Посмотри, се царит он, владыка ласковый, человек, сотворенный по образу и подобию божью, над птахами небесными и малыми букашками, над всей мусорной свалкой и над всяким гадом ползучим, надо всем, в чем еще живы нравственность, совесть, душа.
Владычествует он, Христюшин Миленкович, и над всякими былинками и прочими растениями поруганной фронтовой земли, и над всяческим навозом — материей отринутой, презираемой, но ведь из нее взойдет новая, лучшая жизнь, цветы и плоды, угодные богу, благоуханные — чистейшая невинность, надежда и мечта о новом Эдеме, о новом рае.
Изобретатель
В канцелярии смеялись, когда получил я эти подлые две недели отсидки как таковой…
А обер-егерь остановил меня в коридорчике и говорит:
— Катись ты к чертовой бабушке со своими изобретениями. Тоже мне выдумщик! Не попались на твою удочку, а? Куц кун гут [84], погорел ты, плутяга!
Потом пришел Ярка.
— Отдавай, — говорит, — шестьдесят крейцаров, ремень и коробок спичек, раз ты мошенник!
Так вот, чтобы вы не думали, будто я и впрямь преступник, да чтоб знали, какая на свете бывает несправедливость, послушайте…
24.4.1917.
Досточтимая императорско-королевская Казна, уважаемое Военное Министерство!
На святого Яна Непомуцкого минет уж два года, как по служебной линии пытаюсь я довесть до Вашего сведения об изобретении, сделанном мною для пользы государства, так сказать — о производстве оружия, каковое может стрелять порохом бес звука, а дробь или пуля летят при этом, как из самой обнаковенной винтовки, каковая стреляет до чрезвычайности громко.
Моя просьба — чтоб я, значит, мог таковое оружие изготовить, не получила никакого улидотворения.
А посему вновь обращаюсь к достоичтимой императорско-королевской Казне, чтобы выделили мне подходящий веркштат [85], мастерскую, значит, для изготовления оного предмета как такового посредством слесарного струмента и чтоб дадено мне было ружье и патроны, поелику я запросто могу выше указанную вещь изготовить и тем самым доказать досточтимой Казне, что это есть чистая правда, бес всякого, значит, обмана, и что вовсе я не изволил увиливать от военной службы.
Задолго до войны проводил я испытание, каковое увенчалось успехом, а посему в изобретении своем я уверен и совесть моя перед богом и людьми чиста, но которое получилось только временно.
Посему нижайше прошу помочь мне провесть это дело на солидной основе.
Ручаюсь, что из винтовки обнаковенной сделаю винтовку бесзвучную, точнее — с тихим выстрелом, ежели досточтимому имп. — кор. министру угодно будет приказать, чтобы дали мне сроку не меньше как год, построили бы мастерскую на нашем дворе и еще чтоб определили мне воспомощиствованье в количестве пятнадцати золотых в месяц, сигарет как таковых да бочонка машинного масла для смазки цапф.
Имею надежду, что моя нижайшая просьба будет бес отлагательно улидотворена, в том же часе обращаюсь к Вашей Милости черес нашего пана депутата, который посулился все это проталкивать.
Засим остаюсь с величайшим уважением
Йозеф Фабиан, Шицен рег [86]. 98, Машинен Квер Комп. [87] 6,
Мармарошцигед,
Венгрия, Европа.
Не торопитесь отправлять письмо в министерство, сперва перепишите начисто, не то вам вернут его назад.
Ну, да рано ли, поздно ли — своего вы добьетесь, чтобы, значит, люди не косились и папаша бы не ругался, что, мол, лучше бы я делал что по хозяйству.
Хотите знать, что это за изобретение? Ладно, слушайте, болваны вы эдакие.
Сколоти ящик, точно как я тебе объясню: полметра длины, тридцать пять сантиметров ширины и двадцать восемь высоты, из дюймового дуба как такового.
Снизу просверли дыру, вроде как в скворечнике, для ствола, и в точности такую же наверху, чтобы, значит, пулям было куда вылетать. Внутренность ящика хорошенько просмоли, как делают бондари, чтобы все щели, значит, залепило и звук бы никуда не выходил.
