— Это все разговоры, — медленно покачал головой Ингрэм. Ты не можешь двигаться. И даже если бы мог, полицейские нас сграбастают, только высунем нос. Мы слишком крепко засели.
— Да, меня сцапают, но не тебя, — закричал Эрл; слова вырвались у него в порыве отчаянного возбуждения, но в конце концов черт с ним. — Пока ты отгонял машину, я слышал сообщение по радио. Они ищут только меня. Тебя никто не заметил. Ты меня слышишь? Ты свободен, как ветер.
Ингрэм задумчиво посмотрел на него.
— И ты не хотел говорить мне об этом, верно?
— А кто же только что рассказал?
— Да, конечно. Когда ты подумал про машину в Филадельфии и о том, как бы здорово её достать.
— Это не слова, — Эрл с трудом поднялся и неуверенной походкой подошел к кровати старика. — Скажи ему, что ты слышал. Подтверди, что полиция ищет только меня. Скажи ему правду.
Глаза старика светились злорадством.
— Я для вас ничего не собираюсь делать. Он надо мной куражился, а ты равнодушно стоял рядом. Очень здорово — так обращаться со стариком!
— Скажи ему, что ты слышал, — заорал Эрл. — Скажи, черт бы тебя побрал.
— Это правда. — Голос старика дрожал от страха и возмущения. Он взглянул на Ингрэма. — По радио про тебя ничего не сказали. Ищут только его.
— Теперь, я надеюсь, ты поверил, — Эрл ковылял взад–вперед по холодному полу, стараясь справиться с возбуждением и привести мысли в порядок. — Кольцевое шоссе пересекает главную дорогу и идет на Филадельфию. Я его сегодня утром видел. — Он подошел к кровати и потряс старика за плечо. — Я прав, папаша? Как оно называется?
— Юнионвиль–Пайк. Это две мили отсюда.
— И по нему идут автобусы, верно?
— Вечером автобусы проходят каждые полчаса. Они везут рабочих с фабрик.
— Самбо, мы можем выбраться отсюда. — возбужденно твердил Эрл. — Мы сможем выбраться, ты слышишь? Я напишу записку. Если её не будет в аптеке, найдешь её дома. Она даст тебе свою машину. И денег. Где бумага и карандаш? — Он проковылял к каминной доске и нашел старую пожелтевшую газету. Теперь карандаш.
На глаза ему попалась коробка для открыток, полная пуговиц, тесемочек, шнурков и запылившихся катушек ниток. Высыпав содержимое, Эрл торжествующе рассмеялся: на дне коробки оказался огрызок карандаша. Эрл развернул газету и нашел страницу с объявлениями, вокруг которых были широкие поля.
— Великолепно, — сказал он, аккуратно вырывая кусок газеты. Послюнявил карандаш, уселся и начал медленно, с трудом писать, шевеля губами в такт движению карандаша.
— Так вот как обстоят дела, Самбо. — Эрл нахмурился, разглядывая свое послание. — Юнионвиль Пайк проходит к северо–западу отсюда. Я расскажу тебе про каждый поворот, который будет по дороге. Ты поймаешь десятичасовой автобус и попадешь в Филадельфию в десять двадцать — десять двадцать пять. Внизу я написал адрес аптеки и адрес квартиры. Сначала отправляйся в аптеку. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть в записке слово. — У неё длинные черные волосы. Не беспокойся, ты её узнаешь. Передашь записку. Понял? Она знает, что к чему, и сразу возьмется за дело.
Ингрэм наблюдал за ним с кислой ухмылкой.
— Ты уже все спланировал?
— Это наш единственный шанс, Самбо.
— Тогда наше дело дрянь, — сказал Ингрэм. — Я никуда не пойду.
Он знал, каково сейчас снаружи; пока Эрл составлял свои планы, его воображение работало вовсю. Дождь, ветер, может быть ещё и молнии, полыхающие во тьме и заливающие убийственным светом все вокруг…И люди, глядящие в упор, и полицейские, разыскивающие его с дубинками в руках…
— Ты мне не доверяешь, верно? — спросил Эрл.
— Ты думаешь только о себе. А я — о себе.
— Послушай, Самбо, пошевели мозгами. Зачем мне нужно, чтобы тебя поймали?
— Не знаю.
— Не знаешь! Ты не знаешь! — с горечью передразнил его Эрл. — Ну ладно, я кое–что тебе скажу, раз ты так чертовски глуп. Без машины тебе тоже придет конец. Вбей это в свою курчавую башку. Барк мертв. Мы замешаны в ограблении со смертельным исходом. Или ты об этом не знал?
— Я не имею с этим ничего общего. Меня заставили…
— Ты хочешь умереть? Да, Самбо?
