24. Пристрастие народа к сильным мира так слепо и восхищение перед их движениями, звуками голоса, наружностью так всеобще, что если бы сильные мира догадались быть еще и добрыми, их обоготворили бы.

25. Сильные мира пренебрегают людьми только умными. Люди умные презирают сильных мира, у которых только есть власть; добрые люди жалеют и тех и других, если у них есть власть или ум без добродетели.

26. Есть много властвующих, которые, если бы они узнали своих подчиненных и самих себя, устыдились бы своего положения.

27. Слабые ненавидят друг друга за то, что вредят друг другу. Сильные мира ненавистны слабым за то зло, которое они им делают, и за то добро, которого не делают им. Слабые делают сильных ответственными за свою беспомощность, бедность, за все свои несчастия.

28. Надо молчать о сильных мира. Говорить о них хорошо есть что-то вроде лести, говорить о них дурно, пока они живы — опасно, и подло, когда они умерли.

29. Когда приходится изменять что-либо в республике, то надо сообразоваться не столько с самым делом, сколько со временем. Есть времена, когда нет ничего такого, чего нельзя бы было делать над народом — он всё снесет, и есть другие времена, когда ясно, что нельзя достаточно быть осторожным с ним. Вчера вы могли отнять у города его права, привилегии, свободы, нынче и подумать нельзя переменить его вывески.

30. Какое счастливое положение то, при котором человек может сделать так много добра тысячам людей! И какое опасное положение человека то, в котором он может всякую минуту сделать зло миллионам!

31. Как жаль, что мы живем недостаточно долго, чтобы пользоваться уроками своих ошибок!

32. Партийность, принадлежность к партии, унижает людей даже больших.

33. Ни на чем так не видно того, что тщеславие есть порок постыдный, как на том, что оно не смеет показываться и скрывается под видом противоположной пороку добродетели.

Ложная скромность — это последняя уловка тщеславия. Она делает то, что тщеславный не кажется таковым, а, напротив, заслуживает похвалу за добродетель, противоположную его пороку. Это тонкая ложь.

34. Скромность часто смешивают с другим свойством, которое унижает человека в его собственных глазах и есть высшая добродетель смирения. Человек по своей природе высоко и горделиво думает о себе и только о себе. Скромность научает человека поступать так, чтобы никто не страдал от этой гордости. Это внешняя добродетель, она научает человека поступать с другими так, как будто он не считает их ни за что.

Смирение — другое.

35. Хотя между соревнованием и завистью и кажется, что есть нечто общее, между ними такое же расстояние, как между пороком и добродетелью.

Предмет, возбуждающий и соревнование и зависть, один и тот же: заслуги других людей. Разница в том, что соревнование это чувство свободное, мужественное, искреннее, оплодотворяющее душу, — чувство, побуждающее человека воспользоваться великими примерами и часто даже превзойти то, чем он восхищается. Зависть же есть чувство дурное, как бы вынужденное признание чужих заслуг, — чувство, заставляющее человека или не признавать добродетель в тех, в ком она есть, или отказывать в хвале ей и завладевать ее наградой, — чувство неплодотворное, оставляющее человека таким, каким он был, наполняя его мыслями о своей славе и делающее его холодным к произведениям других, заставляющее его удивляться тому, что есть кроме него даровитые люди на свете, в особенности обладающие теми дарованиями, которые они себе приписывают, — чувство, постыдная основа которого в тщеславии и самомнении, — чувство, которое внушает тому, кто страдает им, не только то, что он умнее и достойнее всех людей, но что только он один на свете имеет ум и достоинства.

36. Зависть и ненависть всегда соединяются и поддерживают друг друга. Разница между ними только та, что одно чувство (ненависть) привязывает к лицу, другое к положению, состоянию. Умный человек не завидует работнику, который сделал хорошую шпагу, или скульптору, который окончил статую. Он знает, что в искусствах есть правила и метод, которых нельзя угадать, есть инструменты, которыми надо уметь владеть. И такому человеку достаточно подумать, что он не учился мастерству, для того чтобы утешиться, что он не мастер в нем. Но такой человек завидует министру и всяким правителям, думая, что здравый смысл тот, который он признает за собой, только один нужен для управления.

