думал: лететь или не лететь на похороны? Знаете, я в своей жизни был на похоронах трех близких людей — это так действует, это такая страшная вещь… Начинаешь говорить про этого человека, а помнишь только это — похороны, гроб… Это страшно. Я не полетел. И до сих пор не знаю — правильно я сделал или нет…»

С Мариной Влади я встречался несколько раз, — дважды при довольно драматических обстоятельствах. 24 января 1988 года во внутреннем дворике нового здания Театра на Таганке устанавливается скульптура Геннадия Распопова — «Высоцкий — Гамлет». На самой установке присутствует немного людей — друзья, актеры и сотрудники театра. Вечером — торжественное открытие памятника, приезжает Марина Влади. Я записываю небольшое телевизионное интервью, — Марина говорит, что ей очень нравится работа Распопова, тем более, что он был знаком с Высоцким… Все расходы оплатила она — изготовление, отливку и установку — и эту скульптуру она дарит Театру на Таганке.

Драматизм ситуации заключается в том, что эта статуя — как бы ее ответ на надгробный памятник Высоцкому, который установлен родителями. И второе, тоже очень важное обстоятельство. В октябре 1987 года в парижском издательстве «Файярд» выходит на французском языке книга Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет». И в этот приезд Марина привозит в Москву несколько экземпляров. Дарит их — Белле Ахмадулиной, Вадиму Туманову, Всеволоду Абдулову и Раисе Горбачевой. (Они познакомились в Париже, во время визита во Францию М. С. Горбачева.)

К этому времени и переводы различных отрывков и глав из книги появляется в самых разных периодических изданиях нашей — тогда еще великой — страны. О главах, где говорится об алкоголе и наркотиках, в этих публикациях только упоминается, но все знают, что они есть. Более того, несколько книг уже «ходят» по Москве, — «а там о родителях и некоторых друзьях такое!..»

Во время установки памятника друзья Высоцкого уже знают, что Марина собирается переводить книгу на русский язык. Они уговаривают ее выбросить или исправить какие-то вещи, устранить неточности, на что Марина неизменно отвечает «нет». «Она говорит, что во Франции получает много писем из народа. И никто на эти вещи (водка и наркотики) не обращает внимания. Всем нравится» (Г. Антимоний). Вероятно, под влиянием этих разговоров и из-за некачественных переводов, по ее словам, «безобразных и ужасных», она поступает следующим образом.

«Из договора о переводе (с издательством «Прогресс». — В. П.) Марина вычеркнула строки о возможных изменениях. «Никаких изменений! Если пьяный наборщик Петров выронит две строчки шрифта, то может исказить смысл целых сцен». А издательство будет платить громадную неустойку. Ей предлагают большие деньги в США, в Израиле, — она отказывается, — только в России» — это рассказала переводчик книги Юлия Абдулова.

Естественно, что все это доходит до родителей В. С. Высоцкого — уже больше трех лет они не общаются с Мариной, вернее, наоборот, она сама разорвала все отношения. Правда, от Семена Владимировича скрывают, что есть несколько страниц, прямо обращенных к нему. «Если это переведут, он может покончить жизнь самоубийством». Евгения Степановна Высоцкая уже знает, что только о ней из всех близких родственников Марина написала с симпатией.

После торжественного открытия памятника и банкета в буфете театра самые близкие друзья едут вместе с Мариной Влади в мастерскую Г. Распопова — надо согласовать окончательный текст открытого письма Володарскому (см. «Дачная история»). Текст согласован, все подписали, кроме В. И. Туманова. Вадим Иванович не подписал, потому что у него было сложное положение: шел судебный процесс против газеты «Социалистическая индустрия». Кроме того, он хотел, чтобы в письме упоминались деньги, которые Володарский выплатил сыновьям.

А. Макаров: «После этого мы уехали — Марина, Олег Халимонов и я поехали к Эдику Степаняну. Я еще в такси говорю:

— Марина, ты что же это написала?! Володя — наркоман и алкоголик?

И она всю ночь переводила нам книгу, только две главы не успела. Там же совсем другой смысл… Это письма к Володе, она обращается к нему как к мужу, совершенно откровенно».

25 января 1988 года. Владимиру Высоцкому— 50 лет. В театре на Таганке восстановленный Николаем Губенко спектакль «Владимир Высоцкий». В фойе — послы западных стран, актеры, режиссеры, писатели, поэты… Я тогда работал в театре — несколько человек на добровольных началах разбирали архив Таганки, — и помню, как трудно пришлось в эти дни Николаю Николаевичу Губенко— не только потому, что последние десять дней репетиции шли ежедневно, но и потому, что многим известным людям приходилось отказывать — вся Москва рвалась на Таганку.

Так вот, в фойе Нина Максимовна Высоцкая в окружении своих друзей, Семен Владимирович с Евгенией Степановной — у них свой круг. Потом появляется Марина Влади. Это было похоже на выход королевы со свитой… Семен Владимирович позже сказал мне: «Марина прошла по фойе, даже не заметила. Глядела мимо. (Гораздо позже, когда «отгремели все бури», а Семен Владимирович занялся защитой авторских прав своего сына, он так оценил книгу: «Марина! Она же продукт капиталистической системы, ей была нужна сенсация. Володя использовал перед концертами наркотики?! Стимуляторы, может быть… И не в таком количестве, как она пишет».)