Вторая встреча в марте 1988 года, в гостинице «Националь» — уже специально для записи интервью — начинается работа над второй книгой «Живая жизнь». Марина прилетала в Москву, чтобы вместе с Юлией Абдуловой поработать над переводом своей книги. Об этой работе Юля сказала: «Это было так интересно, что можно написать роман…» Интервью было записано, но нигде не опубликовано — вторая книга так и не вышла… В этот же день Марина улетела в Париж…
И третья, самая драматическая встреча, на пресс-конференции Марины Влади по случаю выхода ее книги «Владимир, или Прерванный полет» на русском языке. Марина раздала несколько десятков книг журналистам московских газет — на пресс-конференцию пришли единицы. Полупустой зал московского театра «У Никитских ворот», несколько съемочных групп — камеры включаются только в самые острые моменты, а мой диктофон прямо на столе, за которым сидят Марк Розовский, Валерий Янклович, Эдуард Смольный и Марина Влади.
Из зала — злые, направленные вопросы:
— Зачем вы написали это? Вы обидели… Вы оскорбили заслуженного человека…
Марина оправдывается:
— Я не под судом тут… Я на пресс-конференции… Если вам не нравится моя книга, — пишите в своих газетах. Почему все это вы говорите мне?!
Наконец встает сын Высоцкого — Никита, цитирует отрывок из письма Пушкина Вяземскому: «Зачем ты жалеешь о потере записок Байрона? Черт с ними! Слава Богу, что потеряны… Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением… Толпа жадно читает исповеди, записки etc, потому что в своей подлости радуется унижению высокого, слабостям могущего». После этого Никита делает заявление, что сыновья Высоцкого за ложь и клевету, за оскорбление деда и матери — подают в суд на Марину Влади.
— Ну, что я могу ответить на это сыновьям Высоцкого, — сказала Марина и заплакала. А позже в гримерной театра я узнал, что накануне состоялись похороны Геннадия Распопова— известного скульптора, автора памятника В. Высоцкому, установленного в Театре на Таганке.
Приводим сокращенный текст стенограммы этой пресс-конференции.
«Сразу после Володиной смерти я стала задавать себе вопрос: «Что случилось? Почему он умер в 42 года?» И я опять попыталась всвоей книге, хотя бы частично, ответить на этот вопрос. Решила написать пусть горькую, но правду…
Я не говорю, что обладаю всей правдой. Напротив, считаю, что все могут рассказывать о Володе, даже судить… Но некоторые люди просто не имеют оснований этого делать: у них с Володей не было ни дружбы, ни настоящего общения…
А после его смерти начались воспоминания… Володя вдруг сделался пай-мальчиком, которым он никогда не был! Из Володи делают какого-то «миленького» человека… А надо быть резким и даже жестоким, потому что он жизнью заплатил за правду.
И именно про это надо говорить… Я могла это сделать лучше других, потому что двенадцать лет жила с ним. Ведь это важно и интересно всем! Володя был поэт и артист, и он принадлежит всем людям…
Книга пишется тогда, когда нужно, чтобы она была написана… Я решила это сделать, когда пришло время. В год Володиной смерти я не могла ее написать, было слишком тяжело… Только через пять лет показалось, что настал момент, чтобы все расставить на свои места. И сделала это, потому что знала вещи, о которых могла рассказать только я…
Ни одного серьезного сокращения в русском издании нет. Мы с Юлей Абдуловой сняли буквально несколько строк: что такое ОВИР, что значит — Совмин… Эти слова понятны всем советским людям, а французам надо было объяснить… Я согласилась убрать два четверостишия, которые могли не понравиться китайцам… Странно — ведь эти песни знают все! Во Франции эти два стиха были напечатаны, потому что песня очень смешная. А здесь — нет. Но для меня это не очень важно.
Переводы в газетах и журналах были ужасными! Какой-то деревянный язык… А потом был монтаж… Переводчики брали отрывки из разных частей книги, склеивали, и получалось нечто совсем не похожее на то, что написала я. Монтаж меняет весь смысл. И я ничего не могла с этим сделать! Хотела подать в суд, но мне сказали, что это невозможно… В Союзе все позволено, потому что нет защиты авторских прав. Я же никому не давала права на эти переводы, потому что не хотела, чтобы люди читали отрывки. Особенность этой книги: ее надо прочитать всю сразу, целиком.
