Нет более прекрасного излишества, чем излишество признательности.

Полная бесхарактерность — очень противный характер.

Плохие шуты встречаются на каждом шагу, ничтожествами этого рода хоть пруд пруди. Остроумный забавник — редкая вещь; кто и родился таким, так и тому очень трудно долгое время выдерживать свою роль. Далеко не всегда человек, заставляющий смеяться, заставляет вместе с тем и уважать себя.

Есть такие люди, которые говорят прежде, чем подумают, есть и такие которые, напротив, утомительно внимательны к тому, что они говорят. В беседе с ними страдаешь от тяжелой работы их ума. Они точно нагружены фразами и разными оборотами их. У них всё обдумано, даже жесты и осанка. Это пуристы — блюстители чистоты языка; они не рискнут ни малейшим словечком, хотя бы оно могло произвести самый лучший эффект, у них не вырвется ничего неожиданно-удачного, речь их не течет свободным потоком: они говорят правильно и скучно.

Умная беседа заключается гораздо менее в том, чтобы выказать в ней много ума, чем в том, чтобы заставить других найти его в себе. Тот, кто выходит после разговора с вами довольный собою и своим умом, вполне доволен и вами. Люди вовсе не расположены восхищаться другими, они сами хотят нравиться, они не столько думают о том, чтобы научиться чему-нибудь у собеседника или даже просто весело провести время, слушая его, сколько о том, чтобы их самих слушали и восхищались ими. А самое утонченное удовольствие — это доставить удовольствие другому.

Большое несчастье не иметь достаточно ума, чтобы хорошо говорить, и достаточно рассудительности, чтобы молчать: вот где корень всякого нахальства.

Сказать о вещи скромно, что она хороша или дурна, и привести доказательства, почему она такова, требует рассуждения и уменья выражаться, а это трудно. Гораздо короче высказать решительным тоном, что такая-то вещь отвратительна, а такая-то чудесна: такой тон устраняет всякие доказательства.

Иные грубые, нетерпеливые и чванные люди, хотя бы решительно ничем не были заняты и не имели никакой надобности спешить куда-нибудь по делу, выпроваживают вас от себя, так сказать, не тратя лишних слов: у них одно в голове — отвязаться как-нибудь от вас. Им говоришь еще, а они уже уходят, исчезают. Эти люди не менее нахальны, чем те, которые останавливают вас для того только, чтобы наскучить. Впрочем, они, может быть, менее несносны.

Говорить и оскорблять для некоторых людей совершенно одно и то же. Они колки и язвительны, речи их пропитаны желчью, насмешки, оскорбления, обиды брызжут у них, как слюна. Им полезнее было бы родиться немыми или глупыми: та доля ума и живости, которою наделены они, вредит им больше, чем иным глупость. Они не довольствуются тем, что постоянно едко возражают, они часто нападают нагло, удары их сыплются на всё, что ни попадается на язык, и на присутствующих и на отсутствующих: они, как бараны, бодают рогами кого попало. И как от баранов нельзя требовать, чтобы они не имели рогов, так и нельзя надеяться исправить этим изображением таких грубых, неснисходительных, неподатливых людей. Лучшее, что можно сделать, это, как только завидишь их издали, бежать от них без оглядки.

Встречаются люди такого характера, с которыми никогда не следует связываться, на которых нужно как можно меньше жаловаться и против которых непозволительно даже оправдываться.

Можно быть человеком добрым, умным, прекрасного поведения и все-таки невыносимым. Манеры, которыми вы пренебрегаете, как неважным делом, нередко служат причиною того, что люди составляют о вас хорошее или дурное мнение. Небольшая заботливость о приятном и вежливом обращении с людьми предупреждает их дурные суждения о вас. Почти ничего не нужно для того, чтобы прослыть гордым, неучтивым, спесивым, неуслужливым, и еще меньше нужно для того, чтобы вас ценили за совершенно противоположные качества.

Мне кажется, что дух вежливости заключается в некоторого рода старании своими словами и обращением делать других довольными и нами и самими собой.

Отвергать равнодушно всякие похвалы — своего рода жестокость: нужно быть чувствительным к похвалам хороших людей, которые искренно хвалят в нас то, что заслуживает похвалы.

Не выносить все дурные характеры, которыми полон мир, еще не значит иметь очень хороший характер: для обращения между людьми нужны золотые монеты и мелкие деньги.

Жить с людьми, находящимися в ссоре, и постоянно выслушивать их взаимные жалобы и обвинения — это значит не выходить, так сказать, из залы суда и с утра до вечера слушать тяжебные пререкания истцов и ответчиков.

Внутренняя жизнь семейств часто смущается недоверием, ревностью и антипатией, между тем как довольная, мирная и веселая внешность обманывает нас и заставляет предполагать за нею мир, которого нет на самом деле. Немногие семьи выигрывают при ближайшем знакомстве с их закулисной жизнью. Ваш визит только что приостановил домашнюю ссору, которая ждет лишь вашего ухода, чтобы возобновиться.

Прежде всего уступает в обществе разум, и самых умных нередко ведет самый безумный и глупый: изучаются слабости его, расположения духа, капризы, к нему приноравливаются, избегают чем-нибудь задеть его, все подчиняются ему; малейшее прояснение на его лице вызывает ему похвалы, ему благодарны уже за то, что он не всегда невыносим. Его боятся, берегут, слушаются, иногда и любят.

Б и А соседи по деревне, и земли их смежны: они живут в местности пустынной и уединенной, далеко от городов и всякого общества. Казалось бы, что желание избежать совершенного уединения или же любовь к обществу должны были бы побудить их к взаимному сближению, а между тем трудно выразить ту безделицу, пустяки, которые заставили их прервать сношения и привели к ее неумолимой взаимной ненависти, которая перейдет и к потомкам их. Никогда родственники, даже братья, не ссорились из-за такого вздора! Представим себе, что на земле было бы только два человека, которые одни владели бы ею, разделив между собою: я уверен, что у них скоро появился бы какой-нибудь предлог для разрыва, хотя бы только из-за границ.

Часто гораздо короче и полезнее приноровиться самому к другим, чем заставить других приноравливаться к себе.

Я приближаюсь к небольшому городку и уже на высоте, с которой он открывается мне. Он расположен на склоне холма, река омывает его стены и течет дальше по прекрасному лугу; густой лес защищает его от северных ветров. День так ясен и воздух так прозрачен, что я могу сосчитать башни и колокольни городка; он кажется мне как бы нарисованным на склоне холма. Я невольно вскрикиваю от восхищения и говорю себе: «Какое наслаждение жить под таким чудным небом и в таком очаровательном местечке!» Я спускаюсь в городок и, не переночевав в нем и двух ночей уже становлюсь похожим на его обитателей: мне уже хочется бежать из него.