— Я не убивал Барка, — отрезал Ингрэм. — Меня не смогут осудить за это.
— Господи Боже! — с усталым отвращением воскликнул Эрл. Потом вздохнул и покачал головой. — Можешь ты мне сделать одолжение, Самбо? Пожалуйста, будь серьезен! Забудь про машину. Сиди и дожидайся полицейских. Но будь серьезен! — В голосе Эрла неожиданно зазвучала ярость. — Ты — убийца. Так же, как и я. Закон гласит, что мы несем ответственность за смерть Барка. Не веди себя, как дурак. Неужели я прошу слишком много?
— Я понятия не имею, что с ним случилось, — упрямо буркнул Ингрэм. — У меня даже нет пистолета.
Эрл осторожно оперся о спинку дивана и закурил, пытаясь казаться беззаботным и небрежным. Он долго молча наблюдал за Ингрэмом, с холодной точностью оценивая глубину его испуга. Затем, как бы между прочим, спросил:
— Тебе случалось попадать в тюрьму?
— Нет, — поспешно покачал головой Ингрэм.
— Я был в тюрьме в ту ночь, когда казнили человека. Ты должен это знать. И должен быть готов к такому.
Ингрэм отвернулся от изучающего взгляда Эрла.
— Я не нуждаюсь в поучениях. Могу себе представить, на что это похоже.
Эрл рассмеялся.
— Так всегда говорят люди, которые живут на свободе. Но они ошибаются. Как мне кажется, все их глупые представления просто взяты из фильмов. Ты знаешь, как это выглядит. Заключенные стучат палками в оловянные миски, цветные поют псалмы, все очень торжественно и немного пугающе. — Эрл покачал головой. — Все совершенно не так, Самбо. Знаешь, на что это похоже? Это как праздничный вечер. Событие. Все уже немножко обалдели и возбуждены. Складываются в общий котел и делают ставки на то, что сейчас произойдет. Ты можешь поставить полдоллара и выиграть целую кучу. Мой сосед по камере как–то выиграл восемнадцать долларов. Он отбывал пожизненное, большой везунчик.
Эрл медленно выпрямился и передвинулся к краю дивана, хладнокровно фиксируя страх, появившийся в глазах Ингрэма.
— Но для парня, которого собрались казнить, все обстоит совершенно иначе, — мягко продолжил он. — Тот уверен, что ничего не случится. Убежден в этом до самого последнего момента. Когда ему начинают брить голову, спрашивает, нет ли каких–нибудь слухов из кабинета директора. Потом приходит священник. Тут становится совсем здорово. — Эрл улыбнулся, глядя на дрожащие губы Ингрэма. — Священник объясняет, что все беды останутся позади, когда повернут рубильник. Говорит, что Бог ждет тебя, ждет с улыбкой на губах. Ты присоединишься к большой компании под его опекой, Господь покажет тебе все свои штучки и ты будешь чувствовать себя, как дома. Ты, конечно, веришь. Ты даже не особо беспокоишься о том, что произойдет, так ты стремишься попасть в эту большую компанию и стать лучшим другом Господа Бога. И священник становится твоим лучшим другом, Самбо. Он идет с тобой прямо к стулу и все твердит, как чудесно будет там, наверху. Он почти садится на стул, чтобы показать тебе, насколько все это легко почти, но не совсем.
Эрл швырнул сигарету в камин, заставив Ингрэма нервно дернуться.
— Тебя привязывают к стулу и надевают на голову металлический колпак, — спокойно продолжал Эрл. — Ты подпрыгиваешь, потому что череп у тебя голый, как яйцо. Потом все на тебя смотрят — охранники, священник, директор, парни из газет, всем интересно, как ты себя поведешь. Они тоже заключают пари. Один парень пытался порвать веревки, которыми был привязан, другие начинают плакать.
— Заткнись, — закричал Ингрэм; слова Эрла разбудили в нем старые жуткие страхи, что его могут избить и изувечить, что безжалостные люди станут над ним смеяться.
— Потом тебе остается только ждать, — не унимался Эрл. — Ждать, привязанным к стулу. Ты не знаешь, когда это произойдет. Смотришь на охранников и священника, наблюдаешь за их глазами, готовый закричать, если кто–то подаст сигнал. Но никакого сигнала не видишь. Тебя никто не спрашивает, готов ли ты, не пора ли включать рубильник. Если ты не нравишься директору, он даст тебе возможность немного попотеть — заставит рыдать и плакать в ожидании того момента, когда вспышка молнии расколет твою голову пополам. — Эрл снова сел на диван. — Вот как все произойдет, Самбо. Вот как все обстоит на самом деле.