Главное, я написала о том, как Володя работал, как он творил… Я написала о том, как ему не давали быть тем, кем он себя чувствовал, — большим народным поэтом! Володю безумно любил народ, и он знал об этом. А его всю жизнь просто игнорировали… Всю жизнь! Это очень важно.
Мешала бюрократия — эта влажная ватная стена… И не просто мешала! Ежедневно ему лезли — и даже плевали — в душу! Концерты запрещали, фильмы годами лежали на полке, он ни разу не видел себя по телевидению… И это любимец народа— популярный настолько, что не мог выйти на улицу!
Да, его не сажали в тюрьму или в психиатрическую больницу, его не били… Но его «тюкали» по-другому… Не давали работать, не печатали, в самый последний момент снимали песни из фильмов… Его ломали, как кусок хлеба, пока он и сам вправду не сломался…
И у Володи все-таки были проблемы с юстицией: в последний год на него было заведено три дела! Мы эти темы не очень обсуждали, тогда у нас были другие сложности… Но ведь об этом никто не говорит, как будто все было нормально!
Моя книга не исторический труд, не дневник, а чисто литературное произведение. В общем, все факты правдивы, но я иногда объединяла события… В противном случае пришлось бы писать тысячу страниц. Я бы могла это сделать про такого человека, но это физически невозможно.
Я не живу, смотря фильмы о Высоцком и слушая его песни, — это больно… Я не мазохистка. Смотрела только материалы Крымовой, а самих передач не видела… Кстати, во Франции сделали прекрасную телевизионную передачу… Интервью с Володей и мое интервью они смонтировали так, как будто мы разговариваем… Я хотела купить ее и привезти в Союз, но это стоило так дорого, что я не смогла… Надеюсь, что советское телевидение когда-нибудь покажет эту передачу.
Мы это делаем на Западе… Шемякин опубликовал три тома… Фактически в этом издании собраны все стихи и песни. Конечно, там могут быть ошибки и неточные варианты… У Шемякина не было всех рукописей. Но я ему дала все, что у меня было.
Во Франции меня часто спрашивают, зачем Высоцкому было нужно это официальное признание? Французам непонятно, что здесь все централизовано, все принадлежит государству. Володя не мог пойти в другое издательство, не мог обратиться в другую концертную организацию…
Французы хотят слушать этот необычный голос, этот нерв, этот крик! Но теперь они хотят еще знать, о чем поет Володя… Будет издание его стихов, а там знают, что делают… Они уверены, что книгу будут покупать. Предисловие согласился написать Иосиф Бродский — единственный крупный поэт, который назвал Высоцкого поэтом.
С Солженицыным Володя не был знаком. Но мы вместе в Париже читали «Архипелаг ГУЛАГ». Володя был потрясен! Он считал, что Солженицын сделал нужное дело, даже совершил подвиг, когда описал все, что творилось при Сталине… Я тоже так считаю.
Во Франции есть такой человек — Амедьюри. Он все свои деньги вложил в издание пластинок Высоцкого («Светлой памяти Владимира Высоцкого»). Там все песни, все спектакли, все интервью… Я слушала только несколько пластинок… Да, я знала об этом, он позвонил и сказал: «Я люблю Высоцкого и хочу выпустить эти диски…» А это стоит бешеные деньги! Но он сделал этот своеобразный монумент Володе. (Издание не было завершено. Вышло 9 пластинок из задуманных 40. — В.П.)
Хотя я и вдова Высоцкого, но считаю, что у меня нет никаких прав на то, что Володя сделал в своей жизни. Я считаю, что все должны иметь возможность делать все. Потому что Высоцкий принадлежит всем.
В заключение я хочу добавить одну вещь, и скажу очень честно… Может быть, я обидела, даже оскорбила пять человек в своей книге, но я помогла жить многим людям, которые нашли в ней надежду. Они поняли: если человека поддерживают понимание и любовь, то можно бороться — даже в самых жестоких обстоятельствах… Можно преодолеть — хотя бы на время — эти ужасные проблемы — алкоголь и наркотики. Вся наша жизнь была переплетена с этой трагедией…