37. Все говорят про глупца и хвастуна, что он глупец и хвастун; но никто не говорит этого ему, и он умирает, не зная о себе того, что знают все.

38. Ненависть так упорна, что главный признак близости смерти больного — это примирение.

39. Люди редко помнят свою молодость и о том, каким трудно было быть целомудренными и воздержными. Как только люди отказываются от удовольствий из приличия, или из пресыщения, или для здоровья, так они начинают осуждать их в других. В этом есть доля привязанности к этим оставленным удовольствиям: отказавшись от них, хочется, чтобы никто ими не пользовался. Тут есть нечто похожее на зависть.

40. Старые люди бывают горды, презрительны и неприятны в обращении, если только они не очень умны.

41. Между человеком притворяющимся и таким, какой он в действительности, такая же разница, как между человеком, снявшим маску.

42. Человек большого ума не бывает одинаков: иногда он более, иногда менее умен, иногда он в ударе, иногда нет. Если он благоразумен, то в таком состоянии он мало говорит, не пишет, не старается нравиться. Нельзя ведь петь с насморком. Надо подождать, пока вернется голос.

Но не то с глупцом. Он автомат, он машина, пружина. Гири тянут, и он движется, вертится, и всегда в одном направлении, и всегда ровно. Он однообразен и никогда не изменяет себе. Кто его видел хоть раз, видел его таким, какой он всегда. Он раз навсегда определен своей природой. Менее всего видишь в нем его душу: она не проявляется, она покоится.

43. Притворство в движениях и речи очень часто есть следствие праздности и равнодушия. Сильная привязанность или важные дела большей частью возвращают человека к естественности.

44. Приписывать своим врагам то, что несправедливо, говорить неправду для того, чтобы им повредить, значит мстить самому себе и играть в руку врагам.

45. Если люди не доходят в делании добра до того предела, до которого они могли бы дойти, то причина этого только их ложное воспитание.

46. Ничто так не похоже на искреннее убеждение, как дурное упрямство. От этого партии, школы, ереси.

47. Труднее всего хвалить именно то, что более всего достойно похвалы. Набожный человек восхваляет не святого, но набожного. Если красивая женщина одобряет красоту другой, то знайте, что она знает, что она лучше хвалимой. Если поэт хвалит стихи другого поэта, можно быть уверенным, что стихи эти плохие.

48. Если бы мы узнали, что есть на Востоке такие народы, которые добровольно пьют такой напиток, который вступает им в голову, лишает их рассудка и производит в них рвоту, мы бы наверное признали эти народы самыми варварскими.

49. Про людей не должно судить, как о картине или статуе, по первому взгляду. Покровы скромности скрывают достоинства и маска лицемерия — злобу. Только мало-помалу вызванные наружу временем и случайностями проявляются и совершенная добродетель и совершенный порок.

50. Бывают люди, вследствие своего ума достигающие знаменитости в какой-нибудь отрасли, но не имеющие достаточно ума, чтобы воздержаться от суждений о предметах, неизвестных им. И часто знаменитый человек представляется глупцом.

51. Хорошо быть, но не хорошо слыть философом.

52. Разумное поведение держится на двух основах: на прошедшем и будущем. Тот, у кого хороша память и есть способность предвидения, избегнет осуждения в других того, что он сам, может быть, делал прежде, или того, что ему самому, может быть, придется делать.

53. Говорят, что А. умер. «О! это большая потеря. Это был хороший человек. Ему бы надо жить: умный, приятный, твердый, великодушный, правдивый...» говорят про А. Но не прибавляют главного, что всё это так, но только если он точно умер.