Спрашивать о том, сколько раз надо прощать брата, всё равно, что спрашивать человеку, который знает, что пить вино дурно, и решил никогда не пить вина, сколько раз надо отказываться от вина, когда подносят. Если я решил не пить, то не буду пить, сколько бы раз ни подносили. То же и с прощением.

Если все добрые люди точно желают, чтоб не было грабежа, воровства и всех тех преступлений, которые делаются теперь, то им надо понять и помнить, что достигнуть этого никак нельзя насилием и наказаниями. Всё родит себе подобное, и пока мы не будем отвечать на обиды и насилия злодеев добром, пока будем наказывать их, делать то же, что и они, то тем будем только поощрять и воспитывать в них те злые чувства, об искоренении которых как будто хлопочем.

Баллу.

Наиболее почитаем у бога тот, кто прощает обиду обидчику, когда обидчик в его власти.

Магомет.

Только тот, кто не верит в бога, может верить в то, что такие же люди, как и он сам, могут устроить его жизнь так, чтобы она была лучше.

Когда бы люди захотели, вместо того чтобы спасать мир, спасать себя, вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, — как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!

Герцен.

Чем больше люди будут верить в то, что они могут быть приведены чем-то, помимо их воли, к изменению и улучшению своей жизни, тем труднее совершится это изменение и улучшение.

Исполняя свое внутреннее назначение, живя для души, человек невольно и самым действительным образом служит улучшению общественной жизни.

Если человек верит в бога в себе, он не может верить в то, чтобы насилием можно было устраивать жизнь людей. А между тем, страшно сказать, почти все люди, живущие в государствах, верят в устройство насилием и потому не верят в бога.

Страшно сказать, а это так и не может быть иначе.

«Когда среди 100 человек один властвует над 99 — это несправедливо, это деспотизм; когда 10 властвуют над 90 — это также несправедливо, это олигархия; когда же 51 властвуют над 49 (и то только в воображении — в сущности же опять 10 или 11 из этих 51), тогда это совершенно справедливо, это свобода».

Может ли быть что-нибудь смешнее, по своей очевидной нелепости, такого рассуждения, а между тем это самое рассуждение служит основой деятельности всех улучшателей государственного устройства.

Если бы мои солдаты начали думать, ни один не остался бы в войске.

Фридрих II.

Не утешай себя мыслью, что если ты не видишь тех, которых ты мучаешь и убиваешь, и если у тебя много товарищей, делающих то же, что ты не мучитель, не убийца. Ты мог не быть им до тех пор, пока не знал, откуда те деньги, которые попадают тебе в руки, но если ты знаешь, то нет тебе оправдания — не перед людьми (перед людьми во всем и всегда есть оправдание), а перед своей совестью.

Истинным законом бога может быть только такой закон, который один для всех людей.

Верь в бога, служи ему, но не старайся узнать его.

Не заботься даже о том, чтобы узнать, есть он или нет его, — служи ему, как будто он есть всегда и во всем.

Филимон.

Говорят: бог создал человека по образу своему; надо бы скорее сказать, что человек по своему образу сочинил себе бога.

Лихтенберг.

Когда мы по душе хотим переговорить с человеком о важном деле, мы стараемся сойтись с ним один на один, чтобы ничто не развлекало нас, не мешало нам. Как же общаться с богом, молиться при народе? Трудно при народе избавиться от заботы о том, чтò обо мне подумают, от пустословия, от рассеяния. Оттого и сказано в Евангелии:

«И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.

Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись отцу твоему, который втайне: и отец твой, видящий тайное, воздаст тебе».

Мф. VI, 5—6.

Если ты молишься, то делаешь это только для себя, для того, чтобы напомнить себе о том, что ты такое и что ты должен делать, и потому не думай, чтобы можно было угодить богу молитвой: угодить богу можно только повиновением ему.

Из всех обманов веры самый жестокий — внушение ложной веры детям. Ребенок спрашивает у старших о том, что такое этот мир, что такое человек и как надо жить, и старшие отвечают ему не то, что они сами думают и знают, а то, что думали и знали люди, жившие тысячи лет тому назад, и во что никто уже не верит. Так что, вместо духовной, необходимой ему пищи, ребенок получает что-то такое, что не может годиться ему и от чего ему придется с трудом освобождаться, когда он вырастет.

Не стыдно и не вредно не знать. Всего знать никто не может.

Если бы всё, что называется наукой, была правда, то все науки были бы полезны. Но так как наукой часто считаются пустые рассуждения людей, то надо строго разбирать, чему надо и чему не надо учиться.

Не нужно знать многое, нужно знать нужное.

С людьми, обращающимися к науке нашего времени с прямыми, простыми, жизненными вопросами, случается то, что наука отвечает им на тысячи разных, очень хитрых и мудреных вопросов, но только не на тот один вопрос, на который всякий разумный человек ищет ответа: на вопрос о том, что я такое и как мне жить.

Лучше никогда не читать ни одной книги, чем читать много книг и верить во всё то, что там написано. Можно быть умным, не читая ни одной книги; веря же во всё, что написано в книгах, — нельзя не быть дураком.

Все дела людские бывают двух родов. Про одни дела человек не знает и не может знать, выйдет ли толк из того, что он делает. Про другие же дела человек наверное знает, что выйдет то самое, для чего он их делает, и что в делании их никто ему помешать не может.

Посеет человек хлеб, — он не знает, войдет ли хлеб ему в руки, или пойдет град и выбьет посев или засушит засуха; построит дом и не знает, придется ли жить в нем, не сгорит ли дом, не придется ли продать его; заведет скотину, не знает, попользуется ли ей, не сделается ли падеж, и сам про себя не знает, будет ли жив завтра: нынче здоров и жив, а завтра болен или умер.

Но если человек занят тем, чтобы приучать себя к любви к людям, к доброте, к доброй жизни, к исполнению воли бога, — в этих делах никто и ничто ему помешать не может. Что бы ни случилось с человеком, но если он занят этим, то дело это всё делается и делается и он всё больше и больше успевает в нем.