Для полной гарантии советую запихнуть туда охапку ржаной соломы да еще изнутри, вроде как обоями, оклеить вощанкой.
На почте на такой же манер устроены будки как таковые, обиты стеганой клеенкой, и коли хочешь помянуть кого недобрым словом, ругайся сколько влезет — никто тебя не услышит, никто не донесет.
Когда я служил в Венгрии, многие солдатики ходили на почту, в эти будки — душу отвести.
Да и у нашего окружного начальника — дай ему бог здоровья — двери тоже обиты. Чтобы, значит, когда он честит старост, никто бы сраму этого не слыхал и ничего бы не попало в газеты; ведь у него как такового и без того положение нелегкое, о чем сам он изволил говорить в трактире пану Бонди, который арендует свое заведение за сходную плату.
А чтобы обивку нашу не спалило, вощанка покрывается еще оцинкованной металлической обшивкой толщиною в три сантиметра.
Вот и получилось у тебя два ящика, один в одном, оба накрепко прихвачены и точно пригнаны.
А чтобы ящик не крутился, заклинь ствол ружья, как всадишь его в нижнюю дыру, драночными гвоздями.
Советую опереть ружье о дерево, лучше всего о вербу.
Можно с успехом палить наугад, как на передовой, а можно и целиться, коли сделаешь зарубку на верхней доске — чтобы, значит, наводить дуло, потому как мушка‑то замурована у нас в коробке.
В зайца как такового лучше всего целиться при помощи зеркала, наглухо привинченного к ящику.
Я стрелял по своему способу из охотничьего ружья в Грязной роще, что за Паржизковым лугом.
Ружье на вербе, собака у ноги.
Первый выстрел был, как из пистолета, и чуть, дьявол, не разнес ружье в щепы. А отдача такая, что прикладом меня стукнуло по уху.
Промыл я ушную раковину в ручейке, вытряс воду пальцем.
Потом шурупами притянул ружье к дереву и стал спускать курок издалека, за веревочку.
Второй выстрел был куда слабее. Вроде как баба чихнула — а-пчхи! — только двустволка сорвалась с вербы и упала, а ящик перевернулся.
Третий раз — словно бы кто бросил на земь тухлое яйцо — плюх!
Такой выстрел, голубчики вы мои, за пятьдесят шагов не услышишь.
Но ящик вдруг сам по себе сорвался и подлетел кверху… несколько раз перевернулся, стал падать наискось и, словно ошалелый, — бац! — собаке моей по носу, легонько проехался по ее спине и по хвосту сполз наземь.
Султан опустил свой лохматый хвостище как таковой и драла до дому.
Уж я ему свистел, я его кликал — куда там! «Ну, — думаю, — погоди, дьявол патлатый… Выколочу я дома пыль из твоей блохастой шкуры!»
Трактирщик увидал с веранды, что я стреляю, и подошел взглянуть на мое изобретение.
А я как раз сызнова прилаживаю ящик к дереву.
На трактирщика — ноль внимания. Не больно‑то мы с ним любим друг дружку.
Захохотал он противно эдак и говорит:
— Видать, у тебя мозги набекрень, дружище? Давненько люди поговаривают… Ну зачем ты приделал к ружью поросячье корыто?
Я ему сквозь зубы:
— Пан трактирщик, — говорю, — к чему эти оскорбления? Изобретения моего вам все равно не понять. Идите‑ка лучше своей дорогой…
А он раскудахтался:
— Ах ты, щенок ты безусый! Да ты еще и на свет не появился, когда у меня уже было ружье и я стрелял из него зайцев! Что ты себе позволяешь! Поглядите на этого нахала как такового!
В ответ на такие речи я только усмехнулся с презрением:
— Послушайте, вы, дядя, а кто ходит ночью стрелять в господский лес? Кто сидел в каталажке за всякие шулерские штучки? Кто обрюхатил бабу и дает деньги на своего байстрюка, а?
Он осекся и говорит:
— Ах ты недоносок! Ну, погоди, скажу твоему папаше, узнает он, какого сыночка вырастил! Уж я позабочусь, уж он тебе покажет, где раки зимуют…
